Финт покойной тети - Юлия Павлова

Я больше не прислушивалась к разговору. Что касается материальных и бюрократических вопросов, здесь моя мама ас.

За окном клиники дрожали от дождя на подвижных ветках желтые кленовые листья с зелеными прожилками. Настроение у меня было радужное.

Мама в разговоре с врачами нажимала на цифру «восемь», имея в виду, что обязательно появятся дополнительные издержки, например, реабилитационный период затянется. Эдуард Арсенович упрямо говорил о десяти, как бы ее не слыша.

Седенький врач уточнил, что коляску после удачного завершения операций с коленом надо презентовать кому-либо из малоимущих больных. На коляску мама согласилась сразу, а с цифрами было сложнее, они даже минут десять меня не замечали, пока мне все это не надоело. Дома остался Леша, и я мечтала застать его сонным, залезть под одеяло к теплому стройному телу, обцеловать любимое лицо. Я наклонилась к маме:

— Перестань торговаться. Деньги есть, хочу отдохнуть и поесть.

Мама, не меняя выражения лица, тут же услышала цифру «десять», согласилась и продолжала разговор дальше.

Две тысячи аванса я выложила на стол сразу, чем необыкновенно подняла настроение врачей.

Выйдя в коридор, я прохромала до пустого стола медсестры и набрала домашний номер. Времени было двенадцать дня. Леша сонным голосом поинтересовался, куда это его женщина сбежала с утра пораньше. Я радостно заорала в трубку о своей коленке — Эдуард Арсенович брался за операцию. Есть надежда стать нормальным человеком. Алексей слушал мой монолог, позевывая.

— Молодец. Давай садись в машину и приезжай побыстрее, мне без тебя грустно.

Я заплакала в трубку от счастья. Мама, подошедшая сзади, смотрела на меня с ужасом.

— Доча… — Она отметила непривычное для нее мое настроение. — Ты с кем разговариваешь?

— Мама… — У меня начиналась небольшая истерика. — Я влюбилась. Я никогда и никого так не любила.

Она отвела меня от столика медсестры, уткнувшейся в список больных, и поджала тщательно накрашенные губы.

— Он у тебя дома?

— Да.

— Ничего не сопрет?

— Да пускай берет все! Все, что ему нужно! Ой, я забыла спросить, погулял ли он с собаками.

— Понятно. Я еду с тобой.

Мама села за руль «Типо» — у меня ныло колено. Мне очень хотелось позвонить и предупредить Алексея о нашем визите, но она настояла на экспромте.

— Пусть будет все как есть. Не суетись, Настенька.

И я решила не суетиться, своей маме я верю. Больше всего было страшно за Алексея — а вдруг он испугается и больше не придет?.. Но он же не дурак, должен въехать в ситуацию…

Мама выезжала из больничного двора и была обеспокоена досаждающими ей со всех сторон транспортными средствами.

— Ой, мам, ты поосторожнее. Надо же доехать без проблем, Леша меня ждет. Кстати, черт с нею, с той квартирой, которую предлагает Гриша, что бы он ни предлагал. Ни от чего мы в жизни не застрахованы… и меня устраивает Катино наследство…

Мама даже остановилась. Я прикрыла рот рукой. До меня только что дошло, что я впервые в жизни приняла какое-то самостоятельное серьезное решение.

За два квартала до дома мать начала поглядывать в зеркало заднего вида, поправлять челку и причмокивать губами, «оживляя» помаду. Выглядело это смешно, но мне хотелось сделать то же самое. Ладно, бог не выдаст, свинья не съест.

В квартире пахло едой и мужским дезодорантом. Мать застыла в дверях, уставившись на Зорьку, Зорька так же внимательно разглядывала новую женщину, решая, может ли она быть бифштексом или любым другим видом еды. Вздохнув, отвернулась — бифштексы не пахнут так сильно духами.

Из кухни вышел Алексей, голый по пояс, в джинсах и в полосатом передничке. При виде нас он поднял брови.

— Анастасия, я яичницу сварганил. Здрасьте.

Мама открыла рот, рассматривая длинноволосого красавца.

— Леша, познакомься, это моя мама. Она очень захотела тебя увидеть.

Алексей встал перед мамой, оттолкнув Зорьку.

— Очень приятно. Алексей Захарович.

— Нина Валерьевна.

— Что вы встали в дверях? Проходите. Зорька, место.

Завтрак прошел «в теплой и дружественной обстановке». Мама ковырялась в тарелке и делала вид, что больше всего интересуется телевизором. Леша надел домашнюю черную, растянутую во все стороны футболку и резал яичницу ножом, без чего запросто до этого обходился. А я решила расслабиться и не нервничать. Мама очень любит меня, а я очень люблю Алексея. И пока эти два человека рядом, мне не может быть плохо.

