ВОЛКИ БЕЛЫЕ(Сербский дневник русского добровольца 1993-1999) - Олег Валецкий

В конце июля операция на Игмане закончилась весьма неожиданно, не только для меня, но и для большинства местных сербов. Даже Младич был изумлен таким поворотом событий. Он уже успел полетать на вертолете со своей женой над Игманом, когда Караджич и Милошевич потребовали вывести сербские войска с Игмана и передать позиции миротворческим силам ООН.

Даже непосвященному, было понятно, что такие горные массивы как Игман, Белашницу и Трескавицу, было не под силу контролировать двум или трем батальонам миротворческих сил, шефы которых явно потворствовали мусульманам.

Несмотря на все протесты, операция была остановлена и на Игман пришли сначала миротворцы, а затем и мусульмане. Сербы потеряли в этой операции несколько десятков человек убитыми и еще больше ранеными.

Так закончилась операция Тырново-Игман. Все же взятие Тырново было ощутимым приобретением для Республики Сербской, ибо это дало связь с югом, а Тырново осталось сербским и после подписания мира в Дейтоне.

Глава 4. Октябрь 1993

Так как мое появление, затем появление Валеры и Бориса, а в середине августа — и Саши Шкрабова, сделало наличие русских в отряде Алексича известным событием, то воевода получил возможность, не прилагая никаких усилий, принимать разнообразных «руссов», которые хотели воевать, и требовали, что бы их отправили к «руссам» Алексича. Естественно, местные сербы, на которых Алексич постоянно оглядывался, были довольны прибытием «боевиков», и мы встречали более чем радушную встречу, правда, если только дело не касалось материальной помощи.

Прошедшая акция в октябре 1993 года, на высоте «Дебелое Бырдо», сплотила наш отряд, он стал по-настоящему боеспособным. Стало очевидно, что в чужой среде действовать по одиночке сложно. Воевода Алексич не мог и не имел времени поддерживать порядок в русском отряде, поэтому нашим командиром должен был быть русский. Я тогда имел печальный опыт командования, поэтому категорически отказался от этого предложения. Но против выборов ничего не имел. В качестве кандидата я всем нашим предлагал человека, имевшего определенные заслуги и высокую внутреннюю культуру, а также дисциплинированность. Но так как наши люди только-только собрались вместе, то командира, по моему мнению, должна была выявить полномасштабна акция. На мой взгляд, более подходящей фигурой был Шкрабов. Выборы все же состоялись, голоса разделились между мной и Сашей, а один (мой голос) получил Крендель. Особого значения мы выборам не придавали, так как необходимости в командире тогда не возникало: на выполнение боевых задач воевода сам брал людей по желанию, и каждый из нас занимался своим делом.

К нам приехал боец из 2-го РДО, своеобразный «последний из могикан» Прачи, Саша Т., невысокий парень с черными кучерявыми волосами, родом из Харькова, но который в Югославии уже жил с конца 1980-х годов. После распада 2-го РДО Саша проводил время один в двухэтажном доме, выходя с сербами по графику на дежурство. Он получил прозвище «Прачинский» и уверял всех, что абсолютно не хочет переходить в русский отряд. Но как-то, изрядно выпив, ему взбрело в голову пострелять по сербскому автобусу на стоянке, и тут уж ему невольно пришлось перейти к нам. У нас он этими глупостями не занимался, так как автобусов в отряде не было. Саша любил говорить часами обо всем, его призванием было быть ведущим развлекательной телепрограммы. Но вакантных мест для этого не нашлось, и ему сразу же по приезду пришлось принять участие в «акции» на Гырбовице. Главными организаторами ее были воевода, Мишо Чолич и командир одной из рот нашего батальона — Вукота. Мы тогда получили гранатометы. Сначала мы пришли в штаб четы Вукоты, находившийся в центре Гырбовицы, в бывшем управлении фирмы под названием «Дырворека». Здесь я увидел больше десятка человек с гранатометами М-57 и «Оса», с ручными пулеметами М-84 и со снайперскими винтовками и автоматами. Мы разделились. Я, Саша «Прачинский» и Витя Десятов оказались на крыше какого-то высотного здания в районе улиц Загребачкой и Люблянской, рядом со зданием, носившим название «Металика». С этого то места мы и начали огонь, ребята успели пострелять, мой же гранатомет отказал, и не помогла замена заряда к гранате с помощью «Прачинского».

