Дело о фальшивой картине - Наталия Кузнецова

И вдруг их общую радость прервал стук в дверь. Богачев пошел открывать, а Ромка быстро-быстро раскидал ногами кусочки пластмассы, усеявшие пол после сверления короба.

В зал вошла Анастасия Андреевна и прищурилась после яркого солнца.

— Что случилось? Почему вы закрылись?

— А у нас перерыв, — буркнул Ромка, недовольный ее приходом.

Она подошла к кабинету и застыла на пороге.

— У нас компьютер!

Павел Петрович помог Анастасии Андреевне снять плащ, и она снова предстала перед ними в своей толстенной кофте.

— Без компьютера нам не обойтись. Согласитесь, что все данные о картинах и художниках удобнее держать в его памяти, нежели заниматься никому не нужной писаниной. — Казалось, что Богачев оправдывается и заискивает перед своей помощницей.

А она тяжело опустилась на стул и покосилась на монитор, как на неведомого зверя.

— Значит, мне на старости лет придется еще и компьютерной грамотой овладевать?

— Ну что вы, Анастасия Андреевна! — воскликнул Богачев. — Пока я сам буду этим заниматься, а как только наши дела пойдут на лад, посадим за компьютер специального человека вести учет и всю нашу бухгалтерию. Извините, я вас не спросил о главном. Вы приобрели билеты?

— На завтра и даже на послезавтра их уже нет, — ответила женщина. — Так что я решила повременить с отъездом. Поеду через несколько дней, так что у нас с вами будет достаточно времени для подготовки к выставке.

И они заговорили о каком-то художнике, подающем большие надежды, чья выставка в скором времени должна будет открыться в галерее,

Брату с сестрой ничего не оставалось делать, как отправляться домой.

Глава X

ОТВЕРГНУТЫЙ ШЕДЕВР

Ромка вышел на улицу и довольно улыбнулся.

— Мышеловка готова. Теперь приманку поставим — и она захлопнется. Не терпится увидеть, кто в нее попадется. А тебе? Лешка кивнула.

— Мне тоже. Будем надеяться, что Оля успеет сделать копию до того, как эта неизвестная старуха куда-то уедет.

— Придем домой — позвоним Матвею Юрьевичу и спросим, как продвигается ее работа.

Ромке в глаз попал солнечный зайчик от витрины в магазине напротив, он поморгал, отошел в сторонку, а зайчик остался лежать на земле, квадратный и желтый, ну точь-в-точь одна из фигур с его шедевра. И Ромка заволновался.

— Лешк, вот мы все о чужих картинах заботимся, а моей когда ж займемся? Давай завтра ее сюда привезем, а? Это ведь не только в моих интересах. Сразу две новые картины привлекут и народ, и преступников. — Он наступил на зайчик ногой, и светящийся квадратик расплылся по его кроссовке. — Знаешь, я, пожалуй, скажу Павлу Петровичу, что это не моя картина, а что ее мой лучший друг написал. Так будет скромнее и позволит ему более объективно оценить все ее достоинства. Хорошо я придумал?

— Так будет удобнее, — согласилась Лешка и посмотрела на часы. — Ты придумай еще, что мы сейчас будем говорить маме с папой. Они уже, наверное, дома.

Но Лешка волновалась напрасно: как и вчера, кроме Дика с Попкой, их снова никто не встречал. Ну и, конечно же, вместо того, чтобы сесть за уроки, Ромка, позвонив Матвею Юрьевичу и убедившись, что работа над копией идет быстрыми темпами, снова прилип к своей картине. Ему показалось, что на том месте, где она стояла, не хватает света, и он взял ее в руки, чтобы перенести на другое. И тут же зазвонил телефон. Ромка побежал к нему, поспешно опустив свой шедевр прямо на пол.

Он снял трубку и услышал звонкий Катькин голос.

— Рома, я кое-что вспомнила! Там, в кладовке, был один холст, очень похожий на ту картину. Может быть, мне это теперь так кажется, ведь рассматривать его, сам понимаешь, у меня не было времени, — затараторила она.

— Да ну! — воскликнул Ромка. — И откуда он там мог взяться? Кстати, я и сам тебе хотел позвонить. Ты нам говорила, что перед пожаром видела в галерее торопящуюся куда-то женщину. Не помнишь, какой она была, молодой, старой?

— Старой и толстой, — не задумываясь, ответила Катька. — Ой, и еще на щеке у нее шрам был. Точно. Я его сразу заметила.

— Это новая помощница Павла Петровича, — разочарованно произнес Ромка, и затем они с Лешкой, перебивая друг друга, рассказали Катьке о том, как продвигается их расследование и что им удалось сделать за последние дни.

