Летопись жизни и служения святителя Филарета (Дроздова). Том IV - Наталья Юрьевна Сухова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
29 ноября. Письмо архимандриту Филарету (Гумилевскому): «В некоторых поручениях Академия наша, благодарение Богу, исправнее других. Но, кажется, остается неисполненным поручение Св. Синода перевести толкование Свт. Златоустаго на которое-то послание. Такое же дело стоит, кажется, за Вифанскою Семинариею. Скоро Св. Синод дойдет до сих дел, длящихся, думаю, с 1834 года. Справьтесь, подвиньте сии дела и меня уведомьте, чтобы, если можно, предупредить подтвердительный указ и замечание» (Прибавления. 1883. Ч. 32. Кн. 2. С. 687. № 17).
• Письмо епископу Виталию (Щепетеву): «При сем пошлется вам, преосвященнейший, экземпляров 70 слова на освящение храма в доме мещанскаго училища. Примите труд представить от меня по экземпляру князю Дмитрию Владимировичу, князю Сергию Михайловичу[42] и Петру Ивановичу Озерову[43]; экземпляров 30 доставьте градскому голове для раздачи гражданам, а прочие раздайте духовенству, знакомым и желающим» (Письма. 1887. С. 41).
1 декабря. Из воспоминаний епископа Никодима (Казанцева): «Вдень Филаретов, 1 декабря 1839 года, я навязался служить со Владыкою Московским у него на подворье. Филарет сказал спасибо, но сквозь зубы. Тогда я просто подумал, что надоедаю своею навязчивостию. Нет: Владыка и себя и меня ограждал от злоречия и подозрений, тогда твердили, что Никодим сам по себе ребенок, как всякий молодой Ректор; но что его лелеет Филарет по причинам, которыя находил в своей черной душе всякий, хватаясь за первое, что попадалось, всегда в укоризну Филарету. Правда, и Графу Протасову и Карасевскому я всегда величал Филарета и не дозволял при себе унижать его, но это была только справедливость с моей стороны. И Филарет только ценил то во мне, что есть и каким я ему казался. На чай, после обедни, я пошел к Економу подворья (Иннокентий, ныне Архимандрит, настоятель Андроникова монастыря). У Митрополита в это время были вельможи в лентах и звездах. Экипажи их запрудили Троицкую улицу и площадь подворья. (Я был 8 Ноября у митрополита Серафима (день ангела его). Много людей, но только духовные. А светской знати почти никого» (Казанцев. С. 59).
2 декабря. Письмо Е. В. Новосильцевой: «Радуюсь, что о. Макарий Алтайский[44] доволен Москвою, и желаю, чтобы он понес из нея мирную о ней память. Примите труд сказать ему, что я получил его письмо и подаю ему целование мира в Господе <…> Жалею, что графиня Вера Никитична опять изнемогла. – Огорчили? Не пора ли бы нам утвердить сердце наше во Господе, Который есть мир наш, так чтобы внешния приражения скорбей не колебали нас и не нарушали внутренняго мира? Тогда и здоровье менее терпело бы от огорчений. Скажите душе ея: мир тебе» (Письма. 1911. С. 205).
4 декабря. Резолюция на докладе учрежденного при Лавре собора с просьбой разрешить вернуть не желающему оставаться в духовном звании лаврскому послушнику выданные его начальством бумаги: «Просителя, согласно с его желанием, из числа послушников исключить <…> Собору замечается, что не представлено полнаго дела о принятии его в лавру, которое нужно было для соображения» (Резолюции. Т. 4. С. 70–71. № 9212).
5 декабря. Резолюция на консисторском определении об отсылке священника на месяц в Песношский монастырь за невыполнение своих обязанностей с запретом священнослужения на две недели: «К винам священника надлежит присовокупить следующее. Есть ли бы он действовал с добрым расположением: то мог бы, сохраняя крестьянину рабочий день, совершить отпевание младенца в воскресенье вечером и потом опустить в землю по исполнении трехдневнаго срока, что можно было сделать и без крестьянина. Неприлично, что крестьянина священник требовал к погребению чрез светскаго» (Резолюции. Т. 4. С. 57–58. № 9184).
6 декабря. Резолюция на консисторском определении о том, что припадки диакона признать болезненными: «Нет спора, что поступки диакона произошли от болезненных припадков: но какие поступки? 2 ноября 1837 г. произвел он замешательство в богослужении и, возвращаясь с кладбища, в стихаре прыгал и кричал: я царь. 20 мая 1839 г. во время утрени, смешавшись в служении, упал и лежал до окончания утрени <…> Видно, что сие случается непредвидимо, а потому нельзя не опасаться, чтобы не случалось сего в важнейшия времена священнослужения и во время ношения святых Даров, от чего могут произойти оскорбительныя для святыни и бедственныя последствия» (Резолюции. Т. 4. С. 58–59. № 9185).
• Письмо епископу Виталию (Щепетеву): «Призовите, преосвященнейший, о. архимандрита Андроньевскаго и поручите ему посетить учебныя комнаты тамошняго училища, узнать топят ли их довольно и не там ли случилось дошедшее до меня, что от холода в учебных комнатах ученик получил опасную болезнь. Ректору[45] пусть скажет, что есть ли недостает денег на отопление, надобно благовременно представлять начальству, а не морить детей холодом <…> Призовите Казанскаго собора протоиерея[46] и истребуйте от него, хотя недописанное, то, что я поручил ему написать на одну раскольническую тетрадку, и пришлите ко мне» (Письма. 1887. С. 42).
• Из воспоминаний епископа Никодима (Казанцева): «В день Святителя Николая, 6 декабря 1839 года, я как чередной архимандрит, должен был произнести проповедь там, где главное архиерейское служение (Император Николай в этот день праздновал свое тезоименитство). Служение было в Морском Никольском Соборе. Служил Митрополит Филарет Московский. Архимандрит, говорящий проповедь, в этот день не служит; проповедь свою говорит в причастен, в мантии. Филарет приказал мне говорить проповедь в “Буди имя Господне!” и сел в царских вратах, чтоб слышать мою проповедь и видеть самого меня. Вышло несчастие: проповедь переписана была чужою рукою, а не мною (прежде я всегда сам переписывал); писал подьячий малограмотный; в соборе сущий мрак (в нижнем этаже); я не учу наизусть моих проповедей. По сему довелось взять тетрадь в руки. И поднести ее близко к глазам, читать как урок, безпрестанно заботясь лишь о том, чтоб не переврать своей речи. Было очень грустно! Это был
