София в парандже - Александр Афанасьев

Трактор лежа стягивал шлем, ругаясь при этом. Посветив фонариком, мы увидели четкий след от пули… шлем был хороший, сербский, новый, пластик – а сорок четвертый «магнум» держит, пуля вскользь прошла.

– В рубашке родился! – ухмыльнулся я, а Трактор снова выругался…

Болгары уже шли на штурм под прикрытием уцелевшей техники.

При штурме они потеряли одиннадцать человек безвозвратно, это были самые крупные потери за всю историю СОБТа.

Еще больше десятка были ранены. Такие тяжелые потери были обусловлены тем, что болгары не ожидали наличия у террористов крупнокалиберного пулемета. Да и кто этого ожидает? Если он есть – это уже, простите, не террористы, а нечто другое.

Пулемет был марки «Утес», выпуска восемьдесят четвертого года. Где взяли? Да запросто, рядом Украина с ее АТО.

В здании нашли десять трупов, один из террористов, видя приближающихся болгарских спецназовцев, с криком «Аллаху Акбар!» подорвался на гранате, еще один, умирая, засунул гранату с выдернутой чекой под себя…

Приехал с усиленной охраной и.о. министра Иванов. Посмотрел на картину произошедшего боя, на выбитые пулями стены, на крупнокалиберный пулемет и спросил меня:

– В Чечне было так же?

Я кивнул.

– А мы думали, если окажемся в Европе, этого не будет. Мы ошибались.

Да… ошибались.

А что такое, собственно, Европа? Это не панацея от всех бед, не лекарство.

Если у тебя под боком Турция, то, вступив в Европу, ты не передвинешь ее никуда, и сам никуда не денешься, верно ведь?

Вот оно. Точнее – она. Правда. Крупнокалиберный пулемет, куски ленты, выбитые пулями обломки стены и припорошенные пылью трупы. Если ты не идешь воевать – война сама приходит к тебе.

– Тебе что-то тут надо? – поинтересовался Иванов.

Я прикинул, что к чему, и спросил:

– Живые тут есть?

– Из потурченцев, – и.о. министра так и сказал, «потурченцев», – никого. В подвале нашли рабов и заложников.

– Посмотреть бы…

Мощные фонари высветили полумрак бывшего бомбоубежища. Камеры, ржавые решетки, руки…

– Кто это? – повернулся я к сопровождавшему меня болгарину.

– В основном должники мафии, – ответил он на смеси русского, болгарского и английского, – они отрабатывают тут долг.

Камера за камерой. Болгарин использовал свет с подствольного фонаря автомата, чтобы просветить их. Кто-то из заложников отшатывался, кому-то было уже все равно.

– Что с ними будет?

– Начальство решит…

В последней камере лежал прямо на бетонном полу человек. Мне он показался крупнее, чем остальные, он лежал спиной к нам, и я не видел его лица.

– Эй! – крикнул я. – Повернись! Ты кто?

Он не ответил.

– Можешь открыть? – попросил я болгарина.

– Это опасно… – сказал тот и тут же замолчал, поняв, что сморозил глупость. Позвал кого-то с штурмовыми кусачками – это такие кусачки, которые приводятся в действие… холостым патроном! Кусачки перекусили дужку замка, и он с металлическим лязгом упал на пол.

Я зашел в камеру… приблизился к лежащему… наклонился… если кто думает, что я дурак, ошибается, пистолет под рукой, если что. Человек замычал… а может, застонал так.

– Ты кто? – спросил я.

– Пошел на…

Язык родных осин! Русский!

– Забираем его! И найдите врача!

На Степана Суворова – а это был именно он – страшно было смотреть, хотя врач спецназа уже оказал ему первую медицинскую помощь. Исламские экстремисты жгли его, похоже, раскаленным железом, выжгли глаз, потом начали снимать кожу с правой руки, а это не считая банального избиения. Тем удивительнее, что он был жив и даже в сознании. Болгары оставили нас одних в машине «Скорой». Вместе со мной в машину залез Трактор, выглядел он более чем внушительно…

– Маску надень… – шепнул я ему, перед тем как лезть в «Скорую». Он подчинился…

Суворов полусидел на носилках (они были сконструированы так, что могли принимать любое положение), к его руке тянулась прозрачная змейка капельницы.

Я сел на место врача, а Трактор был такой огромный, что устроиться ему оказалось сложно, и он так и остался стоять, склонив голову.

Суворов оглядел нас и равнодушным голосом констатировал:

– Менты. Хоть подлечиться на больничке дайте, видите, живого места не осталось…

Я достал из нагрудного кармана фляжку, отвернул крышку и протянул страдальцу. Тот с недоверием посмотрел на меня, глотнул, потом с наслаждением присосался и, выпив все, облегченно выдохнул:

– Ништяк. Бывают и среди «мусоров» люди.

– Ты меня не за того принимаешь, Степа…

– А че? – настороженно посмотрел на меня бандит.

