Особняк у реки забвения - Евгения Грановская

7

Ночь была удивительно тихая. В неподвижном воздухе висел легкий грибной запах. Максим лежал навзничь на холодной мокрой траве, раскинув руки. Вставать он не спешил: надо сперва разобраться, всё ли у него цело.

Мысли фокусировались медленно. Он стал осторожно двигать руками и ногами. Боли не было, тело подчинялось. Кости, кажется, не сломаны.

Максим вздохнул и приподнялся.

На небе висела ущербная луна. На границе деревьев и лужайки сгрудились тени. В полумраке трудно было что-либо как следует разглядеть. Валяющийся в двух метрах от Максима разбитый мопед в призрачном освещении показался ему каким-то фантастическим чудовищем, прилегшим отдохнуть и поглядывающим на Максима большим, зыбко мерцающим глазом.

Максим потрогал голову и поморщился от боли. На затылке вскочила огромная шишка.

Подул легкий ветер, и из травы взмыли кверху светлячки. Максим поднялся на ноги и тихо застонал от колокола, ухнувшего в голове. Шагнул к мопеду, но тут же споткнулся о какой-то предмет и чуть не упал. Нагнувшись, осторожно потрогал то, что попало ему под ноги. Это была его собственная сумка, набитая вещами.

Максим взял сумку, добрел до мопеда и осмотрел его. Легкий мопед превратился в груду покореженного металла. Максим вздохнул и огляделся.

Надо было убираться отсюда, и побыстрее. Максим отвел взгляд от останков мопеда и, спотыкаясь, побрел по грунтовой дороге. Впереди чернел мрак. Максим не знал, в правильном ли направлении идет, и это сильно тревожило его.

Еще несколько шагов – и походка Максима выправилась, а глаза привыкли к подсвеченной лунным светом темноте.

Минут двадцать он шел по грунтовой дороге, с досадой думая о том, что теперь придется преодолеть пешком черт знает сколько километров. В его-то состоянии! Еще, чего доброго, разойдутся швы… Что тогда прикажете делать?

А ведь в лесу могут водиться дикие звери. Волки, например. Говорят, эти твари способны учуять кровь за десять километров. Что, если один из швов на теле Максима действительно разойдется и сквозь рубашку просочится кровь?

Максим опасливо глянул по сторонам и заставил себя усмехнуться. Глупости. В наше время в лесах совсем не осталось зверья. Разве что какие-нибудь безобидные кролики… И то вряд ли.

Молодой человек остановился, чтобы поправить на плече сумку, и собрался идти дальше, как вдруг тишину леса пронзил отчаянный вопль. Кровь застыла в жилах, а на лбу у Максима выступила холодная испарина. Вопль сменился визгливым хохотом, и этот хохот – жуткий, нечеловеческий – холодком пробежал вдоль позвоночника Максима и, достигнув копчика, потребовал посещения туалета.

Несколько секунд Максим стоял, с ужасом озираясь по сторонам и вслушиваясь в звуки ночного леса, затем сорвался с места и побежал. Он бежал вперед, не разбирая дороги, – лишь бы подальше от того места, откуда донесся вой.

Долго ли, коротко ли продолжался его безумный бег, но в конце концов Максим устал и остановился, чтобы перевести дух. Хрипло дыша и озираясь по сторонам, он вдруг сообразил, что сошел с грунтовой дороги и теперь стоит на лесной лужайке, со всех сторон окруженной черными деревьями.

И тут он заметил между деревьями желтый отблеск света.

– Свет… – хрипло прошептал Максим. – Там люди!

Он приободрился, поправил на плече сумку и торопливо зашагал в ту сторону. Вскоре черная стена деревьев расступилась, и Максим остановился, увидев перед собой большой двухэтажный дом.

На углу горел фонарь, бросая на лужайку перед зданием зловещее и загадочное желтое сияние, больше похожее на блики от угасающего факела, чем на свет электрической лампочки.

Что ж, по крайней мере, он вышел из темной глухомани, здесь – цивилизация. Максим перевел дух, сердце его забилось ровнее.

Подул легкий ветерок. Грибной запах сменился едва уловимым запахом падали, и Максим нахмурился. Скомканный листок бумаги прошуршал по гравийной дорожке и замер, налетев на левый ботинок Максима.

Максим наклонился и поднял его. Пробежал взглядом. Это был рекламный проспект некой оздоровительной программы. «Полное излечение от последствий стресса!» – гласила «шапка» на рекламе.

Максим усмехнулся.

Снова налетел порыв ветра, и снова зашумела листва деревьев. На какое-то мгновение Максиму показалось, что он разобрал в их шелесте свистящий звук, похожий на человеческий шепот.

Максим напряг слух, но не услышал ничего, кроме обычного лесного шума. Он зябко передернул плечами. Что-то было здесь неладно… У Максима возникло тревожное предчувствие, будто нечто страшное готово обрушиться на него, и он с надеждой взглянул на дом.

В лесной темноте ярко горело несколько окон. Максим двинулся вперед. Подошел к железным воротам, отделяющим подворье от леса, и толкнул одну из створок. Неприятный скрип заржавевших петель заставил Максима вздрогнуть.

У него вдруг появилось ощущение, что из леса за ним кто-то внимательно наблюдает. Он обернулся, но не увидел ничего, кроме кромешной, черной стены деревьев.

«Брось, – сказал себе Максим, – там никого нет. Страх перед ночным лесом – атавизм, доставшийся нам по наследству от предков».

За воротами продолжалась гравийная дорожка, обсаженная по бокам кустарником. Максим пошел по дорожке к дому. Над дверью, под жестяным колпаком, тускло светила лампа, освещая террасу, уставленную столиками.

Со второго этажа над террасой нависали балконы с железными перилами. Несколько освещенных окон смотрели на довольно давно не стриженный газон.

Дом стоял в лесу один-одинешенек, но был явно обитаем. Отчего же его вид вызывал в душе Максима такую тревогу?

Новый порыв ветра прошуршал по траве, и снова Максиму послышался тихий, свистящий шепот. Будто кто-то тихонько окликнул его по имени.

Максим передернул плечами. Чушь! Не было никакого голоса! Он просто напуган и утомлен. В ночном лесу может и не такое почудиться.

Вперед! В доме живут люди, и, кем бы они ни были, – они помогут ему.

8

Максим хотел нажать на кнопку электрического звонка, но передумал. Звонок может перебудить весь особняк, а Максиму этого не хотелось.

Он подошел к тускло освещенному окну первого этажа, достал из кармана монетку и осторожно постучал по стеклу.

Спустя несколько секунд к окну подошел человек. Это был мужчина с широким лицом и узкими, по-восточному раскосыми глазами. Рядом с ним встал еще один мужчина – в коричневом берете, лет сорока пяти на вид, в очках, с худым лицом и седой бородкой.

Некоторое время оба с изумлением разглядывали непрошеного гостя. Затем человек в берете отворил створку окна и, строго взглянув на Максима сквозь стекла очков, спросил: