На краю. Тяжелый выбор России - Владимир Буковский

Власть не имела ограничений. Например, Англия – маленькая страна, тут далеко не убежишь. Вот дошли здесь до естественных границ, общество стало воевать, и появилась «Магна карта» (Великая хартия): ограничили власть абсолютного монарха.

А российская реакция была – бежать. В результате Россия строилась как государство с крыши, а не с фундамента. У вас никогда не было местного самоуправления.

Вот, например, Америка. Если завтра власть в Белом доме захватит какой-нибудь бешеный генерал, половина страны этого не заметит. Потому что не в Белом доме решаются жизненные проблемы страны. Все решается в каждом штате, им в общем Вашингтон не очень нужен. Когда нет местного самоуправления, страна обречена. Не может страна в 12 часовых поясов жить с правительством, которое все решает в Кремле. Тебе надо мост построить, а приходится ждать разрешения из Москвы.

До революции пытались решить эту проблему, создали земство, но потом большевики пришли. В результате Россия практически рухнула к 1918 году. Развалилась. Ленин с Троцким склеили эти куски, где-то на штыках, где-то на идеологии, на терроре.

И вот этот забальзамированный труп прожил 73 года. Это никогда не было живым государством. Меня всегда поражало в молодости, насколько это все мертвечина. Как только центральная власть ослабла, все вернулось к сценарию 1918 года. Так в истории неизбежно бывает – на чем прервался, к тому и вернулся. И все начало распадаться. А поскольку реформ не происходит, будет дальнейшая фрагментация. Будут куски.

Ну вот зачем, например, Дальнему Востоку Москва? И вот как-то вечером местный губернатор будет сидеть с местным командующим военным округом и пить, что они там пьют. И разговор: «Иван Иваныч, вам Москва что-нибудь дает? – Нет, только налоги надо платить. – А вам? – И сапогов не шлют. – Так что мы дурью маемся, давайте я буду правительством, вы – командующим армией». Что сделает Россия? Пошлет войска? Солярки не хватит. Все распадется, когда ослабнет центр, а это произойдет, когда упадут цены на нефть.

И вот пришел КГБ и его представитель Путин. И что они сделали? Вот три года были удачными с точки зрения цен на нефть, он что, использовал эти деньги на что-нибудь разумное? Нужно было перестраивать экономику. Он сделал все наоборот. Страна нуждается в федерализации, чем больше ты дашь местному самоуправлению развиться, тем лучше это будет для страны.

А этот заявил про вертикаль. Ну, молодец. Мы ломали головы, на какие куски распадется страна, он создал семь регионов, и теперь мы знаем, на какие куски она распадется. Он же не понимает ничего, этот маленький человечек, полтора метра с кепкой, кроме своей гебистской работы…

– Вы сейчас не занимаетесь Россией, как вы сказали. Чем же вы занимаетесь?

– Я занимаюсь, например, Европой. А здесь происходят процессы тоже малоприятные. Нам тут строят новую идеологическую диктатуру. Она пока очень мягкая, но по структуре – совершенно Советский Союз. Такая же недемократическая. Только там было политбюро 15 человек, а тут 25 комиссаров сидит в Брюсселе. Вот и вся разница. Идеология – меньшевистская, социал-демократическая. Но радости в этом мало. Очень скоро нам введут репрессивный аппарат. По последним данным, создается «Европол», у которого права экстрадиции без судебных слушаний.

– Вы имеете в виду Европол, который сейчас в составе Интерпола, или новую структуру?

– Нет, это новая структура. Посмотрите договор в Ницце, и такую же формулу они оставили в европейской конституции. У Европола будет право экстрадиции по 32 пунктам. Это очень широкий перечень – обычно законы об экстрадиции покрывают четыре-пять пунктов. Из них два особенно интересны, поскольку не являются преступлением ни в одной из стран – одна статья «расизм», а другая – «ксенофобия».

– Что это значит?

– Мне это очень понятно. Всех тех, кто будет возражать против дальнейшей интеграции, будут сажать за ксенофобию. А те, кто будет возражать против массовой иммиграции из стран «третьего мира» – те будут расисты. Вот статья 170-я и статья 190-я. Вот мне уже понятно, кто куда поедет.

Это особый процесс. И здесь, в Англии, многие недовольны этим процессом. Это уже меня непосредственно касается, потому что я здесь живу. Так что Советский Союз пришел непосредственно ко мне. Мне не надо туда ездить. Этим я пытаюсь заниматься. Хотя недовольных много, все это мало организовано, как правило, раздроблено. Я постоянно езжу по разным странам и понимаю, что объединение еще займет лет десять.

