Измена. Я только твоя. Лирическое начало (СИ) - Соль Мари

А потом написали из банка. В письме говорилось о том, что сумма долга была пересчитана. И мама, попав в категорию малоимущих семей, получила поблажку. Все пени, которые долго копились, исчезли. Остался размер тех истраченных средств, что она регулярно снимала с кредитки. Количество цифр сократилось, а срок увеличился вдвое. Так что теперь погашение долга имело вполне обозримые сроки.

И мама, не веря глазам, снова и снова читала письмо:

- Анька! Ну, ты представляешь? Она исчезла! Пеня! Как такое возможно?

- Не знаю, - ответила я, - Волшебство.

Той ночью я глаз не сомкнула. Нужно было ему отзвониться, поблагодарить. Нужно было испытывать радость! Ведь всё обошлось. Но мне было страшно. И я ощущала себя в западне. Будто я добровольно шагнула за грань. И обратно никак не вернуться! Кажется, я уже знала тогда, что мой долг перед ним будет только расти. И готовилась к этому, мысленно.

Глава 18. Витя

Помню твой день рождения. Июнь. Атмосфера была лучше некуда! Жара, правда, вечером даже, стояла такая, что пот в три ручья. Но я не был намерен сдаваться. Закупился шарами, цветами, подарками. Флакончик духов и серёжки, кулону под стать. Осталось придумать, как романтично вручить. Я долго смотрел из окна на площадку. Написать? Примитивно! К тому же, сотрут.

Петь под гитару баллады того хуже. Глазеть соберётся весь двор. А ты не любитель публичных собраний. Женькина хата была занята. Кому-то значительно проще поздравить друг друга. Кому-то. Не нам! Мы хоть и жили напротив, но остаться одни не могли. Твои постоянно сменяли друг друга на «вахте». Мои каждый вечер являлись домой.

Ну, я и замыслил снять номер в отеле. Но до того вознамерился сделать сюрприз. Через Женьку достал ЛВС, он общался с пожарными. Лестница метров пятнадцать должна была стать моим «пропуском в мир». Представив себя альпинистом, я по верёвочным хилым ступеням собирался взобраться наверх.

Мы обитали на третьем. И спальня твоя выходила окошком во двор. Форточку ты оставляла открытой. И просунуть шары не составит труда! Мы специально надули не сильно. Почти в каждом шарике было припрятано нечто. Записка, подарок, конфета. Я надписал их: «Люблю», «Обожаю», или попросту «Лопни меня».

Жека был в ауте от моих романтичных позывов. Всё, на что сам он отважился в день рождения Ники, был утренний секс и букетик цветов, раздобытый со скидкой.

- Лучший мой подарочек, это я, - заявлял он на полном серьёзе.

- Ты себя переоцениваешь, - отвечал я ему.

Задачей приятеля было фиксировать лестницу сверху, на крыше. В то время как я заберусь и впихну все шары в приоткрытый оконный проём.

- Капец, тебя штырит! - дивился Женёк.

- Чего ещё? - фыркал я.

- Любовь, сука! - с чувством парировал он.

Мы обустроили место на крыше, проверили весь инвентарь. Я взял с собой связку шаров. И спустился к подножию пятиэтажки. Снизу вверх оценил высоту. До окошка рукою подать!

Из подъезда на свет появилась соседка с ребёнком. Тёть Клава, или как там её? Она посмотрела на шарики в левой руке. Внучок у неё за спиной с интересом топтался на месте.

- Охо-хо! Это что ж за праздник такой? - улыбнулась она добродушно.

- Так... день разноцветных шаров, - осведомил я.

- День кого? - удивилась она.

Очевидно, в её времена было не так много праздников: первомай, новый год, посевная...

- День рождения! - повысил я голос.

- Ага, - покивала старушка, и тут её внук проявил интерес.

- Сяик! - воскликнул он, тыча в «букет» разноцветных шаров.

По взгляду я понял, отказ не прокатит. Пришлось подарить ему синий. Только когда они двинулись в путь, я увидел, что шар был с сюрпризом. Полчаса уповал на обмен. Но капризный ребёнок никак не хотел соглашаться! Пришлось откупиться конфетами.

Я вернулся к исходной. Поймал на себе убедительный взгляд. Женька бесстрашно лежал наверху, свесившись с крыши. Я подёргал канаты. Полез. Ощущая себя Винни-Пухом, я взбирался наверх вдоль кирпичной стены. Первый, второй этажи. И вот, ожидаемый третий. И форточка внутрь распахнута. Ждёт, когда я подберусь!

