Бойцы моей земли: встречи и раздумья - Владимир Федоров

Вместе с друзьями–однополчанами он дошел «до Бранденбургских сумрачных ворот».

Мне повезло. Едва сняв погоны, я попал в Литературный институт, в творческий семинар Сергея Смирнова. Мне показали в институте легендарный диван, на котором до войны спал студент Сережа Смирнов. Впрочем, о студенческом житье–бытье поэт сам говорит в известной песне «Общежитие». Кто из нас не пел:

Я свой первый бокал за тебя подниму,Общежитие, пристань моя путевая!

Семинар у нас был дружный, остроязыкий. Парни собрались самые разные, но у каждого было что–то от нашего улыбчивого учителя. Кубанец Иван Варавва, украинец Сергей Мушник, северянин Владимир Морозов, южанин Вадим Зубарев, белгородец Виталий Буханов, смолянин Иван Рыжиков, воронежец Егор Исаев…

Вижу лица друзей, представляю их книги, которых тогда еще не было. Быть может, появлению этих будущих книг мы больше всего обязаны нашему зоркому и веселому учителю.

Мы учились у Сергея Смирнова и поэтическому мастерству, и гражданскому мужеству. По–моему, у настоящих поэтов эти качества неразрывны. Давним и главным врагом нашего учителя было мещанство всех мастей.

Мне повезло вдвойне. Мою первую книжку в Москве редактировал Сергей Смирнов. Никогда не забуду его бережного отношения к чужой строке:

— Вы ершистый — причесывать вас не будем!

Но когда замечания были справедливы — неудобно было подводить такого щедрого поэта и человека. Помню, с какой нежностью Сергей Васильевич отзывался о Михаиле Исаковском:

— Этот настоящий! Этому не грех посвящать стихи!

Теперь мне ясно: есть что–то общее в этих самобытных русских поэтах — Михаиле Исаковском и Сергее Смирнове: лукавая улыбка, удивительная прозрачность стиха, пришедшая с годами. И все же какие это разные поэты! Уж так повелось у нас на Руси. Что ни город — свой норов, что ни молодец — на свой образец. С вдохновением и проникновенностью Смирнов пишет о деревне:

Есть поля да белый цвет черемух,Есть леса да реченьки свои,Где в сплошных ракитовых хоромахНабирают силу соловьи.Как займутся посвистом бедовым,Поведут —замри и не дыши!Соловьи седым солдатским вдовамВозвращают молодость души.

Мало кто так глубоко, так искренне писал о русской женщине, как Сергей Смирнов в поэмах «Лирическая повесть», «Владычица морская», «Русская красавица», «Сердце на орбите», «Светлана»! Читатели горячо откликнулись на этот задушевный венок поэм. Сколько писем, открыток, телеграмм!

«Торжественно поздравляю и обнимаю с бурным пятидесятилетием п одновременно с Новым годом дорогого друга, уже поехавшего с ярмарки тихой трусцой. Советую надежно окопаться в этом не последнем рубеже и стоять почти насмерть в случае, если годы будут напирать неудержимой яростью, отходить с боем, защищая каждую пядь, завоеванную славным прошлым.

Твой Михаил Шолохов».

Сергей Смирнов пишет поэмы, песни, лирические стихи, короткие басни, меткие и едкие пародии. Своим творчеством он смел тесные перегородки узкой специализации. И прекрасный лирик, и зубастый сатирик. В этом я еще раз убедился, когда через двенадцать лет после первой нашей встречи мне довелось редактировать юбилейную книгу моего учителя «Веселый характер» в издательстве «Советская Россия». С какой скрупулезной придирчивостью и строгостью поэт отбирал стихи для этого сборника! В нем представлены все жанры поэзии.

Иные поэты, добившись отдельной удачи, начинают повторять себя. Сергей Смирнов слишком любит жизнь, чтобы повторяться в творчестве. Посмотрите, кому посвящает он свои стихи, и вы поймете, как широка его душа. Какая щедрая россыпь талантов! Здесь и учителя поэта, и его ученики, и друзья–однополчане, и новоселы целины, и наши космонавты, и пограничники, и шахтеры, и подруга поэта, и мать молодогвардейца Виктора Третьякевича.

Новаторство Сергея Смирнова зиждется на добрых традициях классической русской поэзии. Правильно подметил Семен Новиков — автор предисловия к юбилейной книге С. Смирнова, что короткие басни поэта очень близки к народным пословицам, они «динамичны, как взрыв»:

Не в ту средупопалКристалл,Но растворяться в ней не стал.Кристаллуне присталоТерять черты кристалла.

