Тысячная ночь - Аластер Рейнольдс

приход показался мне полной неожиданностью. После того как Портулак обнаружила ложь Лопуха, сбор пронесся в мгновение ока. В течение девятисот девяноста девяти ночей мы видели во сне солнца и планеты, космические чудеса и диковины, а также, возможно, немного грязи. Наши познания о галактике, которую мы называли своим домом, пополнились новыми подробностями, даже притом, что из-за бесконечных изменений истории эти знания стали практически бесполезными. Для большинства из нас это не имело значения. Важны были лишь присущее нам восхищение нитями, зрелище, интрига и очарование этого последнего вечера. Чего, впрочем, нельзя было сказать о Сторонниках, которые дрожали от нетерпения, как ни пытались это скрыть. В течение двух миллионов лет они вынуждены были принимать как должное невероятные масштабы галактики, сознавая собственную малозначительность на их фоне. Когда Абигейл Джентиан-Горечавка разделилась на девятьсот девяносто девять подобных драгоценным камням клонов-шаттерлингов, она надеялась покорить пространство и время. Но вместо этого лишь глубже осознала свою микроскопическую сущность. И Сторонники больше не желали этого терпеть.

Напряженно улыбаясь, я ходил среди празднующих Тысячную ночь, принимал комплименты. Хотя моя нить не вызвала всеобщего восторга, на место проведения церемонии никто всерьез не жаловался. Остров был достаточно небольшим, чтобы создавать ощущение интимной обстановки, но на нем хватало любопытных закоулков и архитектурных причуд, чтобы никому не приходилось скучать. Время от времени я вносил небольшие изменения, перемещал дорогу или лестницу, и мои усилия обычно бывали оценены. Белые террасы, балконы и мосты обладали собственным очарованием, но не отвлекали внимания от нитей, и сплетения проходили без малейших изъянов. Меня то и дело хватали за рукав, спрашивая, что я приготовил на последнюю ночь, и я всегда разводил руками: мол, не уверен, что у меня имеются какие-то замыслы.

Само собой, я прекрасно знал, что буду делать.

Вечер сменился ночью. В теплом воздухе парили бумажные фонарики, роняя на празднующих косые лучи в пастельных тонах. По обычаю Горечавок все были в костюмах, в той или иной степени отражавших содержание их сновидений, и в карнавальных масках. Игра заключалась в том, чтобы сопоставить сновидца со сновидением до того, как будут сорваны маски. На мне была маска луны и простая одежда в оттенках заката, с повторяющимся мотивом полузашедших солнц, а на Портулак — маска лисицы и костюм арлекина, в каждом квадрате которого изображены подробности ее легендарных приключений. Остальным потребовалось не так уж много времени, чтобы сообразить, кто этот арлекин, и ее снова начали донимать вопросами о поддельной нити, но ей оставалось притворяться считаные часы. Вскоре нам предстояло раскрыть наш обман и попросить прощения.

— Смотри! — сказал кто-то рядом со мной, показывая в зенит. — Падающая звезда!

Резко подняв взгляд, я успел заметить яркий след, прежде чем тот скрылся из виду. Возможно, доброе предзнаменование, подумал я. Вот только в предзнаменования я не верил, особенно когда их символизировали куски космическою мусора, врезающиеся в атмосферу планеты,

Несколько минут спустя ко мне подошла Портулак:

— Уверен, что готов через все это пройти?

— Да. Меньше чем через сутки все корабли, которые ты тут видишь, покинут систему. Мы должны либо сделать это сейчас, либо забыть навсегда.

— Забыть... Может, так было бы проще.

— Проще — да. Но нам хочется не этого.

В небе пронеслась еще одна падающая звезда.

— Согласна, — кивнула Портулак.

К полуночи празднующие собрались на высоком балконе, вынесенном в сторону от главной башни на изогнутой опоре из слоновой кости. Все уже проголосовали, и моя система подсчитывала, какая из нитей окажется победительницей. Вскоре эта информация появится у меня в голове, и мне предстоит объявить долгожданный результат. Один из нас покинет систему, зная, что его сновидение произвело на всех наиболее сильное впечатление и что ему оказана честь подготовить место для следующей церемонии. Кто бы это ни был, я пожелал ему всего наилучшего. Я давно уже понял, что похвалы быстро заканчиваются, а затем появляется тяжкое бремя ответственности.

Я стоял на балконе, расположенном еще выше, глядел на медленно движущиеся по своим орбитам фигуры в масках и костюмах. По мере того как близилось время моего объявления, атмосфера праздника становилась все напряженнее. На фоне всеобщего веселья явственно ощущалась грусть. Установившиеся здесь дружеские отношения вынужденно прерывались до следующего сбора, который случится через двести тысяч лет. Мы знали, что время и расстояния наверняка изменят некоторых из нас. Мы будем уже не теми, что прежде, и далеко не каждая дружба переживет такой срок.

Пора.

Я шагнул с балкона. Внизу раздался всеобщий судорожный вздох, хотя никто всерьез не ожидал, что со мной что-то может случиться. Как только моя левая нога ступила в пустоту, под нее скользнула плита из белого мрамора, а когда примеру левой последовала правая, опора появилась и под ней. Я снова сделал шаг, и первая плита изогнулась подо мной, встречая опускающуюся ступню. Ступая между двумя плитами, я неторопливо спустился на нижний балкон. Эффект оказался именно таким, как я и желал, и я попытался изобразить на лице соответствующую моменту удовлетворенность.

Но далеко не все взгляды были прикованы ко мне. Часть лиц в масках и без масок смотрела куда-то вверх. Подняв голову, я увидел очередную пронесшуюся в небе звезду, а потом еще одну. Одна за другой небо от зенита до горизонта рассекли еще шесть, потом еще и еще — десяток за первую минуту, два десятка за вторую. Я улыбнулся, поняв, что это и есть тот самый сюрприз, который я приготовил на Тысячную ночь. Метеорный дождь!

Все просто, подумал я. Требовалось лишь столкнуть комету на нужную орбиту, разбить ее на куски и позволить ее пыльному хвосту пересечь орбиту моей планеты в нужной точке пространства и времени... здесь, сегодня ночью. При мысли об этом мне вдруг почудилось нечто знакомое... Память о совершенном стерлась не полностью.

С чьей-то точки зрения подобное могло показаться чересчур примитивным, и на мгновение мне подумалось, что я неверно оценил произведенный эффект... Но едва у меня возникли первые нотки беспокойства, послышались аплодисменты — сперва вежливые, затем все более восторженные, набиравшие силу по мере того, как звезды убыстряли свое появление, проносясь над головой с такой скоростью, что их не удавалось сосчитать.

— Браво, Лихнис! — услышал я чей-то голос. — Со вкусом и сдержанно... Красота в простоте!

Я шагнул на невысокий постамент, так что мои голова и плечи возвышались над толпой. Заставив себя улыбнуться, взмахом руки прекратил аплодисменты.

— Спасибо вам, — сказал я. —