Большая и маленькая Екатерины - Алио Константинович Адамиа

И Шадиман Шарангиа прослезился.

Поезд приближался к какой-то станции, и Николаоз вскочил. По правилам он должен был пить последним, но как раз правила и дисциплина, сказал он, вынуждают меня поднять тост вне очереди, и, несмотря на то что наш уважаемый Шадиман не очень-то любит Хашури и фамилию Гелашвили, я все же выпью за Гелашвили и за Хашури, потому что Хашури моя родина, а сам я Гелашвили.

Он выпил и, взяв кусок курицы, вышел…

Шадиману явно не понравилось такое поведение проводника, и он, нахмурившись, угрюмо посмотрел на начальника поезда.

Самсон аппетитно жевал пирожок.

— Сейчас ваша очередь сказать тост, господин президент!

— Как сказал Нико… — пыхтя и отдуваясь, начал было Самсон и запил пирожок вином, потом не спеша, с чувством выпил еще и опять набил рот пирожком, даже не удостоив тамаду взглядом.

Шадимана словно холодной водой окатили, он ехидно улыбнулся Самсону:

— Батоно президент, вы можете помедленнее кушать! Ведь нам спешить некуда!

— Брось ты эти дурацкие шутки, — вспыхнул начальник поезда, — никакой я не президент, и нечего надо мной насмехаться! Если ты жалеешь для меня хлеба-соли, то зачем было звать меня из другой компании? — Самсон встал, наполнив стакан шампанским, как и раньше, с расстановкой осушил его, стряхнул с пиджака крошки и, усмехнувшись в усы, словно извиняясь перед Ревазом, вышел из купе и с силой захлопнул за собой дверь.

Шадиман остолбенел. Ему показалось, что Реваз тоже хочет встать.

— Вы уж простите меня, Реваз, что я позвал за стол таких невоспитанных людей. Сегодня на них нашла дурь, а то… а то раньше они такими не были! Честно говоря, президент любит покушать, и, наверное, где-то в другом месте угощение было получше, но ничего, он попасется там хорошенько, а потом вернется к нам, чтобы принести нам свои извинения.

Реваз встал, посмотрел в темноту за окном и повернулся к Шадиману:

— Если вы не возражаете, я предложу тост за деревню Хемагали.

— Извините, я что-то не понимаю!

— Я хочу выпить за мою деревню, — сказал Реваз.

— Хемагали — ваша деревня? Вы живете в Хемагали?

И когда, улыбаясь, Реваз утвердительно кивнул головой, Шадиман с трудом поднялся и, с удивлением глядя на Реваза, решительно положил ему обе руки на плечи.

— С ума можно сойти! Оказывается, мы с вами соседи, ближайшие соседи!

Осмелев, Шадиман притянул к себе Реваза и крепко поцеловал.

— Я просто не могу поверить! Ведь я сам из Итхвиси! Значит, вы купались в Сатевеле, голыми руками рыбу ловили? Как я рад нашей встрече, батоно Реваз, вы просто не представляете! Итак, да здравствует Хемагали! Выпьем за Хемагали…

Шадиман заметно повеселел. Он выбросил в окно то, что не доели Самсон и Николаоз, и снова обратился к Ревазу:

— Значит, вы из Хемагали? Вы меня обрадовали, вы даже не представляете, как вы меня обрадовали!

Шадиман наполнил стаканы.

— Выпьем за наше соседство, за Хемагали и Итхвиси! Боже мой, мы такие близкие соседи, а я-то думал, что со мной в купе едет кто-то чужой. Значит, вы направляетесь в Хемагали? У вас там есть кто-нибудь?

— Отца хочу повидать.

— Представляю, как обрадуется старик! Александре? Александре Чапичадзе! Как же, как же, знаю! Слыхал о нем! Дай бог всего наилучшего сыну Александре Чапичадзе!

Шадиман снова наполнил стаканы.

— За здоровье Александре Чапичадзе, старейшины Хемагали! Обожаю его белую бороду! Как он будет рад…

В Хашури, по мнению Шадимана, поезд долго стоял наверняка в честь Гелашвили, но потом, вспомнив, что был экспрессом, понесся с большой скоростью, дав один долгий гудок, стрелой проскочил Лихи и стремительно влетел в Ципский тоннель.

Сырая прохлада и шум тоннеля ворвались в купе, и Шадиман до половины поднял окно.

Вагон закачался, как колыбель, и Реваз задремал. Глядя на него, Шадиман нахмурился.

«И этот тоже хорош! Сначала Гелашвили из Хашури испортили все, а теперь и хемагальский Чапичадзе туда же. Покушали, выпили, и братья Гелашвили удрали, а Чапичадзе сидит передо мной и спит. Стоило ли из-за этого огород городить? Стоило? Эх, о чем говорить, откуда им знать красоту нашего традиционного застолья!»

Вагон, как люлька, качает дремлющего Реваза, а напротив него, нахмурившись, молча сидит сердитый Шадиман. Правда, Чапичадзе из Хемагали совсем близкий сосед, и оба они купались в Сатевеле, но все-таки Шадиман видит его впервые, и это его смущает. Эх, хорошо бы вместо Чапичадзе здесь сидел какой-нибудь друг Шадимана! Тогда бы Шадиман хлопнул его по лбу:

— Эй, патриот, веди себя прилично, а то выброшу тебя из окна на ходу поезда! Нечего дремать за столом, открой глаза и выпей за мою землю. Хочешь, пей за Хемагали, хочешь — за Итхвиси, хочешь — за Легва и Копитнари. Этого требует вежливость, любовь к родине, уважение к тамаде стола.

Но Шадиман молчит, он вынужден сидеть как немой, потому, что этот его самый близкий сосед Чапичадзе для него совсем чужой человек… Даже за его белобородого отца Шадиман выпил с большим уважением или, может быть, он ошибся? Может быть, у отца этого Чапичадзе из Хемагали вообще нет признаков растительности на лице? Нет, наверняка у него длинная борода. Ведь когда Шадиман сказал — обожаю его белую бороду, на глаза Реваза навернулись слезы. Шадиман заметил это. Наверняка у Александре Чапичадзе длинная белая борода, и он похож на старого козла, а его гладковыбритый сын сидит здесь, в купе международного вагона, напротив Шадимана, и клюет носом.

Шадиман оставил окно приоткрытым, накрыл еду газетой, заткнул пробкой начатую бутылку шампанского и осторожно встал. Не подумайте, что Шадиман Шарангиа пьяница. Он просто любит компанию, красивые тосты, любит поспорить и пошутить, вспомнить старые истории; да, любит человек интересные разговоры и веселье, а это и есть смысл кутежа… Ну, а коли Реваз задремал, Шадиман считает вечер законченным. Он как-нибудь заберется на верхнюю полку и ляжет спать. Спокойной ночи, дорогой соседушка.

Шадиман развернул желтоватую простыню, подложил под подушку, величиной с кулак, портфель, и, когда он уже собрался подняться наверх, Реваз очнулся.

— Спокойной ночи, уважаемый Шадиман!

Шадиман удивился:

— Я думал, вы спите, — смущенно сказал он.

— Я задумался, извините.

Сосед, оказывается, не спал и не думал спать, а что, Шадиман, что ли, будет спать? Ни в коем случае! Сейчас увидите, как он умеет веселиться.

Шадиман снова открыл бутылку и наполнил стаканы.

— Не стоит ложиться, — задумчиво сказал Реваз, — ехать нам осталось всего-навсего каких-то два часа.

И Шадиман того же мнения! Не успеешь задремать, как поезд со свистом въедет в Хергу. Верно сказано —