Затем о том, как развиваются события, захотел узнать Славка. А вслед за Славкой позвонил Венечка. Пришлось Ромке и ему повторять все сначала, а Лешка пошла гулять с Диком.

— Видишь, Венька, какие дела. Скоро уже мы все выясним, недолго осталось, — резюмировал Ромка. Он был настолько увлечен беседой со своим другом, что даже не заметил, как в его комнату вошел неизвестно откуда взявшийся и донельзя грозный Олег Викторович.

— Опять вас весь день дома не было! Я звонил сюда несколько раз, и можешь меня не убеждать, что у вас плохо со слухом. Придется принимать меры. — Олег Викторович сделал еще один шаг вперед, и вдруг что-то громко хрястнуло у него под ногой.

Ромка вздрогнул и с ужасом увидел, что отец наступил на край подрамника его творения.

— Ты что же наделал? И почему ты под ноги не смотришь? — запричитал он. — Ты же мне такую картину загубил! А я, между прочим, завтра собирался ее в галерею отвезти.

— А ты не разбрасывай по полу свои шедевры, — ответил отец, но было видно, что огорчен он ничуть не меньше сына. Присев на корточки, Олег Викторович взял Ромкину картину в руки.

— Что же он такой хлипкий, этот подрамник?

— Откуда я знаю! Вот скажи, что мне теперь делать?

Отец поднялся с пола.

— Купить новый, только и всего. Я, так и быть, возмещу убытки.

— В двукратном, нет, в трехкратном размере, — тут же воспользовался случаем Ромка. — Ведь мне к моей картине еще и рама нужна.

Олег Викторович вздохнул, сходил за бумажником и выдал Ромке несколько купюр.

— Бери, так и быть.

— Спасибо, — продолжая хмуриться, Ромка спрятал деньги в карман, разыскал клещи и принялся вытаскивать гвозди из сломанного подрамника.

За этим занятием его и застала Лешка, вернувшись с прогулки. Она прошла в комнату и увидела, что ее брат с довольным видом отдирает свою драгоценную картину от деревянных планок.

— Что случилось и чему ты так радуешься?

— Отец на мой "Круг" наступил, и у меня теперь деньги не только на новый подрамник есть, но и на раму тоже, — похвалился Ромка. — А еще он себя виноватым почувствовал и про уроки ничего не спросил, зря мы с тобой боялись. — Лицо его вдруг омрачилось. — Но только пока я подрамник куплю, пока прибью, снова время уйдет, а мы же решили ее завтра отвозить.

— А ты отвези пока один холст, — посоветовала Лешка. — Помнишь, на Арбате абстрактные картины не только без рам, но и без подрамников продавались? И нести легче. А подрамников у них в мастерской сколько угодно, там и прибить можно будет. Если, конечно, его у тебя примут.

— А ты что, думаешь, не примут? — вскинулся Ромка.

Лешка вспомнила, как Павел Петрович говорил Арине о том, что он в свою галерею берет только настоящие произведения искусства, а в отношении Ромкиного шедевра у нее все-таки были некоторые сомнения. Но не говорить же ему об этом!

— Там будет видно, — только и ответила она.

— А я на двести процентов уверен, что она Павлу Петровичу понравится. А подрамник и рама — дело и впрямь десятое. Их и потом несложно присандалить. — И, развернув перед собой разукрашенный холст, Ромка восхищенно поцокал языком. — Красота!

А потом помчался в магазин за фотопленками, чтобы всегда иметь под рукой заряженный фотоаппарат.

Поужинав, Лешка выложила на стол учебники,

но, прежде чем учить уроки, включила компьютер. Брат присоединился к ней.

— Ну, и что там у нас Темочка пишет?

Артем всецело одобрил Ромкину идею установить в галерее веб-камеру. И еще он предлагал получше поразмыслить и поискать преступника среди людей, до сих пор остающихся вне всяких подозрений, но так или иначе связанных с галереей. А о Ромкином шедевре Артем вообще никак не отозвался, хотя фотография картины была отправлена ему несколько дней тому назад.

— Темке хорошо. Советы дает, а сам ничего не делает, — буркнул Ромка, обидевшись на то, что лучший друг не соизволил похвалить его произведение. — Был бы он здесь, посмотрел бы я на него, как бы он кого на моем месте вычислил.

Вернувшись на следующий день из школы, Ромка тут же выбросил из головы противные мысли о гадкой учебе. Он даже о расследовании не думал, а только о том, какое впечатление произведет его картина на Павла Петровича. Аккуратно свернув холст, он упаковал его в оберточную бумагу.

— Хорошо, что я теперь знаю, как правильно

картины сворачивать! Лешк, так мы идем? Тогда поторопись.

— Я только Дика выведу, а ты пока обед разогрей, — отозвалась сестра.