«Поэт Сергей Смирнов и сам мужал, и свою музу воспитывал в суровую пору. Я видел его стихи, написанные в окопах прославленной Восьмой гвардейской дивизии не на бумаге, а на бересте. Поэт творит для народа, и поэт всегда в гуще жизни», — свидетельствует С. Новиков.

Глубинное знание жизни отличает новые поэмы Сергея Смирнова «Свидетельствую сам» и «Сердце и дневник». В центре первой — биография поэта на фоне больших исторических событий, памятных для всего нашего народа, в центре второй — судьба ленинградской девочки Тани Савичевой, пережившей все тяготы ленинградской блокады, ее знаменитый дневник, который на весь мир прозвучал на Нюрнбергском процессе, как обвинительный документ.

Что роднит эти две внешне несхожие вещи? Их патриотический накал. В начале поэмы «Свидетельствую сам» поэт, не скрывая сомнений, обращается к себе:

Слушай, автор,может быть — неловкоОсвещать в печати личный путь?Но уж раз такая установка,Хоть умри,а сам собою будь.

Да, поэт Сергей Смирнов и в этой поэме и в поэме «Сердце и дневник», как и во всем своем творчестве, остался сам собой. Он с благодарностью вспоминает многих своих учителей.

Вспоминает он добром и «ударную шахту Метростроя», где получил первое трудовое крещение, и мудрого Максима Горького, по инициативе которого был создан Литературный институт для даровитых парней и девчат, учившихся в нем «без отрыва от станков, от борозд и лопат».

Лично мне дорогу осветилоИ согрело щедростью людскойНе одно,а сразу два светила:Мастера —СветловиЛуговской.

Правдиво и страстно рисует Сергей Смирнов суровые будни Отечественной войны в Москве и в блокадном Ленинграде, куда выехал лирический герой поэмы, получив спецзадание на родном заводе, эвакуированном в город Н.

То, что С. Смирнов видел воочью беспримерный подвиг голодавших ленинградцев, помогло поэту создать поэму «Сердце и дневник». Нежностью, болью, гневом пронизана эта песня о нелегкой судьбе маленькой ленинградки, потерявшей почти всю большую семью.

За окном — весеннее блистанье.А онасиротскизанеслаВ свой дневник:ОсталасьОднаТаня —Даже не поставила числа.

Ослабевшую Таню увезли из Ленинграда по знаменитой ладожской «Дороге жизни». Она знакома автору, который «сам эвакуировал оттуда опаленных временем орлят». Отсюда — достоверность бомбежки баржи с детьми гитлеровскими стервятниками и встречи спасенных детишек с нашими солдатами.

И когда онапо шатким сходнямШла, боясь, что свалится,ееПодхватил солдати тут же поднялНа руки,как детище свое.Пусть на нейтужурка не по мерке,Но, нетленность яркости храня,Взмылот ветрагалстук пионерки,СловнопламяВечного огня.

Судьбе юной ленинградки поэт придает символическое звучание. С не меньшим волнением читатели прочтут прозаические строки «От автора»: «Савичевы умерли не все. Мне удалось разыскать сестру Тани Савичевой — Нину Николаевну Савичеву–Павлову и заочно связаться с братом Тани — Михаилом Николаевичем Савичевым. Вот строки из письма брата о судьбе Тани: «…Она была отправлена на «Большую землю», в Горьковскую область, с детским домом № 48, где находилась, как сообщила воспитатель Карпова, сначала в Красном Боре, затем в Понетаевском детдоме, уже инвалидом 2‑й группы, после чего была отправлена в Шестаковскую районную больницу, где и умерла. Там и похоронена…»

Нелегко писать поэму по известному дневнику. Но Сергею Смирнову удалось избежать иллюстративности.

Перед нами вырастает образ терпеливой, доброй, мужественной ленинградской пионерки:

Время возвышаетОбраз ТаниИ ее доподлинный дневник.

А поэт Сергей Смирнов рядовым бойцом, как об этом рассказывается во второй части поэмы «Свидетельствую сам», мстил нацистам на фронте. Демобилизовали его в январе, «в победном сорок пятом». Поэт еще успел побывать до дня нашей Победы с выездной редакцией «Правды» на горячем трудовом фронте.