Мертвые могут танцевать: Путеводитель на конец света - Илья Стогoв

Все в нашем мире смертно, и бояться смерти бессмысленно, потому что смерть – это почти так же естественно, как жизнь. Европейцы загоняли лошадей. Они спешили на помощь попавшим в беду братьям, и земля сотрясалась от топота копыт.

Но они не успели. Царьград пал.

На рассвете турки забили в громадные барабаны, заиграли на трубах и литаврах. Им ответили все колокола Святой Софии. Последняя литургия в соборе началась еще затемно. В тот раз греческие православные служили своему распятому Богу вместе с европейскими единоверцами. Когда смерть двумястами тысяч глоток голосила у древних стен их города, что значили все земные разделения?

От шума стрелявших пушек и пищалей, от колокольного звона и криков дравшихся людей, от молний выстрелов и рыдания женщин казалось, что сами небеса поколебались и готовы рухнуть на землю. Нельзя было слышать друг друга. От множества огней и стрельбы сгустившийся дым покрыл город и войска. Люди не могли видеть друг друга. Многие задохнулись от порохового дыма.

Последний император Второго Рима Константин XII Драгаш причастился, вышел из дверей храма, вытащил меч из ножен и, перекрикивая грохот, обратился к брату:

– Пойдем и умрем?

Тот засмеялся в ответ:

– Разумеется умрем, брат! Я не желаю видеть, как эти псы войдут в мой Рим!

Обезображенный труп императора Константина нашли четыре дня спустя. Опознать его удалось только по красным сапожкам с золотыми пряжками. Труп его брата не нашли вовсе.

6

Много-много веков назад Константинополь был основан как Второй Рим. Первый Рим казался старым, он всем надоел, и люди основали себе еще один Рим, поновее. Город получился роскошным. У него была очень длинная жизнь. Здесь было все, нужное для хорошей истории. Потом эта жизнь кончилась.

Все в этом мире смертно, и бояться смерти бессмысленно, потому что смерть – это почти так же естественно, как жизнь. Проблема не в самой смерти, а в том, сможете ли вы, умерев, вновь стать живым? Потому что жизнь бывает не только короткой или длинной – еще она бывает вечной.

Как Рим.

Смерть и рождение – самый естественный закон мироздания. Родиться, состариться, умереть. Не желать ничего другого, потому что на свете нет ничего другого. Но людям хотелось именно другого. Им хотелось, чтобы в мире было хоть что-то вечное.

Рим называли Вечным городом. Все в этом мире смертно, а вот Рим почему-то вечен. Рим не был первым великим городом мира. До него были Вавилон и Мемфис. После него было множество других. Величие его не в прошлом, а в том, что он все еще жив. Рим всегда был единственным – город, который смерти оказался не по зубам.

Рим называли Вечным городом – но только первый Рим. Второй Рим – это ведь просто город. Его-то история закончилась навсегда.

Первым на стены Царьграда взобрался гигантского роста янычар Хасан. Его лицо было обезображено шрамами, а руки забрызганы кровью. Хасан влез на стену, воткнул перед собой зеленое знамя ислама и был тут же в куски изрублен защитниками города. Но было поздно. Пушки Мехмета раскололи стены возле ворот святого Романа, и в образовавшийся пролом уже рекой текли двести тысяч закованных в броню воинов султана.

Экскурсоводы до сих пор показывают на одной из колонн Святой Софии стершийся отпечаток человеческой руки. Горбоносый хищный турок Мехмет II, получивший в тот день почетное прозвище Завоеватель, верхом на коне въехал в христианский храм. Древнего пола было не разглядеть. Конь турка осторожно перешагивал через изрубленные детские трупы. Из дверей собора на улицу вытекала густеющая кровь. Потом конь все-таки поскользнулся, и, чтобы не свалиться, султан рукой схватился за колонну.

Отпечаток окровавленной пятерни стал точкой в конце строки. Константинополь стал Стамбулом. Святая София стала мечетью.

Венеция, бывший Третий Рим

1

В Дели мне оставалось продержаться только сутки. Послезавтра рано с утра я через Ташкент улетал домой, в Петербург. Рюкзак уже был собран, город осмотрен. Я думал только о том, что послезавтра – домой.

Как бы вы ни любили кататься по миру, этак к концу второй недели езды вас непременно накроет состояние одеревенения. От английской речи тошнит, достопримечательности не вмещаются в голове, жалко потраченных денег, чуждые иностранные рожи сливаются в одну – и хочется домой. У меня как раз наступило такое состояние.

Накануне я гулял по городу: прошел от Лал-Кота до самого Красного Форта. Я провел на ногах 14 часов, и теперь ноги мстительно болели. В коленях сгибаться они не желали, в икрах гудели, а ближе к паху одну из них я стер. Впрочем, особенно двигать ногами я и не собирался.

Я проснулся к обеду, подумал о том, что уже послезавтра буду дома, и решил, что сегодня никуда не пойду. Так, выползу на улицу, пройдусь в сотый раз вокруг отеля, куплю сигарет – и все.

2

Самая доставучая нация на свете – это турки. Правда, арабы куда хуже турок, а индусы даже хуже, чем арабы.

Стоило мне выйти на улицу – и индусы были тут как тут. Попрошайки, англоговорящие гиды по несуществующим достопримечательностям, продавцы неизвестно чего, йоги, еще раз попрошайки, голодные дети, тощие родители, какие-то самоуверенные типчики в светлых рубахах, предсказатели судьбы, заклинатели змей и в третий раз попрошайки…

Особенно усердствовал молоденький таксист. Он все повторял, что, если я хочу, он отвезет меня в Агру. Я знаю Агру? Там Тадж-Махал. Восьмое чудо света. И прайс тоже гуд. Он может за ту же цену провести для меня экскурсию на английском языке. По-английски он говорил с таким акцентом, что я даже не понимал, как он меня называет: то ли «мистер», то ли «мсье».

Я знал, что ни к какому Тадж-Махалу не поеду. Просто не успею. За последние дни я осмотрел чертову прорву индийских городов. На Агру у меня не оставалось ни сил, ни денег.

– Поехали, мистер?

– Не поеду. Просто не успею.

– Вы знаете, сколько тут ехать? Это рядом! Недалеко! А в Агре Тадж-Махал… Знаете, какой прекрасный?

Я докурил сигарету и вернулся в отель. Подъезд у отеля был здоровенный и грязный. У самого входа на стене был краской нарисован слоноголовый божок Ганеша. Выглядел он смущенно. Посреди лица художник пририсовал ему пенис.

В холле на здоровенных лежаках с подушками спали двое индусов. Еще в холле бродили кошки. К номеру нужно было подниматься на стареньком, но резвом лифте. Я отпер перекошенную дверь, сел на кровать и закурил.

Всего кроватей в номере было три. Сам номер был огромен, как стадион. В нем пахло краской и средством от насекомых. В углу стоял унитаз. Меня предупредили сразу: он не работает. Еще в номере стоял шкаф с отломанными дверцами. За окном торчал гигантский минарет Кутб-Минар. Стекол в оконных рамах не было.