28 панфиловцев. «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!» - Владимир Першанин

– Не связывайся с ним, – предостерег унтера его помощник возрастом постарше. – Эти «максимы» еще в ту войну выкашивали целые роты.

– Давай магазин с бронебойно-зажигательными пулями, – требовательно протянул руку унтер-офицер.

Несмотря на молодость, он воевал в Югославии, прошел путь от Бреста, имел три награды. Очередь ударила рядом с пулеметом Москаленко.

– Сейчас мы ему продырявим кожух и добьем расчет, – шептал унтер-офицер, пристраивая пулемет поудобнее.

Вступать в поединок с русским «максимом» опасное, почти безнадежное дело. Молодой пулеметчик этого не знал, а может, был слишком уверен в себе.

Сержант Москаленко всадил длинную очередь в основание земляного уступа, он знал, как подрезать и разрушить такую защиту.

Оба немецких пулеметчика оказались на открытом откосе, где некуда было даже пристроить их «зброевку».

– Прыгаем вниз, – первым среагировал пожилой солдат. – Быстрее, Курт.

Он не мог бросить позицию раньше своего командира, а унтер-офицер, растерявшись, непростительно медлил.

– Нас убьют! – в отчаянии выкрикнул второй номер.

Иван Москаленко уже давил на спуск «максима». У этого славного русского пулемета точный и сильный бой, а патронов сержант Москаленко не жалел.

Очередь прошила и старого, и молодого немца, выбила из рук искореженный пулемет. Расчет катился по откосу, пробитый не меньше чем десятком пуль. Внизу, в кювете, пришел в себя молодой унтер-офицер.

Сил просить помощи у него не оставалось. Он просто пытался выползти, не замечая, что гребет руками на одном месте. У него были раздроблены тазовые кости, и кровь мешалась с мочой, стекая по новым сапогам.

Санитары уносили раненых. Возле дороги лежали убитые. Атака захлебывалась.

Обер-лейтенант, командир штурмовой роты, доложил своему начальству, что у него выбыла из строя четверть личного состава, убиты три унтер-офицера, а русские намертво засели в своих окопах.

Немцы кричат и суетятся лишь в плохих кинофильмах. В основном они действуют хладнокровно и обдуманно.

– Четверть роты – это много, но не смертельно. Русские дерутся, даже имея потери вдвое-втрое больше. «Продолжайте атаку», – приказали обер-лейтенанту.

А в окоп к капитану Гундиловичу скатился политрук Клочков и, запаленно дыша, торопливо заговорил:

– Надо вышибить фрицев с холма. Если мы этого не сделаем, через час некому будет воевать.

– Вышибем, – с неожиданной легкостью согласился капитан Гундилович, тщательно продумывающий любое серьезное дело.

– На холм лезть под огнем придется…

– Влезем.

– А куда нам деваться? – подтвердил артиллерист Сташков.

Он и двое его помощников занимались необычным делом. К полуметровым, гладко оструганным палкам крепили бруски тола, ввинчивали взрыватели, крепко обматывали взрывчатку толстой, слегка надрубленной стальной проволокой.

Политрук понял, что артиллерист мастерит самодельные гранаты, а длинные палки предназначены для дальнего броска. Здесь же лежали трофейные гранаты-«колотушки». К некоторым тоже были примотаны бруски тола. Оба капитана готовились к операции со всей тщательностью.

Одно из самых трудных дел на войне – взять высоту. Клочков, не раздумывая, предложил возглавить группу.

– Опыта у тебя маловато, – сразу отрезал Сташков. – Тут бывалые солдаты нужны…

– Вроде тебя, – усмехнулся политрук. – С располосованной щекой фрицев пугать?

– Эх, Василий, – печально вздохнул Матвей Сташков. – Думаешь, я с великой охотой в эту ловушку лезу? Был бы выбор, послал ребят помоложе и пошустрее. Только нет выхода. Оставим высотку фрицам, они до вечера минометным огнем роту к нулю сведут. Уже шестерых прямыми попаданиями накрыли. Лучше не видеть, что от них осталось. Надо с ними кончать, вот я этим и займусь с надежными ребятами.

Это был отчаянный шаг – попытаться захватить среди дня практически открытую со всех сторон высоту, и продиктован он был безысходностью положения. Продолжали упорно наступать немецкие штурмовые группы, которые пока удавалось удержать огнем пулеметов и винтовок.

Но проклятый холм с минометом и станковым «МГ 34» сводил все усилия на нет. Его надо было захватить любой ценой.

Командир роты и командир бывшей батареи решились на рывок среди дня. Сташков среди боеприпасов к трофейному 50 миллиметровому миномету обнаружил шесть штук дымовых мин.

