Воспоминания - Татьяна Сухотина-Толстая

Кончивши орехи, мы принимались за картонажи. Заранее была куплена бумага, пестрая, золотая и серебряная. Были и каемки золотые, и звездочки для украшения склеенных нами коробочек. Каждый из нас старался придумать что-нибудь новое, интересное и красивое. Клеились корзиночки, кружечки, кастрюлечки, бочонки, коробочки с крышками и без них, украшенные картиночками, звездочками и разными фигурами.

Потом одевались «скелетцы». Теперь этих кукол давно уже не делают. А в мое детство ни одна елка не обходилась без «скелетцев».

Это были неодетые деревянные куклы, которые гнулись только в бедрах. Головка с крашеными черными волосами и очень розовыми щеками была сделана заодно с туловищем.

Ноги были вделаны в круглую деревянную дощечку, так, чтобы кукла могла стоять.

Этих «скелетцев» мама покупала целый ящик, штук в сто. Они стоили по 5 коп. и раздавались уже одетыми каждому приходящему на елку ребенку.

Вместе с ящиком «скелетцев» мама приносила огромный узел с разноцветными лоскутами. Все мы запасались иголками, нитками, ножницами и начинали мастерить платья для голых скелетцев. Одевали мы их девочками, и мальчиками, и ангелами, и царями, и царицами, и наряжали в разные национальные костюмы: тут были и русские крестьянки, шотландцы, и итальянцы, и итальянки. И чего, чего мы с мама и Ханной не придумывали…

Наконец в сочельник все было готово…

— Сергей76, — распорядился папа, — вечером вели запрячь трое саней.

Мы насторожились.

— Папа, ты куда?

— На станцию, за гостями.

— А нам можно ехать? — спросила я.

— Нет, куда вам, мы вернемся ночью. И мама не поедет. — Это нас успокоило.

Нас послали спать, но перед сном мы пошли посмотреть новую пристройку. Она поспела как раз к рождеству.

Зала была поразительно великолепна: вновь натертый паркет блестел, как зеркало; на стенах висели старинные портреты толстовских предков, в простенках повешаны зеркала, против них две керосиновые лампы, и посередине комнаты покрытый белой скатертью длинный стол с посудой и холодным ужином для ожидаемых гостей…

В разных других комнатах были постланы для гостей кровати.

Мы их пересчитали, и их было семь. Значит, ждут семерых.

В большом волнении мы пошли спать, ожидая много радости и удовольствия от завтрашнего дня и от всех последующих.

На другой день мы встали рано и все утро протомились, ожидая появления наших гостей. После дороги и позднего ужина они проспали дольше обыкновенного.

Но вот наконец они появились… Вот мой милый толстый, добрый крестный отец, Дмитрий Алексеевич Дьяков, которого мы сокращенно зовем Микликсеичем и которому, несмотря на то, что он старше папа, мы все говорим «ты».

Он всегда шутит и всегда весел, и потому мы, дети, встречая его и бросаясь ему на шею, уже заранее смеемся.

— Ну, Таня, покажись, — говорит он мне. — Что, у тебя талия все такая же, как яйцо, — в середине толще, чем кверху и книзу?

Я смеюсь шутке своего крестного отца, но несколько ею уколота. И немедленно я придумываю ему ядовитый ответ.

— А ты знаешь, Микликсеич, — бойко говорю я, — у меня недавно был нарыв на большом пальце, и мне положили припарку и завязали палец тряпкой, и он вышел такой толстый, что мы его прозвали Микликсеичем.

Потом приходит дочь Дмитрия Алексеевича — высокая, красивая белокурая Маша.

Она вся тонкая, гибкая, нежная… Я ее страстно люблю и, главное, любуюсь ею. С нею ее компаньонка, коротенькая добродушная Софеша.

И с ними же приехала наша двоюродная сестра, милая, рассеянная и восторженная Варенька.

Днем приезжает из Тулы другая двоюродная сестра — Лиза с своим мужем Леонидом Оболенским и братом Николенькой Толстым. Леонид и Николенька тоже наши большие друзья, Леонид — веселый, добрый и, кроме того, очень мягкий человек, так что всегда исполняет все наши просьбы.

— Леонид! — кричим мы. — Идем на коньках кататься.

— Да что вы! Что вы! Я сам расшибусь и вам лед проломлю, — говорит грузный Леонид.

Но мы ему не даем покоя.

— Нет, пойдем. И Лизанька пойдет, Варя, и Маша, и Софеша, и Николенька…

И в конце концов Леонид соглашается, и мы все идем на пруд, где у нас расчищен каток и выстроена большая деревянная гора, с которой мы катаемся на санках.

Много веселых падений, неловких, смешных движений и кувыркания в снегу… Мы, дети, стараемся поразить больших нашим искусством кататься на коньках.

Веселые, разрумяненные от движения на морозе, мы отправляемся домой. Нас не пускают в залу. Там мама с гостями устраивает елку и расстанавливает по столам подарки…

Чувствуется приятный смолистый запах елки…

Мы обедаем в новом кабинете папа внизу.

Уже во время нашего обеда в передней слышится возня собравшихся с дворни и с деревни ребят… Они топчутся, шушукаются, толкают друг друга, и в этих звуках мы слышим признаки того же нетерпения, которым горим и мы.

Праздничный обед тянется бесконечно долго. Наконец одолели жареную индюшку, и человек несет на блюде пылающий плум-пудинг. Он облит ромом и зажжен. Несущий его человек отклоняет от него лицо, чтобы не обжечься. А я смотрю на пламя и надеюсь на то, что оно не погаснет, пока плум-пудинг не донесут до меня.

Мы гордимся тем, что этот плум-пудинг — произведение наших рук. Мы накануне под руководством Ханны успели вычистить для него изюм, снять кожу с миндаля и истолочь его.

Наконец обед кончен, и мы идем наверх. Проходя через переднюю, мы сочувственно переглядываемся с знакомыми нам ребятами.

Тут сыновья повара: Егор и наш друг Сеня, который каждый год 9 марта делает нам таких удивительных жаворонков, тут прачкина кудрявая, черноглазая, хорошенькая Наташа, которая на пасхе, катая яйца, говорит, что хочет выкатать «рировенькое ряричко», тут ее сестры Варя и Маша, и много других дворовых и крестьянских детей. От них пахнет морозом и полушубками…

Наверху нас запирают в гостиную, а мама с гостями уходит в залу зажигать елку…

Мы совершенно не в силах сидеть на месте и то подбегаем к одной двери, то к другой, то пытаемся смотреть в щелку, то прислушиваемся к звукам голосов в зале.

Наконец слышим стремительный топот вверх по лестнице. Шум такой, точно гонят наверх целый табун лошадей.

Волнение наше доходит до крайних пределов. Мы понимаем, что впустили вперед нас крестьянских ребят и что это они бегут наверх. Мы знаем, что, как только они войдут в залу, так откроют двери и нам.

Так и выходит. Когда шум немного стихает, слышим приближающиеся из залы шаги мама к гостиной двери. Вслед за этим дверь отворяется на обе половинки, и нам позволено войти…