Исторический маразм Кремля и «Болота». Россией правят двоечники! - Юрий Нерсесов

Такое же передергивание наблюдается в душераздирающей фэнтэзи о 2 миллионах изнасилованных немок. Уже более 20 лет эти страдалицы кочуют из одного разоблачения в другое, начав свое путешествие со страниц изданного в 1986—1989 гг. исследования немецкого статистика Герхарда Райхлинга «Немецкие беженцы в цифрах». Который, как с изумлением обнаружил заглянувший в объемистый двухтомник ныне проживающий в ФРГ российский исследователь Игорь Петров (в сети блоггер labas), вообще никак не обосновывает свое утверждение.

Нечто похожее на обоснование имеется в изданной в 1992 году книге немецких феминисток Хельке Зандер и Барбары Йор «Освободители и освобожденные». Зандер и Йор приводят статистику рождаемости в берлинской детской клинике «Императрица Августа Виктория», где из 804 младенцев, появившихся на свет с 1 сентября 1945 года по 31 декабря 1946 года, у 34 родители значатся русскими. Высчитывают процент — 4,2%. Берут количество детишек, родившихся в столице Германии в сентябре 1945 года — августе 1946-го, — 23 124. Переносят статистику на них, ненавязчиво округлив с 4,2 до 5% и получив 1156. Предполагают, что родила каждая десятая забеременевшая изнасилованная, а остальные сделали аборт, а всего забеременело 20%, значит, жертвами разнузданной солдатни стало в 50 раз больше, чем родило, то есть 57800 женщин от 18 до 45 лет. Ну и, наконец, прибавляют к ним соответствующий процент берлинок от 14 до 18 и старше 45 лет, получив всего 131100, или 9,5%, фрау и фройлен столицы Третьего рейха.

Поскольку в Берлине, с учетом беженцев, тогда находилось порядка 3,5 миллиона человек, то есть примерно 5% населения Германии, умножаем на двадцать и получаем нужные 2262200. Ура! Зверства восточных варваров доказаны!

Проанализировав данные Зандер и Йор и сравнив их с представленными в книге документами, Петров справедливо обвинил дам в подтасовке. Отметив, что экстраполяция данных одной больницы на всю страну некорректна, он указал, что приведенная ведомость педантично разделяет детей оккупации на «russe» (русских), «russe?» (предположительно русских) и «russe/verge-woltigung» (русских от изнасилования.) Так вот последних оказывается всего 9 из 34, что автоматически сокращает итоговое число до 34702. Отменив феминистское округление с 4,2 до 5%, получим уже 29 150, но и это не все.

Немецкие авторессы жульничают, беря статистику по больнице до декабря, а по всему Берлину только до августа, что позволило им накинуть еще 15—20%. Ну и между делом сообщают, что изнасилованием в их трактовке является любой половой акт, когда женщина находится в безвыходном положении. То есть когда фрау хочется кушать и она отдается солдатику за банку тушенки, это тоже…

С тем же успехом граждане обличители могут взять ведомость больницы «Императрица Августа», сложить новорожденных в графах «amerikaner», «amerikaner/verge-woltigung», «engländer» и «frankzosen», получить 13 и на этом основании заявить, что американцы, англичане и французы изнасиловали в Берлине 50126 дам и девиц, а по всей Германии — 1 002 520. Однако шансов получить грант на такое исследование от потомков насильников нет, и потому она не будет написана.

ЮРИЙ ПИВОВАРОВ,

президент Российской ассоциации политической науки, академик Российской академии наук

Большевики не арестовывали Временное правительство

Штурма Зимнего дворца не было по одной причине — его никто не защищал… 25 октября 1917 года небольшая группа вошла в пустой Зимний дворец, где до ночи засиделись 4 министра, и те уклонились от встречи с визитерами. Тогда группа взяла и заявила, что Временное правительство арестовано, хотя оно об этом ничего не знало. И Троцкий (не Ленин — обратите внимание!) объявил, что в России свершилась революция. Ровно через год в Берлине немецкие большевики побежали по улице Унтер-ден-Линден к Рейхстагу, чтобы захватить его. Старый и толстый генерал Людендорф вместе с адъютантами лег за пулеметы и выкосил большевиков.

По мнению православного писателя Владимира Солоухина, министры Михаил Бернацкий, Дмитрий Вердеревский, Алексей Карташев, Александр Коновалов, Сергей Прокопович, Сергей Смирнов, Михаил Терещенко и Сергей Третьяков не эмигрировали. Александр Верховский, Павел Малянтович, Семен Маслов и Алексей Никитин не были расстреляны в 1938—1940 гг., а Кузьма Гвоздев, Николай Кишкин, Алексей Ливеровский и Сергей Салазкин остались в СССР, где и умерли в преклонном возрасте. В книге «При свете дня» Солоухин писал, что «все думали, что арестованных министров Временного правительства большевики по всем человеческим нормам будут открыто судить, а они, не мешкая ни часу, ни дня, посадили их в баржу, а баржу потопили в Неве».

