Босс скучает (СИ) - Тэя Татьяна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Горячие губы Германа целуют мой висок и чиркают по щеке, пока не опускаются до рта. И мы снова целуемся. Кажется, нам это никогда не надоест.
Наконец, мы делаем заказ — просто две чашки кофе, после которых решаем прогуляться. Солнце ещё высоко и погода, как говорится, шепчет. Пока Герман оплачивает счёт, я сижу у окна, по которому стекают потоки воды — встроенный между двумя стёклами бесконечный водопад — и вожу по нему кончиком пальца. Пытаюсь отследить траекторию струй.
— Завораживает? — со смешком интересуется Герман.
— Да. Я просто люблю «Пьер» вот за эту фишку, знаешь?
— Да, мне тоже нравится. Кажется, что ты в вечно дождливом Петербурге, но сегодня это точно не так.
— Хочу такую штуку домой, — хихикаю я.
— Да ладно! Ты устанешь, если у тебя дома будет постоянный ливень на окнах.
— Ну, можно хотя бы на одном. На кухне, например. Хотя нет, на кухне на надо. Мне нравится моё окно во двор.
Герман берёт меня за руку и коротко целует ладонь.
— Лучше будем сюда приходить, наслаждаться дождливой улицей в солнечный день. Пошли?
Киваю и поднимаюсь следом за ним.
— Ты слышала что-то про объединение институтов? — спрашивает Герман, когда мы, не сговариваясь, поворачиваем в сторону Фонтанки.
— Нет. Ничего. А кто объединяется?
— Да твой и мой по ходу. Может ещё третий какой-то.
Я удивлённо приподнимаю бровь.
— Ты в Инжэконе, я в Финэке, что у нас общего?
— Экономика, — он пожимает плечами.
— Это плохо или хорошо?
— Не знаю, возможно, статус поменяют. Поступала ты в институт, а заканчивать будешь академию, например.
Перекидываю ремешок сумочки через плечо и беру Германа за руку.
— Мне всё равно, что закончить, главное закончить.
— Ну, да, логика есть, — усмехается он. — А что это вы, студентка Мельникова, хотите так быстро сбежать из своей альма-матер? Гранит науки вам не по зубам?
— Ну, почему же, по зубам. Меня просто всякие горячие аспиранты отвлекают от дела.
— Что значит всякие? — наигранно хмурится Герман, а затем усмехается и, что уж совсем неожиданно, мельком хватает меня за ягодицу, так что я с визгом подскакиваю.
Хорошо, что на набережной мало народу. Герман так удивлённо смотрит на меня, словно для него огромный секрет, в чём причина моего короткого вскрика.
Возмущённо смотрю на него, но Островский — сама невинность.
Мы останавливаемся на середине моста, чтобы помахать проплывающим по Фонтанке корабликам. Одно из наших любимых развлечений — обмениваться приветствиями с туристами и отдыхающими. Герман сказал, что в Европе это обычное дело, вот и у нас тоже в жизни вошло. Прекрасная традиция, дарящая массу позитивных эмоций обеим сторонам.
Герман стоит позади, опустив ладони по обе стороны от меня на кованое ограждение моста. Я плотно прижимаюсь к его груди спиной и наслаждаюсь короткими поцелуями то в макушку, то в шею. Мы не можем перестать трогать и целовать друг друга, словно помешательство какое-то. Мне уже даже особо не хочется гулять, думаю, а не утащить ли его к себе под каким-либо предлогом раньше времени. Только Герман путает все карты.
— Хочешь покататься на кораблике? — шепчет он мне на ухо.
— Да я уже каталась много раз.
— Со мной не каталась.
— Звучит так, будто мне предстоит нечто особенное.
— Может так оно и будет.
Я заворожённо смотрю на светлые барашки на поверхности воды, на которых блестят лучи солнца и согласно киваю.
— А давай.
Когда он тянет меня за руку следом за собой, думаю, что готова пойти за Германом куда угодно. От этой мысли мне становится немного страшно. Непонятное чувство в груди так давит, что уже дышать сложно. А ещё мне страшно как-то обозначить это чувство. Дать ему определение. Хотя я, кажется, прекрасно понимаю, что это такое.