– Но ведь Великобритания занимает здесь особую позицию – всегда вместе с США?

– Это и стало камнем преткновения, вы же помните, что произошло в начале иракской войны. Полный раскол в Европе.

– Но ведь Европа тогда проиграла?

– Да, но эти люди не успокаиваются.

– Что это за люди такие?

– Инициатива этого принадлежит Социнтерну. То есть некой ассоциации социалистических и социал-демократических партий Европы. Это разрабатывается уже с 80-х годов.

– Вы имеете в виду идею противостояния единой Европы доминированию США?

– Да, это идея создания еще одного Советского Союза. Изначально идея была в том, что это (Европейский союз) соединится с Советским Союзом. Так называемая идея «конвергенции». Была такая великая мечта на Западе, что в какой-то момент большевики вернутся в лоно социал-демократии, поумнеют, смягчатся, создадут социализм с человеческим лицом. А на Западе к тому моменту социалисты придут к власти, и произойдет конвергенция.

И разделение мира исчезнет, не будет войн, нищеты, и наступит счастье на века. Этим они тут и занимались. Почему европейские структуры так похожи на советские? А их сознательно делали такими, чтобы они подошли к советским. Миша Горбачев ездил везде и выступал насчет общего европейского дома. А что это такое? А переговоры (у меня есть документы ЦК) так и шли, что европейские структуры должны строить так, чтобы они подошли под советские.

– И в СССР к этим идеям относились лояльно?

– Абсолютно. При Горбачеве, да. Если взять период до Горбачева, то в Москве к этому относились крайне отрицательно. Все начало меняться в 1985-м, когда Москва пришла к выводу, что конвергенция – это выход. Проблемы настолько велики, что в одиночку с ними не справиться.

Что такое было «новое мышление»? Это были перепевки социал-демократических идей. Мы тут за этим внимательно следили. И вот когда восточная часть рухнула, запад-то остался, и здесь продолжают это строить.

– В основном это Франция?

– Франция и Германия.

– Вы этим занимаетесь от лица какой-то организации?

– Да организаций очень много. Их здесь называют «евроскептики». Хотя это странно. Можно быть скептиком насчет того, что ты не знаешь, а то, что точно известно…

Этих организаций десятки. Есть целая партия, которая набирает много голосов на выборах, – это United Kingdom Independence Party. Я знаю все эти группы. И в других странах много таких групп и партий, которые пытаются противостоять этому процессу. Но они пока очень раздроблены.

Распад России неизбежен

(Интервью для газеты «Delfi», Литва. 2008 г.)

Известный советский диссидент Владимир Буковский последнее время все чаще появляется на тех или иных мероприятиях оппозиционных сил России. Он полагает, что столкновения с нынешним режимом в РФ неизбежны, к чему, в свою очередь, нужно быть готовым. Его мнение может быть неудобно как Западу, так и России. В отличие от многих он не идеализирует нынешнее устройство ЕС, называя еврокомиссаров «комиссарами в пыльных шлемах», равно как очень критичен и по отношению к нынешним российским властям.

– Владимир Константинович, понятно, что вы постоянно следили за событиями в России, но что заставило вас обратить более пристальное внимание на происходящее в РФ, вплоть до того, что вы были готовы баллотироваться на пост президента?

– Объяснение этому очень простое. Стало так плохо, что уже нужно что-то делать. То, что будет плохо, я понял еще в 93-м году. Тогда я осознал, что дело вперед не пойдет. Не решились вперед идти. Надо было проводить процесс над коммунизмом, начать декоммунизацию, процесс люстрации, но на это Ельцин и его команда просто не решились. Поэтому я и уехал в 93-м году. Я понял, что будет реставрация, и писал об этом и в своей книге, и в зарубежных журналах. И за тем, что происходило в России, я следил, но следил одним глазом, потому что понятно было, что будет происходить, а смотреть за этим в деталях было неинтересно. Я знал, что номенклатура вернется к власти, что в общем-то произошло не только в России, но и в ряде бывших республик СССР. Но в 2000 году в России все стремительно стало возвращаться в Советский Союз. И особенно меня задело, что власти стали возвращаться к психиатрическим репрессиям, а это задело меня лично, потому что в свое время не один год жизни отдал на то, чтобы эту форму преследования пресечь.