Мама доковыряла глазунью до победного конца и распрощалась. В коридоре, переобуваясь в полусапожки, она напряженно молчала. Уже взявшись за дверь, погладила меня по голове:

— Он слишком красив.

— Папа тоже красивый, ты же не испугалась.

— Он слишком, понимаешь, слишком эффектен. У него хоть деньги есть или на твой счет живет?

— Поровну. А еще у него квартира тремя этажами выше. Сам купил.

— Да?.. Ну, может быть… — Мама сочувственно поцеловала меня в подбородок… И замерла. — Квартира у него в твоем подъезде?

— Да, на четвертом этаже.

— Та-ак. А мне, между прочим, Григорий названивает, спрашивает, когда ты на обмен решишься.

— Ой, мам, я так закрутилась. Операция…

— Не ври. Ты из-за него решила не переезжать.

— Ну мам…

— Настя, мы же договорились — квартира нечистая, надо отсюда линять. Ты же согласилась?

— Ну мам…

Она вздохнула, еще раз поцеловала меня, теперь в щеку, для чего мне пришлось нагнуться, и, крикнув Алексею: «Пока!», быстро ушла. Уверена, что она тут же побежала звонить отцу на работу.

Алексей при виде меня сделал глубокий выдох.

— Ну наконец-то. Насть, предупреждать же надо.

— Не могла, слишком неожиданно получилось. Надо сотовый телефон купить.

— Надо. Мне уезжать через полчаса.

— Куда?

— По делам. В типографии оживление намечается. Ты будешь дома? На ужин надеяться?

— Надейся.

— И еще, Насть. Ты извини, что я эти дни за твой счет живу. Все бывает. Но тут мне сегодня с утра денежки подвезли. — Леша достал из джинсов и положил на стол сто долларов. — На первое время должно хватить.

Он поцеловал меня в щеку и ушел, кликнув Зорьку. Квартира опустела.

Я пошла в спальню и легла на кровать, свернувшись калачиком. Стерва устроилась рядом, и я прижала ее к себе. Мне нечего было делать. Я сдерживала себя, чтобы не броситься сейчас же вслед за Алексеем. Я бы сидела на полу у двери, наблюдала, как он переодевается, как бреется и причесывается, как разговаривает с собакой, как запирает квартиру и спускается по лестнице… Тембр голоса, жесты рук, поворот тела… все любимо. Постоянно хочется быть рядом.

Но этого делать нельзя, слишком быстро можно надоесть. Остается лежать и ждать. Ждать, не двигаясь, и стараться не выть раненой собакой, которую бросил хозяин.

Не знаю, сколько прошло времени, за окном вечерело, а я все смотрела на гнущиеся под ветром деревья. Стерва лежала рядом из солидарности с моим настроением. Но вот она подняла голову, забеспокоилась, коротко тявкнула. В дверь длинно позвонили. Я испугалась, что это Лешенька, а ужин не готов.

За дверью стояла давешняя необъятная тетка, но без пуделя. Я жестом пригласила ее войти, и она, заняв половину коридора, тут же начала громко говорить:

— Слышь. Я чего спросить зашла? Я у Кати в последние месяцы прибиралась в квартире, ну как домработница. Вот решила зайти насчет работенки спросить. Может, и тебе помощница нужна?

Тетка тяжело дышала и смотрела на меня величаво, вроде как она меня присматривала для работы по дому, а не наоборот. Я стряхнула с халата две шерстинки Стервы и, задрав повыше голову, спросила противным высоким голосом:

— Как вас зовут?

— Татьяна Степановна.

— Я не знаю, Татьяна Степановна, мне посоветоваться надо с родителями. Но скорее всего после операции вы мне очень понадобитесь. Мне скоро операцию на ноге сделают.

— Ладушки, девонька. Я тогда опосля позвоню, у меня и телефончик от Кати остался. И это… семь долларов в час она мне платила. Давай открывай энту дверь, больно сложная она. Значит, через сколько тебе звонить?

— Через неделю. Вы лучше мне свой телефон оставьте.

— Дык нету его у меня, в очереди шестой год стою. Ты не переживай, я к тебе загляну пораньше, мало ли что, а мне недалеко дойти. С Чеширом все равно в этой стороне гуляю.

Женщина смотрела на мои руки, как будто я прямо сейчас начну ей по семь долларов выдавать. Я открыла дверь, и она протиснулась в нее боком.

— Оченно мне нравится, что квартира у тебя на первом этаже. А то как электричество вырубят, так и мучайся на высокий этаж.

Я закрыла за нею дверь. Представление с домработницей окончилось. Что теперь делать? Ах да, можно отвлечься! Нужно готовить ужин. А Стерва просилась на улицу.