Тут же накатывает лёгкое разочарование, омрачающее этот солнечный день. Герман ведь сам ни разу не заговаривал о чувствах. Да, я могу ощущать, что небезразлична ему — через прикосновения, через поцелуи, через то, как он занимается со мной любовью. Любовью… Но о любви он пока не заговаривает. Может быть, я жду слишком много, слишком быстро, слишком рано? Может быть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})18
В старом здании института мне нравится всё. То, как скрипит пол, когда идёшь один по бесконечному коридору с поворотами, а занятия уже начались. Ощущение огромного пространства под высоченным метров этак шесть потолком. Длинные вытянутые полотна дверей лекционных залов. Стенгазеты, демонстрирующие студенческую жизнь во всей красе, а ещё желание одной кафедры перещеголять другую. Гранитные лестницы с коваными периллами и широкими ступенями, по которым можно спускаться даже с закрытыми глазами. Небольшие студенческие кафешки на этажах, где можно быстро перекусить. А ещё в здании пахнет как-то по-особенному. Наукой и знаниями что ли, хотя это, наверное, смешно звучит. Дух места с практически вековой историей. И то, что ты соприкасаешься с этой историей, с прекрасными традициями, пропитываешься атмосферой высшей школы, неимоверно мне импонирует. Это здание, как замок, в котором я чувствую себя в безопасности.
Сейчас университет напоминает жужжащий улей, часть пар уже закончилась, и свободные счастливчики студенты выпархивают из сот лекториев на свободу. У моей же группы ещё остаётся финальная дисциплина на сегодня. На первом курсе её не читали, так что я сама не подозреваю, чего от неё ожидать. Наверное, очередного оглушительно сложного зачёта или экзамена.
— Что там ещё, кто в теме? — мой сокурсник Мелёхин влезает между мной и Аней с таким выражением лица, будто пятница на первой учебной неделе является истинным концом света.
Мы идём по коридору третьего этажа, выискивая нужный кабинет. Моя приятельница Анечка всего лишь второй год в Питере, переехала из Нижнего, хотя по мне это странно, там ведь у них прекрасный университет, но родителям Ани хотелось направить её именно в северную столицу. Теперь она постоянно жалуется на противный холодный климат и нормальной зимы ей тоже не хватает. Если это был способ перебазировать дочь в город перспективнее Нижнего Новгорода, то он провалился. Дочь планирует возвращаться обратно после окончания учёбы, хотя всё ещё может измениться. Мелёхин-то, например, у нас местный.
— А тебе не всё равно, на каком предмете спать? — Аня двигает в него плечом, чтобы зарвавшийся хам освободил пространство. — Сядешь подальше, впадёшь в анабиоз и переживёшь полтора часа в полудремотном состоянии. Тебе же не впервой.
Мелёхин кладёт Ане руку на плечо, но та её стряхивает. Потом его блондинистая голова пытается пристроиться следом, но Анька отскакивает, так что Серёга зависает в воздухе на долю секунды.
— Ань, ты жестока. Варь, ну скажи ей.
— Серый, ты бы так не страдал, — хихикаю я, — если б гулял в строго установленные для гулянок дни. Кто под пятницу тусует всю ночь?
Знаю я, где Мелёхин накануне прохлаждался, видела его эпические фото с вечеринки в соцсетях, закончившейся аккурат под утро.
— Я тусую, когда удобно, к тому же у меня летний режим ещё не вырубился, — бурчит он недовольно.
— Ну так давай переводи его в осенний срочно, — мне очень хочется дать Мелёхину по шее, но приходится сжалиться над главным тусовщиком курса.
Мы заходим в лекционный зал, куда уже потихоньку стягивается народ. Преподавателя за кафедрой ещё нет. Обычно мало кто из них приходит заранее. Зачастую даже опаздывают. В прошлом году кто-то из сокурсников пытался пробить тему: двадцать минут опоздания без предупреждения и вся группа может уйти. Часть даже свалила и получила огромный выговор, вплоть до угрозы отчисления. Такие шутки и штуки здесь не проходят. Поэтому если придётся прождать и час, лучше делать это молча.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Мы с Аней не садимся далеко, ряд на третий. Мелёхин пытается пристроиться рядом, но Анечка какой-то меткой фразой отправляет его на самую галёрку. Это правильно, в таком полусонном виде ему лучше не высовываться. В общем-то, удивительно, что он пришёл сегодня на пары, а не предпочёл отсыпаться где-то там у себя. Впрочем, это не моё дело.