Джуди. Или история моих перемещений (СИ) - Райтс Джей Ви

К слову, интересно, в каком именно районе мы сейчас находимся? Если женщина говорит по-английски, возможно, где-то неподалеку мой дом? В этот раз судьба ко мне достаточно благосклонна. Вот если бы я оказался в китайском районе, малайском или еще каком-нибудь, где не только не понимаю ни слова на местном, но и элементарно вывеску не могу прочитать с их-то письменностью, что делать тогда?

Не успеваю и глазом моргнуть, как женщина шустро снимает с меня пуховик, следом тянется к обуви, чем несколько смущает, но я ее опережаю и сам скидываю сапоги. Леди по-хозяйски бойко проталкивает меня дальше в дом. У окна в гостиной стоит большая наряженная красными и золотыми шарами ель. Рядом развешены декоративные рождественские чулки, под деревом виднеются украшенные бантами, аккуратно завернутые в глянцевую упаковочную бумагу коробки с подарками самых разных размеров.

На столе щедро расставлены праздничные закуски и напитки, в воздухе витает аромат запекающейся в духовке индейки. Видно, что хозяева постарались от души и отнеслись к подготовке со всей ответственностью. Дом выглядит точь в точь, как идеальная декорация для американского фильма про счастливую семью. Не может же быть, что все это только ради меня?

— Привет, Говард! — машет мне пацан лет четырнадцати на вид, только что оторвавшись от игровой приставки, поднимается с кресла-мешка, лежащего на мягком длинноворсовом ковре в углу, и направляется ко мне.

— Здорово, — робко откликаюсь я.

Пацан протягивает мне руку. Отвечаю рукопожатием.

— И когда ты, наконец, запомнишь, что надо использовать наше приветствие? — возмущается он и проделывает с моей рукой замысловатый трюк пальцами — сначала цепляется только первыми фалангами, потом скользит по раскрытой ладони и отдельно скрещивает наши большие пальцы, и завершает все это дело хлопком.

— Эм… постараюсь запомнить.

— Да что ты как чужой? Расслабься, чувствуй себя как дома… Это мне? — Он указывает на подарочный мешок у меня в руке.

— А, это? Да. Наверное.

Он забирает мешок и, не глядя, зашвыривает под елку.

Так выходит, я к этому мальцу в гости пришел? Мы друзья? Я что, сейчас в теле подростка?

В этот момент замечаю, что из-за кресла выглядывает чья-то еще маленькая белобрысая голова.

— Привет! — улыбаюсь и машу мальчонке. Тот улыбается в ответ и тут же прячется.

— Ну что, в приставку сыграем? Я тут новую игру скачал… — спрашивает паренек, который постарше.

— Конечно, давай. Только можно я сначала схожу руки помыть?

— Пф… Спрашиваешь! Ты как-будто в первый раз здесь.

Что ж. Очевидно, лучше не спрашивать, где ванная комната. Надеюсь, расположение санузла здесь такое же, как в моем доме.

К счастью, так и есть.

Заперев за собой дверь, выдыхаю и пытаюсь собраться с мыслями. Первым делом подхожу к зеркалу.

Оттуда на меня глядит совершенно незнакомый человек. Мальчишка с темными взъерошенными волосами. Достаточно высокий, но все же еще ребенок, что хорошо видно по слишком нежным чертам лица, отсутствию внятной щетины, хотя несколько волосков под носом и на подбородке я все-таки нахожу, а также россыпи мелких прыщиков на лбу.

Так и есть. Думаю, мне четырнадцать или пятнадцать. И снова здравствуй, пубертат.

На мне красно-белый свитер, усыпанный рядами из примитивных изображений елочек. Вполне сносно. У моего друга вообще на груди красуется огромный рогатый олень с красным носом. Да-да. Тот самый Рудольф. Так что, можно сказать, мне повезло.

Телефон! В тот раз он был единственным, что оказалось при мне, из той жизни.

Ощупываю карманы и нахожу его в заднем кармане джинсов. Зажмурившись, зажимаю клавишу и провожу пальцем по экрану, пытаясь его разбудить. Без толку. Значит, это одно из правил игры. Только вот зачем мне вообще с собой телефон, если он все равно не работает?

Как бы мне отсюда выбраться, и побыстрее? Вспоминаю, что во французском районе сим-карта была активна, когда я переставил ее в аппарат той девицы. Хм… Можно ли это как-то использовать? Надо подумать.

— Говард, у тебя там все в порядке? Горячее уже на столе, — раздается звонкий голос заботливой хозяйки одновременно с тихим стуком в дверь.

Как же она смущает!

— Да-да, мэм. Уже иду.

— К чему эти формальности? Называй меня просто Аннабель. Мы же почти семья.

— Хорошо, Аннабель, — выкрикиваю в ответ.

— Вот и славно.

Она уйдет из-под двери или нет?

— Мама! — доносится из гостиной высокий голосок их младшенького, и надсмотрщик, наконец, покидает свой пост.

Я умываю лицо, чтобы освежиться и взбодриться, смачиваю и пытаюсь привести в порядок волосы, которые, как и положено всему, связанному с переходным возрастом, не хотят слушаться, но все же становится немного получше. Промакиваю кожу первым попавшимся полотенцем и выхожу.

К этому времени в комнате уже появился глава семейства, о чем мне с щенячьим восторгом сразу сообщает Аннабель:

— А вот и Питер спустился. Кажется, вы давно не виделись. Да, Говард? Какой замечательный повод!

Питер, единственный из всех присутствующих здесь, одет совершенно обычно — в брюки, рубашку и коричневый жилет. Его внешний вид не требует времени на осмысление и борьбу с первоначальным шоком. Так что я просто с улыбкой произношу:

— Здравствуйте.

— Привет, Говард. Жаль, что твоим родителям пришлось отлучиться по работе в праздники, но я очень рад, что ты смог присоединиться к нам. — Он пожимает мне руку.

Как официально. Хотел бы я поинтересоваться, что у моих, то есть Говардовых, родителей за дела такие, чтобы оставить сына отмечать Рождество с чужими людьми. Но спросить не могу. Думаю, Говард либо об этом уже осведомлен, либо ему знать не положено. И все же становится немного обидно.

Семья рассаживается за столом.

Отец во главе. Аннабель по правую руку от него.

— Томас, садись напротив, вместе с Говардом, а Уилли пусть сидит рядом со мной, — предлагает она.

Ага, значит, Томас — это старший брат.

Уилли, насупившись, идет к матери.

Том гордо восседает между отцом и мной.

Питер произносит молитву перед едой, а остальные на минуту затихают, сложив ладони лодочкой и опустив голову. Я повторяю за ними.

Затем начинается раздача еды, бурные разговоры, воспоминания из детства, поздравления, тосты. Говорят, конечно, в основном взрослые, по большей части Аннабель. Питер слушает, периодически кивает и вставляет пару уточняющих фраз. Уилли ерзает на стуле, то и дело роняет еду — на себя и на пол, получает тихие замечания и напутствия на ушко от матери. Том то перешептывается со мной, то навостряет уши и прислушивается, не ляпнет ли Аннабель чего лишнего — разговорчивые мамы ведь любят иногда поделиться подробностями голопопого детства своего отпрыска во время визита друзей, — то вдруг загорается энтузиазмом и дополняет скупую на детали историю отца о том, как они строили домик на дереве, а потом там поселились ласточки.

Аннабель следит за тем, чтобы все тарелки были наполнены, и каждый попробовал кусочек сочной индейки с хрустящей корочкой, вот ту ароматную картошечку и это потрясающее канапе, которое Том приготовил сам.

В общем, я наблюдаю чудесный праздник счастливого, дружного семейства. Все собрались за одним столом, все внимание друг на друга. Тепло, уют, подарки, вкусная домашняя еда, и многие могли бы такому позавидовать. На секунду и мне хочется раствориться в атмосфере волшебства, почувствовать себя частью чего-то важного. Но я не могу отделаться от чувства — что-то здесь не так. Точно. Аннабель мила, улыбчива, но при этом как-то уж слишком сильно старается всем угодить. Словно сама постоянно из-за чего-то напряжена. Для кого же все это шоу?

— А теперь время для общей фотографии, — говорит она.

Все мы встаем из-за стола и собираемся возле ели, кроме Питера. Он подходит к камере на штативе, ставит на таймер и присоединяется к нам. Вскоре раздается прерывистое попискивание.

— Чи-и-из, — восклицает Питер, и, когда срабатывает вспышка, все улыбаются.