Теневые владыки: Кто управляет миром - Миша Гленни

В результате «правоохранительные органы, исходя из практических соображений, сами отказались от такой своей задачи, как охрана частных коммерческих структур», — утверждает Ольга Крыштановская, ведущий социолог новой России. Милиция и даже КГБ понятия не имели, как нужно регулировать область контрактного права. А «крыши» и мафия это знали: основная их роль в новой российской экономике заключалась в том, чтобы следить за соблюдением заключенных договоров. То были новые «правоохранительные органы», в услугах которых олигархи нуждались так же, как те сами нуждались в вознаграждениях от олигархов. А поскольку правовая сфера государства находилась на грани краха, это означало также, что природу юридической системы новой России определяли олигархи и мафия. Между 1991 и 1996 годами российское государство благополучно самоустранилось от регулирования отношений в обществе. В любом случае, оно не дало жестких и своевременных определений организованной преступности, отмывания денег или вымогательства, и в результате все коммерческие трансакции были в одно и то же время законными и противозаконными. Это относилось не только к трафику наркотиков и женщин, но и к перевозке машин, сигарет и нефти.

Олигархи и организованная преступность были связаны самым тесным образом. Здесь важно повторить, что с 1992 по 1999 год в России (и на большей части бывшего СССР) воцарилась самая противоестественная обстановка, в которой едва ли можно было провести грань между законным и незаконным, моральным и аморальным. А если бы в те времена преобладала власть закона, то не оставалось бы никаких сомнений в том, что деятельность олигархов заслуживает сурового наказания. Некоторые их методы были откровенно преступными по любым стандартам. Например, в первой половине 90-х годов такой важнейший процесс, как перемещение финансовых активов государства в карманы олигархов, осуществлялся посредством банков, сразу же включившихся в коррупционные отношения. Этот период был известен как «время легких денег».

В этой финансовой почве и давали свои побеги сорные травы. Пусть государственные учреждения и рассыпались на части, но отдельные государственные чиновники учились сосуществованию и сотрудничеству в новых деловых условиях. Старое советское уголовное право уже не в состоянии было регулировать ту бурную коммерческую деятельность, которая расцветала в 1992 году. Но вот отдельные бюрократы лезли из кожи вон, чтобы облегчить ее, вовремя одобрив заем из Центрального Банка или пожаловав драгоценную лицензию на экспорт. В то время паролем было слово «ресурсы» — и «ресурсом» бандита была его способность осуществлять убеждение посредством насилия. Олигарх мог, не брезгуя аферами, покупать за бесценок целые фабрики и использовать этот «ресурс» в качестве ключа, открывавшего дверь к новым фондам. «Ресурсом» бюрократа была его печать, всегда пребывавшая наготове в ящике стола. И каждая группа продавала свои «ресурсы» другой. «В советское время сделку начинал как раз бюрократ. Он хорошо понимал, что действовал на рынке, — в Советском Союзе вечно чего-нибудь не хватало, и бюрократ мог продать свое влияние, чтобы помочь человеку получить то, чего ему не хватало. Все кардинально изменилось в 90-е, когда люди — точнее, бизнесмены — стали сами приходить к бюрократам и предлагать им сделки», — поясняет Лев Тимофеев, математик, экономист и известный диссидент брежневской эпохи.

Этот простой трехсторонний сговор олигархов, бюрократов и организованной преступности был благополучно скрыт от большинства населения напряженными, полными драматизма событиями, которые выплеснулись на улицы Москвы: заказными убийствами, половой разнузданностью, вызывающей демонстрацией богатства и темными политическими интригами. Но самое главное, что маскировало его, — это криминальные войны.

«В то время заявили о себе несколько воров — в большинстве своем грузинских. У них была четкая задача: вытрясти из меня миллионы или, по крайней мере, взять меня в рабство», — Артем Тарасов, улыбаясь, рассказывает о бандитских стрелках, или «деловых встречах». «Стрелки» организовывались, когда «крыше» одного бизнесмена надо было что-то обсудить с «крышей» другого или уладить какой-то спор. В 90 % случаев «стрелка» завершалась соглашением, причем оба бизнесмена обязаны были делать то, что каждому из них сказала его «крыша». Правда, в тот раз Артем Тарасов едва унес ноги.