Целью нашего огня были позиции противника в районе здания «Юнионинвеста», в том числе какие-то стены сооружения из кирпичей и мешков с песком, обеспечивающие безопасность прохода бойцам противника к своим позициям. Тогда по всей Гырбовице стоял такой грохот, и кто откуда бил, разобраться было невозможно. Интересно, что воевода стрелял из своего гранатомета без наушников, объясняя это тем, что его уши предохраняют длинные густые волосы, и еще он открывает рот. Открывать рот рекомендуется при стрельбе из «Золи», тем более что маленькие резиновые затычки для ушей зачастую терялись. Произошли и курьезы. Витя зачем-то решил пострелять с крыши, находясь в двух-трех метрах от стеклянной ограды, которую он в темноте не видел. В результате осколки стекла посекли ему подбородок.

Затем мы спустились вниз, пересекли Гырбовицу и пошли к зданию, находившемуся недалеко от реки Миляцка. На другой стороне реки был расположен парк, по которому шла линия обороны неприятеля. Мы опять открыли огонь. Из гранатомета стрелял высокий стриженый парень, муж медсестры из «Корана». Мой гранатомет упорно продолжал молчать, меня это злило, но научило больше никогда не пользоваться чужим оружием. Впоследствии я получил гранатомет М-57 (и к нему пару ящиков гранат), который уже меня не подводил.

Саша Шкрабов после этой «акции» притащил откуда-то гранатомет РПГ-7 с трофейными снайперскими китайскими осколочными — фугасными и кумулятивными — гранатами к нему. Позднее еще один РПГ-7 нам дал на временное пользование Ацо Пандуревич, офицер нашего батальона, ответственный за безопасность. Заряды мы хранили в сухих местах, а отсыревшие — осторожно подсушивали вблизи батарей. Качество трофейных гранат часто хромало, а один РПГ-7 пришлось отнести в ремонт мастеру Мише, потому что его ударная игла не поднималась достаточно высоко: орудие давало осечку каждый раз, когда боец выскакивал из-за угла здания для выстрела. Получалось как в фильмах, только пулю в лоб можно было получить мгновенно, поэтому я предпочитал стрелять из гранатомета в темноте. В копейку попадать необходимости не было, а бункер был виден и ночью.

Со временем наша каптерка потихоньку стала пополняться боеприпасами — и не только ручными гранатами и патронами, но и дистанционными минами МРЧД и даже 82 мм минометами. Источник нашего снабжения был очень прост: перед каждым боем завозилось большое количество боеприпасов. Немало сербских бойцов обходилось ограниченным запасом. Наши пытались следовать этому примеру, но, как правило, срабатывало общественное мнение отряда. Таких бойцов по-русски хорошо обругивали, и им приходилось нагружаться максимально, что иногда становилось впоследствии обузой на марше. После любой неуспешной акции мы подбирали оставшиеся боеприпасы, вплоть до гранат к гранатомету. Количество собираемого ограничивалось нашими физическими возможностями. Так что каптерку мы свою укомплектовали собственными усилиями, хотя у нашей четы был собственный склад, доступа к которому у нас не было. Каптерка же нам здорово пригодилась, так как с октября 1993 года у нас началась более интенсивная жизнь, связанная с новыми вспышками боевых действий в районе Сараево.

Сербы развернули городскую войну с точечными ударами. Это было правильно: уступая противнику в силе, сербы держали его в постоянном напряжении, пользуясь также близостью политических центров неприятеля к сербской линии обороны на Гырбовице. Уйди тогда сербы в глухую оборону, то противник почувствовал бы себя увереннее и мог организовать нападение, которое имело бы все шансы на успех. У сербов были весьма плохо подготовленные позиции, которые они улучшать не стремились. В середине 1993 года по сербскому телевидению показывали репортаж с Гырбовицы, в котором один из командиров сербской четы, по фамилии Шешель, родственник известного Воислава Шешеля заявил: «Нам не нужны укрепления, так как противник труслив, и мы с ним всегда сможем покончить». На мой взгляд, противник все-таки большой трусостью не отличался, тогда как у сербов на Гырбовице тогда сохранилось лишь 200 — 300 человек, причем уже готовых воевать и имеющих хороший боевой опыт. Уже к 1995 году многие из них погибнут, другие уйдут, иные просто уедут. Война, шедшая здесь, значительно отличалась от войны в других регионах. Здесь шла городская война, и не месяц-другой, а три с лишним года. Как я уже писал, воевали вчерашние соседи, коллеги, родственники, друзья. Это вызывало во многих еще большую озлобленность, так как люди чаще узнавали, кто кого убил, ограбил или изнасиловал. Как ни тяжело было бойцам из Баня-Луки, Беляны, Пале, Требинья, но они возвращались домой, могли отдохнуть в почти мирной обстановке, здесь же все было относительно, так как дома от линии фронта находились в 200–300 метрах. Такая война на Гырбовице может сравниться лишь с войной на Добрини и Отесе под Илиджей (или Зораново, названного в честь командира, погибшего при его освобождении в 1992 году).