Новая жизнь 8 - Виталий Хонихоев

— Сора-тян — говорит Бьянка: — как бы ни казалось со стороны, но я тут не принимаю решения. Решения принимает мой puddin’. А я — всего лишь инструмент в его руке. Любимый, чаще всего сжимаемый в этой руке… но всего лишь инструмент… — по губам скользит улыбка, дыхание становится прерывистым: — лишь бездушное орудие, которое он может употреблять так, как ему заблагорассудится… Ох! О чем это я? Ах, да… но если бы у меня было мое собственное мнение, то я с удовольствием бы пригласила Сору-тян жить в «Логове Злодейки», потому что ты мне нравишься.

— Как сложно и заморочено — качает головой Юрико: — а от того, что ты теперь его инструмент, наши с тобой договоренности по деньгам в силе останутся, или мне теперь с Кентой договариваться?

— Даже не надейся, Пигги-чан — тут же срезает ее Бьянка: — все останется как прежде. Думаешь сможешь Кенте подлизать и проценты повысить? Даже не надейся.

— Черт — грустит Юрико: — а жаль. А то пробралась бы в спальню и стала богатой девочкой.

— Ты и так богатая — фыркает Бьянка: — наши акции растут, ситуация на рынке развернулась, иск о банкротстве отозвали, так что ты богатая. Не ной мне тут. Ты мой финансовый советник, мне нытики не нужны.

— Ну… в самом деле грех жаловаться — признается Юрико: — Сора-тян, если все еще хочешь в гостиницу, я могу оплатить. Вот прямо на год. В «Хилтоне».

— Никак не могу свои глаза от твоих титек оторвать — жалуется Косум: — у тебя там магия какая-то, что ли?

— Магия? — Бьянка опускает взгляд и одной рукой проверяет свою грудь, в этот самый момент у окружающих и должны фонтаны крови из носа хлынуть, но мы сдерживаемся. Чудом.

— Нет никакой магии… — отвечает она, тщательно проверив правую грудь на наличие мистической силы: — антинаучны такие вот заявления. Грудь как грудь. Хочешь потрогать?

— Я… пожалуй воздержусь… — гнусавит, запрокинув голову назад и придерживая нос салфеткой, Косум: — а то еще открою в себе наклонности…

— А я бы потрогала! — говорит Юрико: — можно? Правда?

— Да пожалуйста… — пожимает плечами Бьянка, от чего предметы дискуссии — плавно качнулись из стороны в сторону, завораживая своим движением: — трогай. Мне не жалко. Мой puddin’ вчера меня так мял, так мял… я думала выемки тут останутся. Или синяки.

— Как можно! — вскакивает с места Юрико: — на таком совершенстве синяки ставить! Это же национальное достояние, а он туда своими лапами! — она тянется к Бьянке и тут опять хлопает входная дверь.

— Вот ты где! — произносит голос и я морщусь. Все-таки надо снова сигналку проводить, замки ставить и собачек заводить. Собак, жалко. А голос, я кстати — не узнаю. Поворачиваюсь и вижу крепкого мужчину скорее средних лет, чем пожилого возраста. Седина тронула его виски, линия челюсти четко выделена, сама челюсть волевая, такое скорее ожидаешь у какого-нибудь Супермена встретить, чем на японце средних лет. Дорогой серый костюм, галстук, золотые часы на запястье, но не это привлекло мое внимание. Мое внимание привлекло то, что пиджак у незнакомца топорщился под левой рукой, в подмышке. Именно там, где люди, насмотревшиеся фильмов восьмидесятых, таскают пистолет в оперативной кобуре. Неудобно же.

Я только открываю рот, чтобы вежливо спросить, какого черта ему тут надо и где у Бьянки пулемет, как с места вскакивает Натсуми.

— Ну, папа! — говорит она и мы все замираем.

— Немедленно домой! — провозглашает японец и обводит нас взглядом: — это что еще… — он наконец видит совершенно голую Бьянку в кресле и лапающую ее Юрико и багровеет, демонстративно отворачивается в сторону: — домой! Ты же ранена!

— Да там же царапина! Я больше напугалась… — отвечает Натсуми: — и вообще…

— Вот ты где! — снова раздается голос и рядом с отцом Натсуми появляется седой мужчина, будто отлитый из стали. Вот, отлили и в традиционное кимоно облачили. Твердый взгляд, уверенные движения и … руки. Перевитые канатами мышц и сухожилий, ни капельки жира. Мужчина в кимоно складывает руки на груди.

— Ну папа! — говорит Сора-тян.

— Приехали — спокойно замечает Юрико, продолжая массировать правую грудь Бьянки: — это еще хорошо что моего папашу из тюрьмы не скоро выпустят…

Глава 8

— И все. — говорю я, глядя честными глазами на следователя по особо важным делам Макото Сираи-сан. Она кивает и заканчивает писать. Ставит галочку на протоколе и протягивает мне на подпись. Я не испытываю иллюзий, через эту процедуру мне предстоит пройти еще раза два не меньше, потому что следствие само по себе дело не скорое, это только в кино пришедший на место происшествия детектив после краткого осмотра окурка сигареты выпрямляется и тычет пальцем «убийца дворецкий»!

В жизни же только для соблюдения процедур по оформлению протоколов осмотра места происшествия больше времени уходит. И не сказать, что все это — тупая бюрократия и глупость, эти правила придуманы для того, чтобы не совершить нелепых ошибок, не пропустить очевидных улик и чтобы на суде это все не было оспорено другой стороной. Нужная процедура в общем-то. Судя по тому, что я читал про японскую Фемиду в деле той же Невады-тан, она не очень-то и быстрая. Скорее даже медленная. И если в деле по «резне в Сейтеки» пройдет два года прежде, чем дело до суда доберется — я скорее удивлюсь почему так быстро.

— Еще один момент — говорит Макото-сан и достает из своего чемоданчика несколько стеклянных колб. Открывает пробку и достает палочку с ватным шариком на конце, такими тут уши чистят.

— Необходимо взять образец твоей ДНК — говорит она: — ты, конечно, можешь отказаться, но тогда…

— Конечно — отвечаю я: — а как…

— Открой рот… ага, вот так. — она быстро провела палочкой с ватным шариком внутри моего рта и закупорила палочку в колбе: — спасибо.

— Теперь… я выключаю запись — следователь нажимает на какую-то кнопку в своем диктофоне: — и позволь мне сказать пару слов без протокола.

— Э… конечно.

— Такахаси-кун, ты знаешь о том, что ты — приемный сын? — складывает руки на столе Макото-сан и строго глядит на меня. Новость слегка выбивает меня из колеи. Нет, все понятно, я вообще в это теле чужой, прибыл из другой вселенной, слегка отличающейся от моей… сама по себе теория о наличии параллельных миров, возможности перерождения, о том, что любая смерть