Либеральный политолог и отец постановщика лживых псевдодокументальных фильмов о Великой Отечественной войне Андрея Пивоварова решительно не согласен с такой версией событий 25 октября 1917 года. По его мнению, граждан министров вообще не арестовывали! А все, кто утверждает обратное, — большевистские фальсификаторы. Несомненно, большевики способны на все, что угодно, но в данном случае их версию подтверждают и сами министры, в частности господин Малянтович:

«И вдругъ возникъ шумъ где-то и сразу сталъ рости, шириться и приближаться. И въ его разнообразные, но слитыхъ въ одну волну звукахъ сразу зазвучало что-то особенное, не похожее на те прежнiе шумы — что-то окончательное. Стало вдругъ сразу ясно, что это идетъ конецъ…

Кто лежалъ или сидель, вскочили, и все схватились за пальто…

А шумъ все крепнулъ, все нарасталъ и быстро, широкой волной подкатывался къ намъ… И къ намъ отъ него вкатилась и охватила нас нестерпимая тревога, какъ волна отравленнаго воздуха… Все это въ несколько минуть…

Уже у входной двери въ комнату нашего караула — резкiе взволнованные крики массы голосовъ, несколько отдельныхъ редкихъ выстреловъ, топотъ ногъ, какiе-то стуки, передвиженiя, слитый нарастающiй единый хаосъ звуковъ и все растущая тревога…

Ясно: это уже приступъ, насъ берутъ приступомъ… Защита безполезна — безцельны жертвы…

Дверь распахнулась… Вскочилъ юнкеръ. Вытянулся во фронтъ, руки подъ козырекъ, лицо взволнованное, но решительное:

— Какъ прикажетъ временное правительство! Защищаться до последняго человека? Мы готовы, если прикажетъ Временное правительство.

— Этого не надо! Это безцельно! Это же ясно! Не надо крови! Надо сдаваться, — закричали мы все, не сговариваясь, а только переглядываясь и встречая другъ у друга одно и то же чувство и решенiе въ глазахъ. Впередъ вышелъ Кишкинъ:

— Если они уже здесь, то, значить, дворецъ уже занятъ…

— Занятъ. Заняты все входы. Все сдались. Охраняется только это помещенiе. Какъ прикажетъ временное правительство?…

— Скажите, что мы не хотимъ кровопролития, что мы уступаемъ силе, что мы сдаемся, — сказалъ Кишкинъ.

А тамъ у двери тревога все наростала, и стало страшно, что кровь польется, что мы можемъ не успеть предупредить это… И мы все тревожно кричали:

— Идите скорей! Идите и скажите это! Мы не хотимъ крови! Мы сдаемся!..

Юнкеръ вышелъ… Вся сцена длилась, я думаю, не больше минуты…

Стало слышно: волна звуковъ сразу упала. Очевидно, это юнкеръ передалъ наше заявленiе. Потомъ шумъ опять поднялся, но онъ иначе звучалъ. Отъ сердца отхлынула тревога…

— Оставьте пальто! Сядемъ за столъ, — сказалъ кто- то, кажется, Кишкинъ. Сели. Я оказался рядомъ съ Коноваловыми

Я огляделъ всехъ, все лица помню. Все лица были утомленныя и странно спокойныя…

Шумъ у нашей двери. Она распахнулась — и въ комнату влетелъ, какъ щепка, вброшенная къ намъ волной, маленькш человечекъ подъ напоромъ толпы, которая за нимъ влилась въ комнату и, какъ вода, разлилась сразу по всемъ угламъ и заполнила комнату.

Человъчекъ былъ въ распахнутомъ пальто, въ широкой фетровой шляпе, сдвинутой на затылокъ, на рыжеватыхъ длинныхъ волосахь. Въ очкахъ. Съ короткими подстриженными рыжими усиками и небольшой бородкой. Короткая верхняя губа подымалась къ носу, когда онъ говорилъ. Безцветные глаза, утомленное лицо…

Почему-то его манишка и воротникъ особенно привлекли мое вниманiе и запомнились. Крахмальный, двойной, очень высокiй воротникъ подпиралъ ему подбородокъ. Мягкая грудь рубашки вместе съ длиннымъ галстукомъ лезла кверху изъ жилета къ воротнику. И воротничекъ, и рубашка, и манжеты, и руки были у человечка очень грязны.

Человечекъ влетелъ и закричалъ резкимъ назойливымъ голоскомъ:

— Где здесь члены временнаго правительства?