Сердце океана - Нора Робертс

Тревор был потрясен до глубины души. Ничего подобного он не ждал и никак не мог оправиться от изумления и досады. Ему пришлось долго сидеть в машине под мерную дробь дождя в ожидании, когда остынет кровь и перестанут дрожать руки. Он не мог пожаловаться на недостаток опыта. Он прекрасно знал, что значит желать женщину, желать страстно и, обладая ею, сжимая ее в объятиях, ощущая ее податливое тело в полной своей власти, оставаться ненасытным. Точно так же он знал — и смирился с неизбежностью — что страстное желание сопровождается определенными рисками и уязвимостью.

Однако то, чего он желал всем сердцем от Дарси Галлахер, в корне отличалось от всего, что случалось с ним прежде.

«Она другая», — мрачно признал он, заводя двигатель. Чувственная, обольстительная, эгоистичная. Разумеется, он и раньше встречал чувственных, обольстительных, эгоистичных женщин, но редко они столь честно, не пытаясь оправдаться, сознавались в своем эгоизме и меркантильности.

Дарси играла с ним, не таясь. Видит бог, его это восхищало, как восхищало и то, что она прекрасно понимала: он играет в ту же игру.

Любопытно посмотреть, кто победит и сколько раундов потребуется для победы.

Тревор решил, что вполне справится с Дарси, и, расслабившись, направил подпрыгивающую на ухабах машину к дому и вдруг понял, что улыбается. Господи, она же ему нравится. Он не смог вспомнить ни одну женщину, которая, как Дарси, воспламеняла бы его кровь, занимала его мысли и держала в напряженном ожидании, не позволяя заскучать.

Даже если бы между ними не проскочила искра, он все равно наслаждался бы общением с ней, ее взглядом на жизнь, ее искренностью, ее прямотой. Однако случилось то, что случилось, их физически влечет друг к другу, и он предвкушал радость познания мира по имени Дарси Галлахер, как сказал бы романтик. И насколько же естественнее добиваться близости, когда оба заинтересованных лица не ищут ничего, кроме взаимного удовольствия и приятельских отношений.

Деловая сторона их отношений проста. Разумеется, паб принадлежит ей так же, как ее братьям, но сделка заключена с Эйданом, и все переговоры будут вестись с ним.

А ее певческий дар — еще один интригующий аспект, хотя придется кое-что хорошенько обдумать, прежде чем обсуждать это с ней. Тревор не сомневался, что она доверится его опыту и соблазнится тем, что он может и хочет предложить ей.

Дарси хочет иметь много денег, хочет жить в роскоши. Ну, у него есть предчувствие, что он сумеет помочь ей осуществить эту мечту.

На пляже она говорила, что в любом деле главное — выгода, и теперь он точно знает, как извлечь выгоду для них обоих. Легко!

Тревор вылез из машины, по привычке запер ее и пошел на колеблющийся в тумане свет фонаря над крыльцом.

Какая-то неведомая сила притянула его взгляд к верхнему окну, и будто молния пронзила его, оставив жгучий след во всем теле. Сначала он подумал о Дарси, вспомнил, как увидел ее в окне ее спальни в первый раз. Он испытал тогда похожий шок не узнавания, нет, но желания.

Эта женщина стояла, так же обрамленная оконным переплетом и такая же прекрасная. Но ее волосы были светлыми, как туман, клубившийся вокруг него. И хотя из-за темноты он не мог разглядеть цвет ее глаз, он был уверен, что они зеленые, как морские волны.

Эта женщина умерла триста лет назад.

Открывая калитку, Тревор не сводил глаз с ее лица. Он сумел разглядеть слезу, скользнувшую по ее щеке, и бросился к домику, не обращая внимания ни на бешеный стук собственного сердца, ни на тихий перезвон колокольчиков над крыльцом, ни на склонившиеся к тропинке намокшие цветы.

Он отпер и распахнул дверь.

Ни звука, ни шороха. Фонарь над крыльцом отбрасывал длинные тени на старые стены. С ключами в руке Тревор ринулся наверх и только в дверях спальни, отдышавшись, включил свет.

Вообще-то он и не надеялся увидеть ее. При свете иллюзии рассеиваются. Но, когда свет залил комнату, он судорожно выдохнул.

Она стояла лицом к нему, скрестив на груди руки. Волосы цвета благородного золота волнами ниспадали на ее плечи и на скромное серое, в пол платье. Слеза, яркая, как серебряная капелька, подсыхала на ее щеке.

— Почему мы не верим своему сердцу? Почему теряем драгоценное время?

Голос, переливающийся, как ирландский напев, ошеломил его больше, чем само видение.

— Кто… — Разумеется, он знал, кто она, и попусту тратил время. — Что вы делаете здесь?

— Всегда легче ждать дома, а я очень долго жду. Он считает вас последним. Но оправдаются ли его надежды? Ведь вы не хотите этого, очень сильно не хотите.

Невероятно! Люди не разговаривают с призраками. Кто-то по какой-то неведомой причине морочит ему голову, и пора положить этому конец. Тревор приблизился к женщине, попытался взять ее за руку, но его рука прошла сквозь нее, как сквозь дым.

Ключи выпали из онемевших пальцев и со звоном упали на пол у ее ног.

— Неужели так трудно поверить, что существует не только то, до чего можно дотронуться? — ласково спросила она, ибо понимала, как трудно бороться с предубеждениями. Она могла бы позволить ему коснуться той, какой была при жизни, но тогда он легкомысленнее отнесся бы к ее словам. — Вы уже чувствуете то, что в вашем сердце, в вашей душе. Осталось лишь осознать это.

— Я должен сесть. — Тревор опустился на край кровати. — Вы мне снитесь.

Впервые она улыбнулась. Трогательно и сочувственно.

— Я вас понимаю. Но ваше присутствие в этом месте и в это время было предопределено.

— Судьбой?

— Вам не нравится это слово. Оно звучит для вас как вызов. — Женщина покачала головой. — Судьба лишь ведет нас, остальное зависит от нас. Выбор каждого лежит в конце пути. Я сделала свой.

— И каков же он был?

— Я сделала то, что считала правильным. — В ее напевном голосе прозвучало раздражение. — Я ошиблась, я только думала, что поступаю правильно и делаю то, что, как мне казалось, необходимо. Мой муж был хорошим человеком, добрым. У нас были дети, радость моей жизни.

— Вы любили его?

— Да, о да, со временем я его полюбила. Тихая, спокойная любовь была между нами, и он никогда не просил больше того, что я могла ему дать. Та любовь не пылала ярким пламенем, как моя любовь к другому. Я думала, что мое чувство к Кэррику, ярко вспыхнув, сгорит, оставив один лишь пепел. Я ошибалась.

Она отвернулась к окну, всматриваясь в темноту, словно видела что-то за стеклом, за пеленой дождя, и повторила:

— Я ошибалась. Я жду давно в тоске и одиночестве, но огонь той любви с ее болью и радостями до сих пор пылает во мне. Любовь с такой легкостью прячется за страстью, что ее трудно распознать.