Шанель №007 - Александра Романова

Бросив наше добро без присмотра, я бросилась вперед и успела отпереть замок буквально за секунду до появления подруги. Точнее, я отперла замок и крикнула: «Сюда!» — поскольку Настя неслась по дороге, далеко вытянув руку с ухватом, и имела такой вид, словно собиралась пропутешествовать подобным образом вокруг земного шара.

— Ух! — Она села и отерла пот со лба. — Ухват — хорошая вещь, но справиться с ним нелегко.

— А зачем ты бежала? — поинтересовалась я.

— Понимаешь… эта сковорода все время выскальзывала, и если б я замедлила шаг, то она бы выпала. Вот и пришлось поторопиться.

— Предупреждаю, — тут же внесла ясность я, — я ухватом пользоваться не стану. У меня не получится. — Разумеется, — не стала спорить Настя. — Ты будешь отвечать за плитку, а я за сковородку. Все по справедливости.

Ночью мне не спалось. От холода. Одеяло почти не грело. Снизу дуло. Я встала и надела на себя футболку со свитером, а также две пары носков. Это немного помогло, и, проворочавшись пару часов, я заснула.

Утром я подвергла допросу свою подругу:

— Слушай, а тебе было не холодно?

— Холодно, — подтвердила она, — но я сложила одеяло вдвое, и стало тепло.

— Надо же, — позавидовала я, — а я не могу сложить одеяло вдвое.

— Почему?

— Оно же становится коротким! У меня тогда ноги торчат и мерзнут. Или плечи.

— А у меня не торчат. Хотя я удивляюсь, что при нашем климате они не сделали хоть какого-то отопления. Домик-то картонный!

Да, климат давал о себе знать. Обещанной жары не наблюдалось. Наоборот. Я, например, надевала на себя все, что имела, за исключением разве что купальника и ночной рубашки. Гулять выходила в шортах, спортивных штанах, футболке, рубашке, свитере, куртке, двух парах носков и резиновых сапогах. Настя же придерживалась мнения, что скоро станет еще холоднее, и потому следует оставить что-нибудь про запас. Поэтому она обходилась без футболки и шортов. Я не поддерживала ее идеи, поскольку не понимала, как может еще похолодать без того, чтобы наступило великое оледенение. А тогда футболка все равно не спасет.

На следующее утро подруга накинулась на меня, как волк на ягненка:

— Ты зачем рассказала, что, если сложить одеяло вдвое, то торчат ноги или плечи?

— Поделилась опытом.

— Не нужен мне такой опыт! Вчера все было прекрасно, а сегодня из-за тебя я всю ночь не спала! У меня мерзли ноги и плечи! Придется идти к коменданту.

Комендант, пожилой, но крепкий мужичок, явно был неравнодушен к пышным блондинкам и делал Насте авансы, ею, разумеется, гордо отвергаемые. Но холод не тетка, и моя подруга отправилась к нему на поклон. Вернулась она раздраженная, однако с парой одеял.

— Ну, теперь ты не мерзла? — осведомилась она на третье утро.

— Как сказать, — призналась я. — Матрасы ужасно тонкие. Скажи, тебе снизу не поддувает?

— Абсолютно. А как может поддувать снизу? Придумаешь тоже!

— А мне поддувает.

Четвертое утро Настя опять встретила мрачно.

— Знаешь, — заявила она, — если тебе еще откуда-нибудь будет дуть, то ты молчи. Сбоку или с потолка — что ты там еще измыслишь? Я из-за тебя получу радикулит.

— Радикулит?

— Разумеется. Я всю ночь просто ощущала, как мой спинной нерв выходит из строя из-за жуткого сквозняка, веющего из-под кровати. Как жива осталась — не знаю.

И она, вздохнув, поплелась вымаливать нам по дополнительному матрасу.

Несмотря на холод, мы продолжали купаться. И вовсе не потому, что мы моржи. Наоборот, обе предпочитаем водичку теплую и милую. Однако жить у речки и не купаться представляется нам необычайно трагичным. К тому же у купания было то несомненное достоинство, что в воду Курицын за нами не лез никогда. В лес иной раз увязывался, а вода была зоной мира. К глазеющим студентам я быстро привыкла. Ничего, вот вернемся в город и посмотрим, кто будет смеяться последним!

В общем и целом отдыхали мы прекрасно. Особенно по сравнению с остальными. Остальные упорно жаловались на скуку и спрашивали, чем мы весь день занимаемся при такой жуткой погоде. Чем-чем? С утра завтрак. Потом идем в лес, а, если дождь совсем уж проливной, в игротеку. Игротека — это такой сарайчик, где собраны разные игры, видимо оставшиеся с былых времен, когда база отдыха функционировала в качестве пионерского (или как его нынче надо называть?) лагеря. Некоторые из них оказались одноразовыми, как, например, «„Титаник“ и айсберги». Там, если айсберги не совсем дураки, они всегда могут так окружить «Титаник», что ему некуда деться, и это хотя и соответствует жизненной правде, зато скучновато. Другие, типа «Ниндзя и самураев», имели непредсказуемый результат, и мы ломали себе над ними голову регулярно. Очаровательная игра «Рыболов», где удочкой на магните ты вылавливаешь из садка рыбу, напоминала сладкое детство и тоже была нами любима.

Должна признаться, что первые несколько дней мы были единственными посетителями игротеки. Однако вскоре к нам зачастили любопытные студенты, сперва с изумлением пожирающие глазами странные развлечения великовозрастных дур, а потом рискнувшие присоединиться. Ну и обыгрывали же мы их! Если б мы играли на деньги, то в августе могли бы поехать на Ривьеру. Все-таки интеллект — великая вещь. Особенно весомыми наши успехи были в игре «Смелые астронавты», самой «взрослой» из имеющихся — не для детей трех — пяти или семи — восьми, а для подростков тринадцати — пятнадцати лет. Мы с Настей составляли одну команду, а студенты другую. С помощью жребия определялась планета, на которую мы летим, а там происходили различные чрезвычайные происшествия. Если ты правильно оценивал ситуацию (например, знал, что по Венере не стоит бродить без жаростойкого костюма), то летел дальше, а если совершал ошибку, то терял жизненные единицы. Если же хоть один член экипажа оставался вовсе без жизненных единиц, корабль погибал. Впрочем, единицами можно было делиться друг с другом.

Так вот, за все время в эту игру нас не обыграл никто. И причина не только в моем увлечении журналом «Наука и жизнь», но и в мировоззрении. Представители молодого поколения, воспитанные в условиях рынка, в принципе не способны делиться! «Ха! — хмыкнул Вовочка в ответ на просьбу собственного штурмана одолжить десяток единиц. — Чего это я свои астробаксы тебе отдам? Нашел дурака!» Мы с Настей честно объяснили, что никакие это не астробаксы, а взаимовыручка экипажа, но нам, разумеется, не поверили.

Короче, до обеда нам скучать не приходилось. После обеда тоже, поскольку мы ложились соснуть. Кто-нибудь, возможно, и умеет скучать во сне, а мы нет. Проблема была лишь в том, чтобы не продрыхнуть до ужина, потому что надо было успеть посетить фермера. Фермера обнаружила Настя. На второй же день она с пристрастием вопросила:

— Знаешь ли ты, отчего мы мерзнем?

— От холода, — мудро пояснила я.

— Ничего подобного! Чукчи не мерзнут в сорокаградусный мороз.

— Дело привычки.

— Нет, дело в питании, — подняла палец моя подруга. — Нам не хватает животного белка. Растительный белок мы получаем в достаточных количествах. Я специально включила в наш рацион баночную кукурузу. Кукуруза — просто кладезь растительного белка. Однако организм требует животного, и с ним не поспоришь.

— Тушенки у нас в обрез, — осадила Настю я.

— Кладезь животного белка — парное молоко. Грешно жить в деревне и не оздоровить организм парным молочком. Он нам этого не простит!

Не приходится удивляться, что в тот же вечер мы, судорожно оглядываясь по сторонам, бежали на ферму, где продавали молоко. Оглядывались мы по той причине, что о чудесном месте Насте сообщили под большим секретом, поскольку коров было мало, а жаждущих много. Моя подруга обещала, что не наведет на ферму лишних конкурентов, способных нагло обскакать старожилов нашей базы и лишить их привычного лакомства. Вот мы и пытались избавиться от возможных преследователей. В общем, пока кругами доберешься до места, пока вернешься обратно — пора ужинать.

После ужина мы тоже не скучали. Мы занимались приготовлением пищи.

— Знаешь, — в приливе откровенности поведала мне Настя, — если б я жила не с мамой, а одна и готовила себе завтрак, обед и ужин, ни на что другое у меня явно не оставалось бы времени. И как это замужние женщины ухитряются еще и работать?

Да, наши с нею блюда — это не какие-нибудь скороспелки, поспевающие через пять минут. Два часа — минимальный срок! Я даже придумала усовершенствование, достойное Гая Юлия Цезаря, — мы уплотняли собственное время. Ставили сковородку на электроплитку, а сами шли на другой конец базы играть в бадминтон. Каждые полчаса я ходила проведывать пищу, и ни разу она не подгорела. Наоборот — обычно мы не выдерживали раньше, чем она казалась полностью готовой. Поев, мы ложились спать. А завтра — новый день. Когда люди скучают? Да, еще мы плавали по Вуоксе на лодке. Обе мы были не очень-то мощными гребцами и быстро уставали, зато обожали красивые виды, открывающиеся с воды. Гранитные острова, покрытые соснами, просто зачаровывали. Чары рассеивали лишь надписи, оставленные каким-то трудолюбивым мерзавцем. Не знаю, когда и зачем, но он вооружился ведром с масляной краской и наляпал всюду свои автографы. На одном острове красовалось пронзенное стрелой сердце, второй сообщал нам, что Серж дурак, третий и вовсе ругался матом. Хорошо, что мы с Настей близоруки! Есть и другое «хорошо» — когда в очередное плавание с нами навязался Курицын, мы заставили его всю дорогу грести под тем предлогом, что он якобы мужчина. Замерзли до смерти, однако Курицына отвадили навсегда. Жизнь была прекрасна!