Малый калибр миномета не позволял поставить полноценную дымовую завесу, эти мины предназначались для обозначения цели. Но точно выпущенные заряды могли создать хоть какое-то задымление и дать возможность группе из семи человек приблизиться к вершине холма.

Со стороны дороги почти до самой вершины тянулась узкая промоина, которой можно было воспользоваться, если не обращать внимания на опасность. Дал согласие присоединиться к группе Аликбай Косаев, на редкость сильный физически казах, бывший кузнец.

Ему было тридцать шесть лет, а мощные мышцы позволяли бросить гранату на полста метров.

– Не страшно, Аликбай? – спросил его ротный. – Назад вернуться шансов мало.

– Шансов, – усмехнувшись, повторил казах незнакомое ему слово. – У меня земляка на части миной разорвало, а следующая мина всего на метр мой окоп перелетела. И так и так смерть… надо идти.

Когда в сторону холма летели дымовые мины и вели огонь сразу несколько лучших стрелков, семь человек во главе со Сташковым уже пробивались вверх по промоине.

У каждого имелось несколько гранат, в том числе самодельных, изготовленных бывалым артиллеристом. Неожиданный рывок помог группе преодолеть половину расстояния. Затем немцы опомнились и открыли огонь.

Пуля угодила сержанту Короткову в голову, он упал, перегородив теклину. Остальные лихорадочно перебирались через узкий проход, невольно глядя на окровавленное лицо Ефима Короткова.

Снизу вел огонь из «максима» Иван Москаленко. У него имелись четыре ленты, и патронов он не жалел. Сержант не мог достать минометчиков, но сумел тяжело ранить командира расчета «МГ 34», а затем свалить второго номера.

– Алик, бросай гранаты, – скомандовал Матвей Сташков.

Высокий, широкий в плечах боец, не обращая внимания на свистящие рядом пули, швырнул немецкую гранату-«колотушку». Затем полуметровую самодельную гранату, удобную для броска.

Успел бросить гранату еще один боец и свалился, срезанный очередью в грудь и горло.

Но уже лихорадочно пробирался к окопам на холме капитан Сташков и тоже бросил самодельную гранату – четыреста граммов тола и обрезки стальной проволоки. Взрыв опрокинул миномет, смял тело командира расчета, оглушил остальных.

Четверо оставшихся в живых бойцов во главе со Сташковым добивали гарнизон холма из пистолетов и «наганов», который каждый получил перед выходом.

Аликбай Косаев, расстреляв барабан «нагана», догнал убегавшего минометчика и сдавил его своими мощными закопченными пальцами за горло.

– Шайтан… фашист, – бормотал он.

В ближнем бою погиб еще один боец, но трое солдат Панфилова во главе с капитаном Сташковым уже оседлали холм, разворачивали пулемет и выпускали из трофейного миномета последние оставшиеся мины.

Они сдерживали холм до темноты, пока не начала отход поредевшая рота.

Четвертой роте во главе с капитаном Гундиловичем и политруком Клочковым еще предстоят славные дела, а подвиг 28 панфиловцев навсегда останется в истории, хотя героев было больше, чем двадцать восемь.

Но это будет позже. Пока же рота отходила на новые позиции, чтобы продолжить битву за Москву.

Глава 7

Ноябрь сорок первого, панфиловцы наносят удары

В период перестройки и позже со страниц наскоро написанных статей и книг авторов, которые считали себя истинными патриотами России, обрушилась целая волна странной информации. Советский Союз и его руководители (в первую очередь Сталин) были представлены как бездарное скопище агрессивных руководителей.

Оказалось, что мы, а не Гитлер, готовили европейскую бойню, а Гитлер лишь опередил нас. Повторялось на все лады, что волевой и жесткий Сталин потерял в первые дни войны голову от страха и прятался неизвестно где.

Ему приписывались все ошибки и причины огромных потерь Красной армии в первый год войны. Сталин не учел, не продумал, пренебрег и так далее.

Красная армия в первые месяцы понесла огромные потери. Только в плен было захвачено около трех миллионов бойцов и командиров.

На 80 % армия состояла из сельских жителей. Колхозников, крестьян, называйте их как хотите. В ходе работы над этой и другими книгами о Великой Отечественной войне я опросил более двухсот участников. В основном рядовых, лейтенантов, капитанов.

В подслащенные маршальские и генеральские мемуары я верил мало, они были неискренны, писались под прессом цензуры, да и сами генералы зачастую уходили от правды.

Рядовые бойцы (в том числе офицеры до командира роты и батальона) были гораздо откровеннее. От них я узнал много того, о чем лишь мог догадываться.