Письмо - Евгений Блажеевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ещё одно лето, с которым так много надежд…»
Ещё одно лето, с которым так много надеждЯ связывал, кончилось самым банальным обманомУ мёртвого времени, вместо зелёных одежд,Остались расписки банкрота и анжамбеманом,Точней, переносом на поздний расплывчатый срок,Оно сохранило надежд и желаний объедки,Когда перед носом отчётливо щёлкнул курок,Когда барабан повернулся на русской рулеткеНагана, и ты разглядел, как покрыла слюдаОсеннего солнца резные подробности клёна…Я твёрдо уверен — удача вернётся сюда,Но некому будет открыть на звонок почтальона.
1997«Я поздно пойму, что за сказочный дар…»
В.К.
Я поздно пойму, что за сказочный дар —Твоё обнажённое тело,Когда возникает взаимный пожарЛюбви за чертою предела.И хочется эти мгновенья продлить,Из прошлого взяв по осколку,Пока между нами незримая нитьЕщё не ослабла, посколькуВсему в этой жизни приходит конец,Не долго верёвочке виться.Осталась зола от горенья сердец,И надобно остановиться.Октябрь разбросает листву по полям,Бореем пройдётся по лесу,И нас навсегда разведут по полам,По признакам, по интересу,По призракам полузабытых дорог,Едва различимых под илом,По судьбам, которые выдумал Бог,По разным углам и могилам…
1994ИЗ ДНЕВНИКА
Всё реже встречаемся, по принужденью звоним.Ни прежний азарт, ни желанье не рвутся наружу.Январь пролетел и метельный февраль, а за нимПахнуло весной, и я знаю, что слово нарушу.
Ненужная память об этой усталой любвиИсчезнет в пространстве, где прошлому нет и следа.Прости, если можешь, и больше к себе не зови.Седьмое число. За окном наступает среда…
1998«Денёк появился и сник…»
Денёк появился и сник,Как наше свиданье, короткий.Лиловый исхоженный снег —Грязцою на наши подмётки.
«Не надо, — шепчу, — не винись…»И так от себя отпускаю,Как будто высокий карнизОслабшей рукой отпускаю…
1999НАТЮРМОРТ
Памяти И. Б.
Безбрежный океан,Волны упругий пульс,Печальный осьминогИ субмарина Немо…И безогляден курсВ мотке широт,И плюсК тому, что в жизни есть,В душе черно и немо…В кают-компании не глобус, а лунаС лицом таким,Что возникает одаПри виде голубою валуна,Да «Огонёк» сорокового года,Лежащий на столеЭпохи рококо,Где по углам стоятПодсвечники на страже,Где карта вечностиИ женское трико,Что сорвано при грубом абордаже,Соседствует с письмомОвидия к М.Б.,С черновиком в помарках и пометах…Но этот натюрморт,По сути и судьбеСлучайный,Растворяется в предметах…
А свет, сочась,Сквозь жалюзи течёт,Скользнув по чашке с кофе и окуркам,На бесконечный телефонный счётМежду Нью-Йорком и Санкт-Петербургом…
1996ИЗ БЛОКНОТА
Позабудутся имя и отчествоИ удвоится водки количествоВ беспощадной гульбе…Как тоске твоей — одиночество,Как свече твоей — электричество,Я не нужен тебе.
1999«Малиновый сироп с нарзаном…»
Памяти Игоря Бабицкого
Малиновый сироп с нарзаномВ стакане толстого стеклаНа фоне голубого моря —Вот натюрморт!.. Но истеклаТа жизнь весёлая на званомОбеде под сурдинку горя…
А в памяти остаться смогСтакан — образчик общепита —Толпой годов, тоской дорогНетронутый. И недопитаВода, как сорок лет назад…
1999«Ночной больничный двор слегка присыпан снегом…»
Геннадию Чепеленко
Ночной больничный дворСлегка присыпан снегом.Слетаются к стеклуСнежинки, словно моль.И корпуса молчат.Они сравнимы с некимУгрюмым банком, гдеНакапливают боль.
В палате, у окнаОтыскивая спичкиИ пачку сигарет,Я слышу, как впотьмахЗа лесом иногдаПроходят электрички,Квадригами колёсВздымая снежный прах.
И снова тишина.Морозом, как наркозом,Прихвачена земляИ голые кусты.Мы в темноте лежим,Как брёвна — по откосам,Пред болью подступающей пустыДушою… Но давайПошарим по сусекам,Остаток дней своихСжимая в пятерне,Давай поговоримС быстролетящим снегомИ поглядим на мирПри медленной луне…
1998«Мне не хотелось думать о делах…»
Ах, как давно я не был там, сказал я себе.
Ив. БунинМне не хотелось думать о делах,Звонить кому-то,Говорить о чём-то,И я решил, махнув на всё рукою,Послушать ночьС её тревогой нежной,Которую внушает лишь весна.
Мне захотелось повидать тебя…Но проходя по улице,КоторойНе хаживал лет шесть,А то и больше,Я был почти спокоен,И меняНе умиляли контуры былого,Холодным равнодушием дыша.
А вот и он — знакомый переулок,Но что это?! —Осколки кирпича,Обугленные стены,Экскаватор,Прожектора,Направленные косо,И глухота,Такая глухота!
Но дом,Где ты жила,Ещё стоял.И я застал зелёный огонёкВ окне моей любви полузабытой.
И я пошёл,Но встретил голоса:«Съезжаем завтра…» —Говорила тьмаМужским весёлым басом,И в ответСтаруха, очевидно,Отвечала:«Давно пора съезжать…»И я сначалаОстановился,А затем по доскамНеловко выбрался из переулка.
Зачем я эту совершил прогулку —Не знаю,Но холодная,СквознаяВозникла тяга.Я побрёл к мосту.
Москва-река несла последний лёд,И город засыпал,И ветер волглыйПронизывал,Но сделалось легкоОт ощущенья, что с тобой простилсяНа остром сквозняке воспоминаний,Которые обманывают нас.
Куранты за рекой пробили часВ душе возникла радость созерцаньяПри виде звёзд и медленной луны,Что освещала мартовский асфальтИ грубыеЧугунные перилаНа выгнутом безлюдии моста…
1996«И наступило великое безмолвие книги…»
И наступило великое безмолвие книги,Подобное безмолвию сечи,Когда текст и читательНесутся навстречу друг другу,Но сшибки ещё не случилось,А воспалённый мозгВсё глубже оседает в тенетах«Преступления и наказания»…
И вдруг — отчётливый стук,Требовательный стук в ночное стекло!..И взгляд мгновенно выхватывает из глубины осеннего мракаВетку глицинии,Что оплетала оконную рамуМоего кавказского дома,И бесформенно сидящую на ветке,Словно полусдутая покрышка мяча,Тронутую ржавчиной канализации крысу…
Властительница ночи заглянула в моё окно,Сверкая бисером глаз,Страша отвратительной желтизной оскала,И между нами возник вкрадчивый ужас,Который был —Не знаю почему —Обут в малиновые сапожкиИз дорогой замши.
1997«Когда-нибудь настанет крайний срок…»
