Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага (сборник) - Валерий Могильницкий

«Сын за отца не отвечает» и клялся молодую поросль не трогать.

Юрий Васильевич сразу же поддержал идею Камила Икрамова и на первых порах был ему вроде как литературным консультантом. По выходе из лагерей Камил написал роман-хронику «Дело моего отца» и предложил его журналу «Новый мир». Твардовский благосклонно отнесся к новой книге на лагерные темы, но опубликовать ее не успел. К власти пришел Леонид Брежнев, и началась многолетняя полоса запрета на публикацию подобных книг. Лишь в 1988 году в журнале «Огонек» появились главы из романа-хроники «Дело моего отца». Юрий Васильевич тепло поздравил Камила с выходом книги в свет. Но в ответ получил письмо от его супруги Ольги Сидельниковой, которая сообщала, что Камил лечится в Париже. Как приедет — напишет.

И он написал! «Юрочка! О моем отношении к тебе и к значению нашей встречи [1] можешь судить по тому, что моя дочка знает твои стихи с детства. А ведь текстов у меня не было и нет, тогда я многое ей читал по памяти…»

Переписка продолжалась, но недолго. В июне 1989 года Камил скончался в Германии от рака после тяжелой операции на 62-м году жизни. Об этом Грунин узнал из «Литературной газеты». И по этому поводу написал стихи:

Я хотел бы носить его портрет,Как медаль на ленте муаровой.Мне б Камила милого запечатлетьВ мраморе мемуаров.

В «мраморе мемуаров» Ю.В. Грунин запечатлел в своих книгах выдающихся людей, побратимов по несчастью и горю, долбивших вместе с ним киркой и ломом мерзлую руду карьеров и шахт Джезказгана. Под его пером оживают образы давно ушедших в мир иной композитора Бруно Дементьева, автора знаменитой песни «На позиции девушка провожала бойца», генетика Владимира Эфроимсона и архитектора Генриха Людвига… Последний через всю жизнь пронес веру в литературный талант Грунина и, умирая, сказал, что талант этот состоялся.

Они вместе трудились в проектном бюро Степлага. И довольно часто Грунин читал свои новые стихи Людвигу, который советовал ему сохранить их для будущего как поэтическую летопись Степлага.

Генрих Людвиг был по национальности немец, но превосходно владел русским языком, даже изучал антологию его слов. Это помогло ему затем по выходе из лагеря создать ряд прекрасных статей по архитектуре на чистом литературном русском языке.

Архитектура — это была его любовь и крепкая привязанность. Но она сыграла с ним ряд злых и добрых шуток, как он говорил. Первая злая шутка — это 1937 год, заседание Политбюро с приглашенными архитекторами. Обсуждался вопрос о проекте высотного здания Дворца Советов. Генрих не знал, что этот проект понравился Сталину, встал и раскритиковал его в пух и прах. Во время перерыва Каганович подозвал Генриха к себе:

— Вы это всерьез? Не заберете ли своих слов обратно?

— С чего бы это! — воскликнул Генрих и увидел злой взгляд Сталина.

Вскоре его арестовали. Особое совещание дало ему десять лет по 58-й статье. В 1947 году ему добавили еще пять лет за упрямство, ибо он продолжал талдычить о пагубности проекта высотного здания Дворца Советов для Москвы. Кстати, Сталин после критики Людвига от этого проекта отказался, а вот освободить праведного героя забыл.

Но Людвиг опять же благодаря архитектуре все-таки напомнил о себе. В лагере он создал превосходный проект противоатомного бомбоубежища и отправил его в Москву. Там проект Генриха встретили благожелательно, и вскоре его освободили из лагеря, вызвав в столицу для дальнейшей работы. Его одели в новый темно-синий костюм, и он щеголял в нем в проектном бюро, прощаясь с товарищами. При этом виновато говорил:

— Опять архитектура сыграла со мной шутку. Надеюсь, на этот раз добрую…

Да, добрую. После освобождения из лагеря Юрий Грунин несколько раз бывал в гостях у Генриха и радовался за него: в Москве его друг женился на бывшей лагернице, югославской балерине-красавице, и был счастлив. Дожил он с нею до 80 лет. Журнал «Архитектура СССР» № 5 за 1988 год в статье «Г.М. Людвиг» писал, что он вошел в историю становления советской архитектуры как один из самых своеобразных зодчих.

На всю жизнь сохранил Юрий Васильевич Грунин фотоснимок Генриха, который тот подарил ему при освобождении из лагеря. На обороте фотокарточки Генрих написал:

«Юрию Грунину. Писатель не только свидетель истории, но и ее судья».

В журнале «Архитектура СССР» в 1988 году был опубликован портрет профессора Людвига, сделанный Груниным в Степлаге в 1951 году. На нас смотрит волевой человек с большими красивыми глазами и бородкой Аристотеля… По внешнему лику его видно: он способен на большую бескорыстную дружбу, братскую помощь. Во всяком случае Грунин всегда во время пребывания в Москве мог рассчитывать на отдельную комнату в квартире друга, стакан чая и добротный бутерброд с колбасой и маслом… Я уже не говорю о большой дружеской поддержке каждого столбца новых стихотворений Грунина.

Таких талантливых и бескорыстных друзей у Юрия Грунина было немало как в лагере, так и вне его. Большим почитателем его таланта стала журналистка Нина Андреевна Барбутько. Помню, в редакции газеты «Джезказганская правда» она всегда повторяла, когда речь заходила о Грунине: «Его непременно надо печатать — это наш Твардовский. Не больше, не меньше».

Что верно, то верно — печатали в местных и республиканских газетах, журналах Грунина редко и неохотно. Сказывалась прежняя боязнь редакторов, — лучше перестраховаться, чем на бюро обкома партии за стихи опального поэта отвечать.

Но Нина Андреевна была не из робкого десятка. Став главным редактором региональной газеты «Подробности», она сразу же дала большой ход произведениям Грунина, как поэтическим, так и прозаическим.

Я давно заметил такую закономерность: повзрослев или постарев, почти все поэты становятся прозаиками. Видимо, в стихотворной форме не все вместишь, что хочешь сказать людям. Такое под силу было, скажем, только Пушкину, Некрасову… Как бы там ни считалось, Юрий Васильевич Грунин в 80-летнем возрасте вдруг почувствовал тягу к прозе и создал роман-хронику своей жизни «Живая собака». И Нина Барбутько взялась за публикацию этой книги в своей газете «Подробности», хотя без скептиков и недоброжелателей не обошлось. Ее даже за этот смелый поступок хотели уволить с должности главреда. Но вступился за нее, за газету, за роман Грунина известный нам Какимбек Салыков. И Нину не тронули!

А сам-то Юрий Васильевич? Как он реагировал на перипетии вокруг его новой книги? А никак! От того же Н. Марянина, приехавшего к Грунину в Джезказган из Москвы, чтобы взять у него интервью, узнаем: «С ним все уже случилось, поэтому ни напугать, ни заинтересовать, ни даже соблазнить его славой уже нельзя. Среди разговора он вдруг спрашивает: