Уничтожим всех уродов. Женщинам не понять - Борис Виан

— Вы и есть Фрэнк Сэй? — спрашиваю я Энди.

— Да.

— А Майк?

— Это его настоящее имя. Он тоже из ФБР.

— Значит, за свои шуточки с гранатами он ничем не рискует? — слегка разочарованно спрашиваю я.

— У каждого свои причуды… — отвечает Энди. — Мы вынуждены смириться с этим, потому что он отличный агент. Хотя наверху на это смотрят не так уж благосклонно.

Мы усаживаемся в такси Энди (я никак не могу привыкнуть к его новому имени), и он трогает с места.

— Скоро мы во всем разберемся, — говорит он. На улице полная темень — только сейчас до нас это доходит. Фары шевроле шарят по мостовой. Майк говорит в передатчик; можно представить, что он говорит на самом деле, но послушать его — тетя Клара только что разродилась четверней. У парней из ФБР наверняка куча разных шифров. Шум мотора снова усыпил Гари, а Джеф продолжает яростно работать челюстями. Отличный парень, но все-таки слегка чокнутый.

— Куда едем? — спрашиваю я.

— Надо немного вздремнуть… — говорит Энди.

— Черт, мне совсем не хочется спать.

— Старик, надо восстанавливать силы Завтра — последний рывок.

— Завтра?

— Завтра мы отправляемся на остров Шутца. Нас сбросят на парашютах. В это же время туда направится миноносец, и когда они будут у цели, все должно быть закончено. Останется только погрузить на него этих голубчиков.

— И все это предстоит проделать нам? — интересуюсь я.

— Ну, если вам еще не надоело… Вы все-таки с самого начала замешаны в этом деле и прекрасно в нем разбираетесь… ну и самое главное.

— Что — самое главное?

— Вы прекрасно можете сойти за одного из подопечных серии Т.

Я ошарашен и в то же время довольно-таки польщен. Значит, несмотря ни на что, в итоге я могу соперничать с изделиями доктора Шутца. У Энди, очевидно, нет никаких оснований расточать мне комплименты понапрасну. Если он это говорит — значит, так и думает на самом деле… а это неплохой ценитель!

— И я с вами, — говорит Джеф.

— На это я очень рассчитываю, — отвечает Энди. — Вы смогли бы внедриться в обслугу Шутца и, не привлекая внимания, сделать свое дело. А мы вдвоем разместимся где-нибудь на природе… Впрочем, с нами будут еще четверо. Четверо верных людей.

Гари просыпается.

— Я тоже иду… — говорит он. — Какой сенсационный материал для «Калифорния Колл»!..

Вот уж на что мне совершенно наплевать.

XXI. Я развратничаю

И вот в половине седьмого утра я оказываюсь один-одинешенек у себя дома. Энди и остальные только что ушли. В час дня у нас назначена встреча на аэродроме — оттуда мы полетим на остров Шутца.

О том, чтобы заснуть в этот час, и речи быть не может. Напротив, было бы приятно и поучительно воспользоваться телефоном.

Я раздеваюсь, растираю тело одеколоном и надеваю роскошный халат оранжевого шелка. Затем, обув кожаные сандалии, растягиваюсь на кровати, хватаю аппарат и набираю, как положено, шестизначный номер.

Отвечает мне заспанный мужской голос, и я нахмуриваю брови.

— Алло? Кто это?

— Рок Бэйли у аппарата. Это ты, Дуглас? Что ты делаешь у Санди Лав?

— Это — потаскуха. — бормочет Дуглас. — Сволочь! Мерзавка! Лесбиянка!

— Что ты у нее делаешь? Отвечай!

— Я отвез ее домой, — гневно сообщает Дуглас, — заплатил за ужин, кино, дансинг — за все. Я истратил за этот вечер сорок семь долларов. Поднялся к ней выпить стаканчик. И думал уже, что дело в шляпе, и стал раздеваться, а она разъярилась. Хотел поцеловать ее, а она врезала мне пепельницей по башке, схватила мои брюки и ушла, хлопнув дверью. Она сказала, что я могу лечь в ее кровать, если именно этого я добиваюсь, а она хочет спать одна, а не развлекаться с сатиром, да вдобавок еще и уродом. И вот я без штанов и не могу вернуться к себе, потому что ключи остались в кармане. Так что я сплю здесь.

Он выразительно зевает.

— Ты — хамло, — заявляю я. — Лучше оставь женщин в покое. Почему бы тебе не стать чемпионом по бейсболу? Спортсмены обычно не волочатся за бабами. Вот и не будет в твоей жизни разочарований.

— Да. — отвечает он. — Ну, я, пожалуй, буду спать дальше. В принципе, в кровати и одному неплохо. Пока.

Я вешаю трубку и набираю номер Дугласа. Удача. Милашка там и, похоже, сердита.

— В чем дело? — гавкает она. — Опять это ты, идиот?

