Сказки древнего леса - Яна Чёрненькая

- Мы опять на Осьму пришли? – спросил Димка друга.

- Да, только выше по течению. Мы сейчас около старой мельницы, - сообщил ему Ваня.

- Здесь мельница есть? – заинтересовалась Василиса.

- Была. Еще когда Шахово существовало. Теперь-то от нее одни сваи остались.

- Давай все равно посмотрим, - попросил Димка.

- Если хочешь, давай, тут близко, - пожал плечами Ваня и свернул направо.

Они прошли метров сто, когда им открылся обрывистый берег, а внизу журчала Осьмушка, перебегая по небольшим порожкам. Здесь она была глубже и шире. Дна видно не было, а на поверхности торчали верхушки двух огромных свай.

- Тут глубоко? Можно купаться? – обрадовалась Лиса.

- Здесь омут. Но очень вас прошу – не надо здесь купаться. Со дна до сих пор всякие доски могут торчать, да и глубоко очень. Опасно! – сурово ответил Ваня.

- Ты чего такой занудный? – насупилась девочка. – Прямо как мама: тут опасно, там опасно. Я, между прочим, в бассейн хожу и хорошо плаваю. И Димка тоже. И вообще… Вот прямо сейчас и здесь искупаюсь – зажарилась уже вся! – она принялась расшнуровывать кроссовки.

- А на дне могут лежать сокровища! – подхватил ее идею Димка. – Сейчас поднырну.

- Даже не вздумайте! – рассердился Ваня. – Полезете в воду, и я тогда больше никуда вас не поведу. И на Затоку тоже! Между прочим, я за вас отвечаю.

- Ты серьезно? – расстроилась Василиса. – Никогда не думала, что ты можешь быть таким… занудой, - она зашнуровала кроссовки.

- И правда, Вань, ты как-то уже слишком… - повел плечом Дима. – Чего там может быть, в этом омуте? Он, может, и глубокий, да только тут в ширину метров пять от силы будет. Где здесь тонуть-то?

- В водоворот затянет, и утонете, - сказал Ваня и, повернувшись спиной к реке, зашагал прочь от опасного места. Дети, поскучнев, последовали за ним.

- Обещайте мне, что без меня сюда ходить не будете, - попросил через некоторое время Ваня.

- Обещаю! – сказала Лиса, скрестив пальцы за спиной. Это у них с Димкой обычай такой был. Когда нужно соврать, нужно было пальцы скрестить и тогда вроде как ничего, вроде как и совесть не мучает.

- Обещаю! – сказал Димка, повторив жест сестры.

Ваня ничего не заметил, или просто не понял, а потому тут же повеселел, даже какую-то песенку под нос мурлыкать начал. Василиса прислушивалась к ее словам, но никак не могла понять, на каком языке он поет. Вроде и на русском, но как-то не совсем.

Lepi Ive terga rozeTebi, Lado, sweti boze.Lado! Sluiaj nas, Lado!Pewke, Lado, pewomo ti,Sedca nase wklaniamo ti.Lado! Slusaj nas, Lado!

Наконец, любопытство взяло верх, и она спросила:

- Вань, а что ты такое поешь? Это не на русском языке?

- Хорватский, - ответил мальчик, будто это было в порядке вещей. – Но могу и на русском петь. Языки в целом-то очень похожи, - и он без особых проблем перешел на русский. Мотив у песни был не так чтобы сильно затейливый, но чувствовалась в ней старина.

Я в саду рву алы розы,Тебе, Ладо, светла боже.Ладо! Слушай нас, Ладо!Песни, Ладо, тебе поем мы,Сердца наши к тебе склоняяЛадо! Слушай нас, Ладо!

- Красивая песенка, - сказала Лиса. – А Ладо – это имя той богини, которая была первой берегиней?

- Ага, - кивнул Ваня. – Ладо – это просто такое обращение было к ней на древнерусском языке.

- А откуда ты хорватский знаешь? – заинтересовался Димка.

- У отца был друг-хорват, он и научил, - пожал плечами Ваня. – О, кажется, я знаю, чем вас развлечь! – сказал он через несколько минут и, покопавшись в кармане, вытянул оттуда небольшую деревянную трубочку.

- Ой… флейта! – подпрыгнул Димка, приглядевшись к ней. – Дай поиграть!

- Сам ты, флейта, - передразнила его Лиса и щелкнула по протянутым рукам. – Это свирель. Ты что, Ваня, еще и на свирели играть умеешь?

- Совсем немножко – меня бабушка научила, - ответил мальчишка и опять покраснел. – Хотите, могу сыграть вам что-нибудь?

- Да! – подпрыгнул Димка. – Только можно мне тоже попробовать… ну потом, позже?

- Можно, - улыбнулся Ваня и заиграл.

Мелодия у него вышла на диво: озорная, веселая, бесшабашная. В самый раз для летней прогулки по лесу. Лиса на ходу пыталась подтанцовывать, Димка хлопал в ладоши. Когда музыка закончилась, дети рассмеялись: какой-то пичужке так понравилась песенка, что она увлеклась подпеванием и продолжила выводить свои подражательные трели после того, как Ваня перестал играть. Услышав детский смех, пичужка смутилась и умолкла. Обиделась, наверное.

Василиса попросила Ваню развлечь их еще какой-нибудь мелодией. И понеслось. Как оказалось, мальчик отлично играл на своей свирели и знал очень много разных композиций, а, может, даже и на ходу их выдумывал. Поэтому время летело, словно стрела из тугого лука, а дорога уводила путешественников все дальше и дальше от дома. Когда они вышли из леса, время близилось к раннему ужину или позднему обеду, как посмотреть. Перед ними раскинулось узкое заброшенное поле с тремя развалившимися домиками, а вдалеке виднелись какие-то низкорослые деревья, судя по всему высаженные нарочно.

- Вот мы и вышли к усадьбе, - обрадовал их Ваня. – Вон, видите, заброшенный сад. Старые яблони еще помнят, как тут все было раньше.

- А где усадьба? – непонимающе огляделся вокруг Димка. В самом деле, нельзя же было посчитать те заброшенные деревянные дома усадьбой.

- Так нет ее больше, - пожал плечами Ваня. – Давно уже нет. Вон там она стояла, - он указал рукой в сторону сада. - Чуть поодаль от деревьев. Красивая была. Белокаменная. Помещик жил там богатый – на его деньги церковь на Затоке и построили – там несколько зданий, колокольня. Такое и в городе не вдруг сыщешь. Село было богатое. А потом здесь все в упадок пришло – в церкви хранилище сделали, потом завод какой-то… Варвары…

- Да, жалко. Правда, с другой стороны, после революции не до церквей было – самим бы выжить, - сказала Лиса. – Церковь же живет за счет людских пожертвований, а если их нет, то кто ее содержать будет? Какой тогда прок в огромных зданиях и храмах?

Ваня только головой в ответ покачал.

- Здесь дело не в пользе, а в смысле. Люди сначала рушили капища, сжигали и гнали своих богов, предавали их из-за нового единого бога, а потом и его, пришлого, постигла та же судьба. Видно, в саму человеческую породу заложено предательство.

- И вовсе это неправда! – возмутилась Лиса. – Я, к примеру, тоже человек, но при этом считаю, что предательство – это то, единственное, чего нельзя простить никому, даже себе. Предавший раз, предаст снова. Это как… как привычка ручки грызть – если уж начал так делать, то дальше вроде и не хочешь, а получается само собой.