– Через плечо. Я похож на мента? Или он?

Степан посмотрел на меня, потом на Трактора. На ментов мы похожи не были, особенно Трактор, с его восьмым ростом, под который и форму-то с трудом подберешь…

– Если огорчил, не огорчайтесь… Разговор есть. Но, прежде чем мне в уши дуть, хорошо подумай, Степа. Судьба твоя может быть очень разной. Можешь пройти по делу «терпилой» и уехать в Испанию. Можешь лет пятнадцать на болгарской зоне отбарабанить. А можешь и…

– Че-то не пойму я тебя. Мент – не мент, братан – не братан. Че надо-то? – перебил Суворов, с подозрением глядя на меня.

– Кое-что рассказать. Вы с американцем поехали в Грузию «терки тереть». За дешевый порошок, который Европу наводнил. Так?

– Ну, так… – уныло подтвердил Степан.

– Грузинские воры от всего отбоярились, так?

– Так.

– Но наколку дали. В Болгарии. Так?

– Так.

– Где?

– Город такой… Пер…

– Перник?

– Ага, он.

– Дальше?

– А че дальше? – выругался Степан. – «Грызуны» двух братанов с нами отправили, типа, на подмогу. Мы сюда прилетели, хату сняли. Америкос сказал – у него тут контакты есть, он разрулит, что к чему. Ушел и пропал. Мы сидим, жрать нечего, телефон отключен. Я вышел на улицу – меня тут же во дворе и приняли.

– Кто принял?

– Это тебе лучше знать, начальник. Я не разбирался – «калашом» ткнули в брюхо – садись, мол, в машину. Попробуй не сядь.

– По-русски?

– Че?

– По-русски приказали?

– А… Да.

Ничего удивительного. Русский в ИГ не менее распространен, чем арабский.

– Дальше что?

– Че… Привезли сюда. Пытать стали…

– Спрашивали чего?

– Что по Грузии знаю. Кто такой америкос? Кто я сам такой?

– А ты?

– На хрен послал.

Что ж, очень по-русски. Я достал пачку сигарет, которую носил для установления контактов, протянул Степану.

– Не, – скривился он. – Я загадал, если живым выскочу из этой терки, бросаю. Завязал я с куревом, навсегда. Харе.

– Достойно. Америкоса видел?

– Его рядом со мной держали.

– Пытали?

– Было дело. Но не так, как меня.

– А тебя-то за что?

– Зато, что русский, че. У них там много друзей под бомбами погибло в Сирии, зверствовали. Сказали, что всех русистов до Волги резать будут, халифат будут делать. Мне сказали, что заживо сожгут…

И почему я не удивлен, а, люди добрые? Только вот кажется мне… прямо-таки мерещится, что ничего у них не выйдет. Здесь, в чужой стране, красиво зачистили – а у себя-то сам Бог велел. Не знают еще хоббиты, что значат слова «никто не уйдет». А узнают…

– Степа, когда последний раз американца видел? И кто его забирал?

– Сегодня. Трое каких-то забрали.

– Видел их раньше?

– У… брателла, мне ни до чего было. Эти суки.

– Ладно, Степа. Отдыхай, лечись.

– Че мне будет-то?

– Слово замолвлю.

– Благодарю…

– Да не за что, Степа. И мой тебе совет – бросай. Не курить и бухать, а вообще. Судьба второй шанс редко дает…

Выбравшись из машины, я подошел к генералу Иванову. Тот курил, глядя на разбитые «Фольксвагены», на дыры от пуль крупнокалиберного пулемета в бронированных кузовах и стеклах.

– Русская мафия, – сказал я, отвечая на незаданный вопрос. – Но Болгарии он ничего не делал. Попал как кур в ощип.

– Тех, кто убил Стоянова, тут нет, – задумчиво проговорил генерал.

– Вероятно, непосредственные исполнители уже скрылись. Но я наверняка знаю, где заказчик.

– И где? – резко повернулся ко мне Иванов.

– В багажнике моей машины.

Генерал выпучил глаза.

– Только мне его допросить надо, понимаете? Припугнуть…

Около моей машины стояли двое из СОБТ. Увидев подходящего генерала, отдали честь и сказали:

– Господин генерал, там кто-то стучит внутри. И кричит…

Вытащив Рашида из багажника моей машины, мы повели его к зданию расстрелянного наркозавода, бывшего машиностроительного. Рашид вырывался и орал, что ему больно, но у Трактора не забалуешь. Да и не впечатляло это особо никого – всем сейчас больно…

Мы затащили его на верхний этаж и поставили рядом с пулеметным гнездом. Трактор держал его, а я набрал номер телефона Студента, чтобы дать ему команду.

Генерал Иванов надел черные очки, придавшие ему зловещий вид, и закурил. Третья сигарета на моих глазах – много человек курит. Хотя… как говорится в одном анекдоте про Василия Ивановича Чапаева – раскуришься тут.