— Это Рок, — говорю я. — Это старикан Бэйли.

— О! — восклицает она. — А я подумала, что этот кретин Дуглас Тфрак опять собирается предложить мне римские развлечения. В чем дело, Рок? Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Да, — говорю я. — Мой матрац слишком жесткий, его нужно маленько размять.

Ну, дети мои, если она не поняла, в чем именно мой матрац нуждается. Тем хуже, честное слово. Я девственник, и предполагается, что я не умею обращаться с женщинами.

— Хм, — говорит она. — Весьма странное предложение для порядочной женщины. Но, в конце концов, вы можете не знать о моей порядочности… так что я приду и сама вам это объясню. Где вы?

Пока я диктую адрес, мое сердце стучит на удивление сильно. Черт, хорошо вам говорить, ведь все-таки в первый раз. Сумею ли я сделать все как нужно?. У меня нет даже самого элементарного учебника…

Впрочем, думаю, разберусь… Нужно только вспомнить все, что я видел у доктора Шутца.

Я в темпе прибираю комнату. Все, что валяется, запихиваю в ящики. Завтра горничная наведет порядок. Потом мчусь в ванную и собираюсь принять душ, чтобы проветрить мозги, так как у меня складывается впечатление, что, если так будет продолжаться и дальше, я, пожалуй, начну без нее. И как раз в тот момент, когда вода устремляется мне на плечи, я слышу скрип открываемой двери. Вслед за тем раздается вкрадчивый голос:

— Роки? Где вы?

Она слышит шум воды и заходит, нимало не смущаясь. На ней брюки и черный свитер, вокруг хорошенькой шейки — нитка жемчуга, и это идет ей как отсутствие чего бы то ни было — Венере Милосской.

— Какая прекрасная мысль, Роки. Это пойдет нам на пользу.

В две секунды брюки падают, свитер улетает, и, да простит мне Боже, в других предметах туалета нужды она не испытывает. Я не знаю, куда себя деть… Она вступает в квадратный бассейн, шторку которого я не успел задернуть.

— Подвиньтесь же… несносный вы человек… Разбудить приличную девушку в такой час… Роки… дорогой мой. Знаете, вы… прямо хочется встать перед вами на колени.

Сказано — сделано. Это происходит совсем не так, как я предполагал. Все очень просто. Даже слишком. Мне ничего не нужно делать… Но она, надо сказать, очень хорошо во всем разбирается… Что и говорить, примитивный ручной способ куда надежнее электродов папаши Шутца…

Я подхватываю ее под руки и поднимаю…

— Санди, малышка… Не хотели бы вы начать историю с начала?. Я новичок, вы же знаете…

Она прижимается ко мне, а я прислоняюсь к ручке душа.

Вода брызжет во все стороны, и моя кожа начинает гореть Я целую Санди сквозь тысячу струй, буравящих наши тела. Ее рука направляет меня… Я приподнимаю ее на несколько сантиметров, чтобы скомпенсировать разницу в росте. В моих руках она почти ничего не весит. Меня охватывает неописуемое волнение… Она не хочет отстраняться даже на миллиметр.

— Санди, Это опасно.

Она закрывает глаза, улыбается и обзывает меня проклятым идиотом, болваном, сопляком; потом кусает меня за губу с бешеной силой… Я не могу больше сдерживаться и выхожу из-под душа, все еще держа ее на руках… Путаясь ногами в ковре, ковыляю в комнату, и наконец мне удается приземлиться поперек кровати… Она с силой опрокидывает меня на спину…

— Роки… Давайте я вам покажу, коли уж это … первый раз.

Я повинуюсь… Я стараюсь отметить свои впечатления. Ни малейшего сожаления я не испытываю… Но это не похоже ни на что, доселе мне известное.

Боже милостивый… Это даже приятнее, чем замороженные ананасы…

И так летит время, словно письмо воздушной почтой.

В конечном счете, именно доктору Шутцу я обязан тем, что потерял девственность на шесть месяцев раньше, чем предполагал. Доктору Шутцу и Санди Лав… Эта мысль приходит мне в голову, пока я рассеянно целую Санди в те части ее тела, которые находятся у моих губ… Впрочем, неплохой выбор — они упруги и выпуклы, как калифорнийские фрукты, только намного приятней.

Все видится мне как бы в легком тумане, и я не могу понять отчего — то ли от ударов по голове, а может — от ухищрений подруги, которая так же активна, как и четыре часа назад, когда она переступила порог моей квартиры…

— Санди, — вздыхаю я.

Она закрывает мне рот, наваливаясь всем телом, и я понимаю, чего она ждет, — каким бы я ни был бестолковым. В одиннадцатый раз несложно врубиться. Судорога сводит мне скулы, так как я непрерывно работаю челюстями, но это такого рода судорога, что я охотно согласился бы терпеть ее несколько дней кряду.