Учебный отпуск. Часть 1. Гром над Балтикой. - Олег Языков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ребята! На выход! — толпа потянулась во двор.
— А вас, товарищ капитан, я попрошу остаться… — обратил я смеющиеся глаза на местного контрразведчика. Ну, не мог я удержаться от этой фразы! Не мог!
— Слушай, капитан… А не надоело тебе ошиваться в госпитале? Эмблемы на погонах сменить не хочешь, а? Давай поговорим…
Глава 8
Громко орущий от восторга подполковник Симонов, в длинноватых для того, что бы называться плавками, красных трусах, пронесся по берегу и с ударом бегемота, прыгнувшего в воду с трамплина, рухнул в реку. Москва-река возмущенно качнулась в своих берегах. Вопль захлебнулся счастливым бульканьем и фырчанием.
— Купание красного коня. Петров-Водкин. Конь – это Константин, а где же водка? — довольным, расслабленным голосом проговорил я.
Хлопочущий у расстеленной под деревом скатерти Базиль поднял сумку и с улыбкой звякнул бутылочным стеклом.
— Водка есть – празднику быть! — мудро заметил я и гаркнул – Всем купаться!
Из-за машины вышла Серова в закрытом темно-синем купальнике. Тоже, скажу я вам, не бикини… Но – красиво! Все – и форма и содержание.
С трудом отведя глаза от красивого женского тела, я хлопнул резинкой своих "семейников" и нырнул с разбега. Трусы едва не снесло водой. Хорош бы я был! С голой-то задницей! Растыка…
Вынырнув в очередной раз, я услышал: "Эй! Водоплавающие! Все к столу!" Мы полезли на берег. Базиль, не желая скакать перед предметом обожания без порток, был полностью обмундирован и готов к строевому смотру. Купаться он, естественно, не полез.
Валентина кинула нам с Симоновым большую простыню и снова скрылась за машиной. Вытирая голову, я продолжал говорить…
— …так вот, Костя! Ничего ты не однобокий литератор. Армия – это огромный пласт не только армейской, но и народной жизни, это непаханое поле для советской литературы! И очень хорошо, что у нее, у этой литературы… — я попрыгал на одной ноге, пытаясь выгнать из уха воду, — …есть… ух, все кажется… есть такой писатель, как Константин, сам понимаешь, Симонов! Ты еще напишешь свою главную книгу, Костя! Да такую, что все обзавидуются! Как Толстой – "Война и мир"… а у тебя будет… бр-р-р! Хорошо!…а у тебя будут – "Живые и мертвые", скажем. Кино по ней будут снимать, в школах изучать будут!
Я пристально и серьезно посмотрел на Симонова. Посмотрел, чтобы он крепко накрепко запомнил мои слова.
— Ты, Костя, у нас классиком будешь! Живым классиком советской литературы, во как!
Симонов немного отвернулся от меня и о чем-то напряженно задумался. Потом я увидел, как его губы беззвучно прошептали: "Квассик… хм-м". Он неопределенно пожал плечами и с улыбкой повернулся ко мне.
— За стов? Пошви!
Мы с Костей направились к скатерти-самобранке и рухнули на землю.
— Базиль! Наливай!
— А почему Базив? — заинтересовался Симонов.
— У тебя ведь Васька? А у меня – Базиль… — смутно ответил я, вгрызаясь в кусок холодного мяса. — Из "Арагви" утащили, что ли?
— Почему "утащиви"? Заказави. Васька! Иди сюда! Тебя Базив ждет! — захохотал Константин.
Подошла мягко улыбающаяся Серова и молча подсела к застолью. Она как-то ушла в себя… Может, они с ее первым мужем тоже вот так вот выезжали на берег Москвы-реки когда-то? Не знаю…
Покатился неспешный, какой-то дачный разговор. Лев Свердлин все время рассказывал смешные истории. Мы хохотали. Все было просто здорово.
Все посиделки я пересказывать не буду, но одно упомяну. Как я жидко обд… прокололся.
— Валентина, возьмите вот это… еще вина?
— Нет, спасибо. Достаточно. А вы, Виктор, не боитесь летать?
— Нет, Валя, не боюсь. Вы же не боитесь, например, сниматься в кино?
Она долгим взглядом посмотрела на меня. А потом – тихо и приглушенно -
— А кто вам сказал, что я не боюсь? Боюсь… еще как боюсь. Боюсь, что фильм не понравится, что роль будет неудачной. Что…
Она замолчала и погрустнела.
— Не надо печалиться, замечательная артистка Серова! Людям нравятся ваши фильмы! Я сам с удовольствием смотрел и "Девушку с характером", и "Сердца четырех"…
Оп-па! Что-то я не то сказал. Лицо Серовой стало злым и жестким.
— Где вы смотрели "Сердца четырех", Виктор? Фильм запрещен к показу… Как "безыдейный" и "мелкобуржуазный", что ли. Его никто не видел. Так где?
Я вспомнил и это. Вот это я попал! Ведь его разрешат к показу только после войны! Когда надо будет дать народу чего-нибудь легкого и веселого. Влип.
— Э-э-э, а вам это точно надо знать?
— Да! Вы из НКВД, Виктор? Ходите за мной или за Симоновым?
— У вас преувеличенное представление о собственной значимости, Валентина… Нет – я не из НКВД, я летчик-истребитель. Да, я видел этот фильм. На пьянке с… Василием… Сталиным. Удовлетворены? Кстати, ему этот фильм очень понравился. Да и отец его смотрел без отвращения, как он сказал. А то, что он пустоват и поверхностен, вы и без меня знаете, не так ли?
— Так… — она отмякла и ушла в тень. — Так… я знаю… Извините меня, Виктор…
— Да не за что, Валя… А фильм – покажут еще ваш фильм, я уверен. И все еще будет хорошо, Валя!
А вот в этом я не уверен…
— Васька! Виктог! Вы что там шепчетесь?
— Да ничего, Костя! Так – о нашем, о девичьем…
— Бгосте! Тоже мне – девушка… с вовосатыми ногами! Давайте все сюда! Базив, навивай!
Погуляли…
* * *Я еще не знал, чем этот разговор окончится, к чему он приведет. А то бы начал его раньше.
Вечером, когда мы, расцеловавшись с Валентиной и наобнимавшись на прощание с Симоновым и Свердлиным, приехали к себе в студию, последовало продолжение "банкета"…
Уже стемнело, когда в нашу дверь уверенно постучали. Я, мотая штрипками бриджей и шлепая раздолбанными в ноль тапочками, пошел открывать.
За дверью, в неброском штатском костюме, стоял Воронов.
— Чего пришел? — хмуро спросил я. Неприятностей сегодня мне уже хватало. — Я тебя не приглашал.
— Разговор есть… Пропустишь?
— Погоди… Заходи сюда, в туалет… Жди.
Я обернулся к комнате и крикнул -
— Вася! С вещами – на выход!
Допивая стакан чая, в прихожую вышел удивленный Вася.
— Кто стучал? Что случилось?
— Ничего… В общем так, Васек… Мне тут с одним человеком переговорить надо… Давай, дуй к Лидочке. Посидишь у нее до двенадцати, а потом приходите. Вместе с мамой!
После того, как пан Анатоль вновь пробил телефонные переговоры с Москвой, он довольно часто звонил в студию и просил пригласить Лиду. Так что она привыкла к ночным переговорам и частенько приходила к нам поздним вечером. Только я настоял, чтобы она всегда приходила в компании своей мамы. А то вдруг Анатолий захочет переговорить с тещей? Да и приличия будут соблюдены – нечего молодой девушке мотаться к одиноким мужикам по ночам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});