Уцепившись за лестницу, я отвязал первый шарик. Втолкнул его внутрь, увидел в окне, как он ловко запрыгал по полу, упал на кровать. Все остальные ждала та же участь. Я уже представлял, как ты вернёшься домой, как войдёшь, приоткрыв двери спальни. Как застынешь в дверях. И начнёшь поднимать их, один за другим. И читать рукописные надписи...

Вдруг, на исходе моей важной миссии, малая створка окна отворилась. И наружу явилось лицо твоей мамы. Заспанный вид говорил о внезапной побудке. Она, вероятно, спала на той самой кровати, куда я отправил шары. Вот удивилась, наверно!

Я чуть не упал:

- Е-лена Ги... оргиевна? Здравствуйте...

Она пригляделась:

- Уж не Виктор ли это?

Я кивнул:

- Это он.

Твоя мама вздохнула:

- А я уж думала, по мою душу пришли.

Я не знал, что ответить. Кивнул. Покосился наверх. Она тоже туда посмотрела.

- А это кто там сидит?

- Это Женька, - представил я друга.

Твоя мать помахала ему.

- Слезайте оттуда, - велела она, - Приходите пить чай! Скалолазы!

Мы свернули «пожитки» и спустя полчаса ожидали у двери. Твоя мама открыла при полном параде. Даже халатик на ней восседал, как влитой. Женька откашлялся, стараясь не видеть глубокого выреза. Она была ростом, как ты. Чуть крупнее, чуть женственней. Так что мы оба в сравнении с ней представали амбалами.

- Проходите, ребята! Устали, небось? - она оттолкнула кроссовки. Твои. Я узнал их по цвету.

Твой запах витал в этой тесной прихожей. Кофта, которую ты надевала курить, притаилась в углу. Мне захотелось коснуться её. Но я в тот момент не решился! Я был гостем, всего лишь. И пытался блюсти этикет.

- У нас нет ничего к чаю, кроме сухариков. Бабуля у нас отрицает мучное, - произнесла твоя мать. И, поставив пузатую ёмкость на газ, извлекла сигарету.

- Будете?

- Не, - ответили мы в один голос. Женька слегка офигел! Он скажет мне после о том, что почти «финишировал», глядя на сочное тело, прикрытое парой тончайших слоёв.

- Так что за идея с шарами? - спросила она.

Я смутился:

- Да так. Там внутри кое-что, - я сказал, а потом пожалел. Думал, вдруг твоя мама решит посмотреть.

Но она изумилась:

- Только не говори, что ты решил сделать ей предложение?

- А..., - я замешкался, - Нет. Но вообще, в перспективе...

- Она недостойна тебя! - махнула рукой твоя мать. И выдула облачко дыма.

Я нахмурился. Мне захотелось тебя защитить. Женька тем временем вышел в туалет. А я произнёс:

- Скорее всего, это я не достоин её.

Твоя мать улыбнулась:

- Понимаешь, родной? Мы с Нюткой такие безмозглые бабы. Она вся в меня, - ещё одно облачко так элегантно рассеялось возле лица, - А мне такой мужик нужен, который спуску не даст. Жёсткий, в общем! Иначе меня заносит. Вот был у меня первый муж...

Она, докурив, оперлась о тяжёлый рельеф подоконника:

- Любил меня жутко! И всё позволял. Даже измену простить был готов. Только я не простила себя, понимаешь?

Я не понял, но молча кивнул. Твоя мама присела на стул. Ноги сплелись под халатом.

- Я, может, специально ему изменила, чтоб поглядеть, как он будет вести себя. А он мне опять: прости, останься, бла-бла...

- Но... ведь это и значит любить? - попытался я вставить свои «три рубля».

- Любить можно по-разному. Я тебе говорю это не потому, что хочу отвратить. А просто, чтобы ты был готов к любому повороту событий. Либо держи в кулаке, либо ладонь разожми и пусти. Полумер не бывает! - продолжила Лена Георгиевна. Хотя... куда более логично было называть её Леной.

- Может быть, вы недостаточно хорошо знаете свою дочь? - отважился высказать мнение.

Женька стоял, не решаясь войти. Я слышал его шебуршание. Твоя мать улыбнулась:

- Всё может быть. Настоящее чувство меняет людей, это так. Вот в моей жизни ничего настоящего не было. Может хоть Аньке в этой связи повезёт.