Песнь Хомейны - Дженнифер Роберсон

Роуэн кивнул и слегка покраснел - еще не привык к тому, что я настолько доверяю ему. Сколько бы раз я не повторял ему, что для меня он более, нежели просто слуга, он никак не мог поверить в это.

- Но есть еще и арфист, - быстро проговорил он. Я хмыкнул:

- Лахлэн полагает, что доказал свою верность, убив солиндского солдата.

Что ж, пусть думает. В какой-то мере так оно и есть… но не до конца, - я поднял камешек и забросил его в сторону деревьев - так, от нечего делать. Скажи, что у тебя на уме, Роуэн. Я прошу тебя.

Он кивнул - вернее сказать, склонил голову, заложив руки за спину, смотрел не на меня, а на утоптанный снег у своих ног:

- Ты по-прежнему не доверяешь арфисту, потому что недостаточно хорошо знаешь его. Но, господин мой… меня ты знаешь немногим лучше.

- Я знаю достаточно, - ответил я. - Я помню, тринадцатилетнего мальчишку, попавшего в плен к атвийцам вместе со мной. Я помню мальчика, которого заставили прислуживать самому Кеуфу и который получал за это только затрещины и тычки. Роуэн поднял на меня потрясенный взгляд.

- Я тоже был в шатре, Роуэн. Ты наверняка помнишь это. И я видел, что они с тобой сделали.

Он передернул плечами, поежился, словно бы от удара хлыста. Я понимал его - я тоже иногда вспоминал кандалы на своих руках и непроизвольно касался запястьев.

Так было и сейчас. Я снова ощутил под пальцами рубцы старых шрамов, кольцами охватывающие обе руки.

- Я знаю, как это было с тобой, Роуэн, - против воли мой голос дрогнул. Человек, переживший такое, никогда не станет по доброй воле служить врагу. Тем более когда вернулся его законный властитель.

Роуэн снова уперся взглядом в снег:

- Я сделаю все, чего ты ни потребуешь. Его голос был очень тих, но слова звучали отчетливо.

- Я требую только, чтобы ты оставался здесь, покуда я отправлюсь в Жуаенну, и чтобы ты был осторожен и внимателен, - я улыбнулся. - В конце концов, Лахлэн может одурачить нас - если окажется именно тем, кем, по его словам, является - но я предпочитаю знать, не враг ли он, прежде чем подставлю ему спину. Я полагаюсь на тебя и на Торрина. проследите за тем, чтобы арфист не отправился в Мухаару и не сообщил Беллэму о том, где я нахожусь. Проследите за тем, чтобы он никого не выдал.

Из-за деревьев доносились звон оружия и раздраженные крики мастера меча.

Мои люди упражнялись до полного изнеможения, проклиная эти занятия, хотя все они прекрасно осознавали их необходимость. Слишком давно они не брались за оружие - а некоторые и вовсе никогда не воевали. Люди приходили из городов, из деревень и даже с отдаленных ферм в долинах, услышав шепотом передававшиеся слова вести.

Кэриллон. Кэриллон вернулся…

Я поднялся, снег уже стал влажным, липким - я подумал, что скоро должна наступить оттепель. Но не теперь. Я молил богов о том, чтобы это случилось не теперь. Мы все еще были далеки от того, что хоть как-то напоминало бы армию - а весной я уже собирался начать свою кампанию против Беллэма.

Я улыбнулся. Да, весной - во время сева, когда никто не будет Ожидать военных действий. Беллэм будет ожидать летней кампании, и наше раннее выступление сломает его планы.

По крайней мере, я так надеялся.

- Он узнает, - проговорил Роуэн, - солиндский король. Он пошлет своих людей. Я кивнул:

- Уведи армию дальше в леса. Не оставляй с Торрином никого, я не хочу подвергать его ни малейшей опасности. Я не хочу сейчас никаких сражений. Лучше уж прятаться, чем отдаться на милость солдат Беллэма теперь, когда мы не готовы к бою. Проследи за этим, Роуэн.

Он скрестил руки на груди, словно бы внезапно ощутил холод.

- Мой господин… береги себя. Я усмехнулся:

- Сейчас мне еще слишком рано умирать. Если уж я и встречу смерть, я встречу ее в бою.

Я повернулся к коню и отвязал повод от тоненького молодого деревца. Я выбрал своего старого приятеля - мышастого пони-степнячка, страшненького и лохматого. Ничем не похожего на того боевого скакуна, которого подарил мне отец пять лет назад.

На лице Роуэна обозначились морщины - он действительно тревожился за меня.

Я мог прочитать все его мысли по его глазам: он боялся, что я умру, и на том придет конец восстанию.

Я взобрался в седло и натянул поводья, - Она - моя мать и госпожа. Я хочу, чтобы она знала, что я жив, Он еле заметно кивнул:

- Да, но отправляться туда, где полно солдат…

- Они ожидают армию, но не одного человека, - я коснулся обмотанной кожей рукояти меча, притороченного к седлу. - Со мной ничего не случится.

И, не оборачиваясь, поехал прочь, оставив позади молодого человека, которому научился доверять. Я знал, что он стоит у кромки леса, щуря глаза от яркого солнечного света и глядя мне вслед.

Краска, приготовленная из каштанов, сделала мои волосы тусклыми, темными и жесткими. К тому же, они были покрыты изрядным слоем жира. На левое ухо спускалась одна прядка, перевязанная кожаной тесьмой. Борода тоже стала темной - к тому же никто здесь еще не видел меня с бородой.

У меня всегда были хорошие крепкие зубы - было чем гордиться. Я втер в них специальный состав, сделавший их желтыми, а мое дыхание - смрадным. Одежда на мне была с чужого плеча, и я сомневался в том, что получу свою назад: человек, с которым я поменялся одеждой, явно предпочитал мою своим обноскам. Сейчас на мне была туника из грубой ткани, когда-то - темно-зеленой, а теперь побуревшая от грязи, шерстяные штаны пузырями вздувались на коленях и доходили только до середины икр, сапоги мне также пришлось снять и заменить их кожаными грубыми башмаками.

Кожаные браслеты наручей скрывали мои запястья - вернее, шрамы на них.

Несомненно, эта моя примета была хорошо известна Беллэмовым стражникам. Беллэм наверняка описал меня как высокого молодого человека с темно-золотыми волосами, голубыми глазами и с кольцевыми шрамами на запястьях. Что ж, я по-прежнему был высок - но теперь сутулился, приволакивал ногу при ходьбе, и одно плечо у меня было выше другого, словно бы кости когда-то были переломаны и теперь не правильно срослись. Короче говоря, во мне ничего не оставалось от принца-самозванца, которого разыскивал Беллэм. Когда я вошел в деревню подле Жуаенны, при мне не было даже меча и лука - и то, и другое могло выдать меня, а потому я схоронил их в снегу под деревом, расколотым молнией. Из оружия у меня оставался только нож, да и тот я прятал под туникой.

Я пробирался сквозь грязь и снежную кашу, пинками разгоняя собак, заинтересовавшихся одиноким путником. Город Жуаенна был всего лишь разросшейся деревней, окружающей замок, стен не было - только домишки, да люди, которым не было до меня ни малейшего дела.