«С обеих сторон собралась целая армия — человек по 30–40. Клуб Володи Семаго на Таганке был оккупирован совершенно отъявленными головорезами, в открытую обвешанными оружием, один вид которых нормальному человеку внушал ужас…

Воры в законе со своей приближенной свитой уселись за столом в банкетном зале напротив Малика и Шамада, а меня с моим телохранителем посадили в соседней комнате и велели ждать. И вдруг буквально через секунду я услышал дикий крик за стенкой, взорвавший тишину переговоров.

— Зачем вы пришли? Что вы связываетесь с этим барахлом! — орали наши на воров. — Он просто сволочь! И вообще, кто вы такие?

— Мы — воры в законе! — кричали те. — А вы кто такие?

Поскольку все были вооружены, до начала стрельбы, очевидно, оставались какие — то минуты. Меня вызвали в зал. Все выглядело, как в гангстерском фильме, и казалось нереальным».

Оценив ситуацию, Тарасов принял правильное решение и сбежал. Он был, по всей видимости, первым олигархом, или протоолигархом, и ему повезло, что с этой «стрелки» он ушел живым. Присутствие бизнесмена на такой встрече, в разгар нерешенного спора, было делом необычным. Встречи между рэкетирскими группировками, или «крышами», с целью «перетереть» проблемы с соблюдением договоров были повседневным явлением. Однако сама природа «стрелки» предполагала ту опасность, что она перейдет в разборку — то есть в перестрелку. Вот как говорит об этом Вадим Волков, ведущий российский исследователь тех, кого он называет «дикими предпринимателями»:

«Проигнорировать или пропустить «стрелку» нельзя. Дело не в том, что неявка на «стрелку» автоматически означает поражение: это вредит репутации. Примечательная особенность «стрелки» — это ее семиотика. Улаживая что-то на «стрелке», ее участники упоминают не много подробностей, зато подают друг другу незаметные знаки. Все дикие предприниматели очень восприимчивы к этим знакам и умеют их читать, потому что те, кто не умеет, долго не живут. Важнее всего здесь — умение предсказать, не закончится ли все стрельбой, и подготовиться. Сколько народу следует взять на «стрелку»? Должны ли все они быть вооружены и готовы стрелять?.. Стоит ли рисковать?»

Отношения Тарасова с его «жрышей» являются отражением отношений олигархов с организованной преступностью в целом. Миллионеры и миллиардеры не могут просто так, без покровительства рэкета, получить прибыль и положить ее в свой карман, а бандиты процветают, поскольку олигархи нуждаются в безопасности. Чем состоятельнее олигарх, тем обширнее и богаче его «крыша»: каждый обеспечивает обогащение другого.

От классических мафиозных семей итальянского юга, Нью — Йорка или Чикаго российские рэкетиры 1990-х годов отличаются тремя особенностями.

1. Российские гангстеры неизбежно оказывались инструментом, обеспечивавшим переход от социализма к капитализму.

Несмотря на все убийства и перестрелки, российский криминалитет в действительности обеспечил определенную стабильность в период переходной экономики. Разумеется, по нормальным стандартам, вымогательство, похищение людей и убийства покажутся весьма суровым «полицейским режимом», а автоугоны и трафик наркотиков и женщин большинство из нас не сочтет законным деловым начинанием. Однако Россия находилась не в нормальных условиях. От организованной преступности не свободно ни одно общество, разве что такое, которое держится на жестоких репрессиях (хотя в Северной Корее уровень организованной преступности, безусловно, очень низок, бюджет этого государства в значительной степени зависит от продажи наркотиков преступным синдикатам соседних стран). Но если в такой огромной стране, как Россия, с такими природными богатствами и в период эпохальных изменений в мировой экономике одни правила игры (пятилетний план) заменить другими (свободный рынок), столь масштабные изменения обязательно предоставят исключительные возможности сообразительным, сильным или удачливым (олигархам, организованной преступности или бюрократам, власть которых внезапно перестало контролировать государство). Вне всякого сомнения, Ельцин и его правительство допустили ряд вопиющих ошибок. Однако в то время они подвергались сильному экономическому давлению, поскольку рушащаяся советская система больше не могла обеспечить снабжение населения продуктами питания, а инфляция достигала не менее 150 % (еще до либерализации цен) и останавливаться не собиралась. Необходимо было что-то предпринимать.