Нянька для мерзавца - Инга Максимовская

– Просыпайся, – приказала я, толкнув подругу так, что она с грохотом свалилась на пол, точнее – на уродку по имени Клеопатра, которая разразилась таким душераздирающим воплем, что у меня едва не остановилось сердце.

– И что делать думаешь? – спросила Валька, пожирая приготовленную мною яичницу спустя полчаса после пробуждения. – Я бы на твоем месте постаралась к боссу пролезть. Как, знаешь, в фильмах. О, точно – устройся к нему в дом прислугой, стань доверенным лицом и всем отомсти к чертовой бабушке, как в том кине. Как там оно называлось-то? А, да – и шпионством кучу денег заработай, а потом всем факи показывай и фиги крути.

– Ты вчера перебухала, что ли? – с подозрением посмотрела я в блестящие глаза подруги. – Я прислугой? Да я тебя. . . .

– Да ладно, шучу я, – хмыкнула нахалюга. – Не хочешь, как хочешь. А этот, как его, Зотов, он как, кстати? Красавчик, или боров жирный, как все миллионеры?

Я закатила глаза. Конечно, знаток миллионеров великий – Валентина Елкина. Она их и не видела, наверное, никогда, разве только в своих влажных эротических фантазиях. Конечно, если представлять мужиков, больных зеркальной болезнью, ясно, что со сто процентной вероятностью фригидность заработаешь, да еще и отягощенную поносом. Теперь понятно, почему она до сих пор мужиком не обзавелась. А Зотов… Что Зотов? Я имела честь посмотреть на босса издалека от силы раза три. И все три раза ловила себя на мысли, что при удачном стечении обстоятельств я бы, конечно, ему отдалась с превеликим удовольствием. Черноволосый красавец с глазами такого пронзительно голубого, похожего на родниковый лед, цвета, что можно заморозиться только от одного его взгляда. Высокий и невероятно привлекательный.

– Ясно, – завистливо хмыкнула Елкина, – Ален Делон.

– Блин, Валя, ты в каком веке живешь? Какой, к псам, Делон? Я не знаю, с кем сейчас сравнивают богов, но уж точно не с ним. И тем более даже в наше время эталоном был Брэд Питт.

– А ты погугли, – вредно ответила Валька, – а заодно и работу поищи, потому что наблюдать твою физиономию больше чем три дня я не намерена, да и просто не выдержу. Знаешь же, мне надо книгу заканчивать, а с тобой это нереально.

Я, вздохнув, признала поражение. Права ведь овца моя любимая. Хотя писатель из нее как из нее же художник, вышивальщица и все ее остальные ипостаси, пройденные за последние три года. Вздохнув, я села за компьютер. И вместо сайта с вакансиями первым делом угадайте, что набрала в поисковике? Зотов Алексей Михайлович. Прямо как бес под руку толкнул.

– Надя, что с тобой снова произошло? – поморщился я, разглядывая ядовито-розовую шевелюру дочери-подростка, почему-то решившей, что она эмокид. Ну ладно хоть так, месяца два назад она панковала, а это в разы страшнее. – В бак с краской свалилась? Только не говори, что сделала это с собой добровольно.

– А то что, папочка? – оскалилась девочка. – Лишишь меня карманных денег? Так мне они не уперлись никуда. В моей культуре деньги – мусор. И сколько раз говорить, не зови меня этим дурацким именем! Интересно, что вы курили с мамулей, когда решили меня так назвать?

– Не смей так говорить о матери! – выплюнул я, почувствовав, что меня будто ударили под дых, выбив из легких весь воздух. Любое упоминание об Ольге – моей умершей три года назад жене – отдается болью. – Если ты не приведешь себя в порядок, точнее, в подобающий вид, я тебя обрею налысо, как там тебя… Элифита вроде, прости господи. Что за имя дебильное ты себе придумала?!

– Это не она, – подала голосок вяло ковыряющаяся ложкой в тарелке с кашей Козюлька. Точнее, ее зовут Лидочка, она моя младшая дочь, но прозвище Козюлька отражает ее внутреннюю хулиганистую сущность лучше. – Это ее приятель – Болт.

– Убью, – рыкнула Надюшка и тут же запустила в сестру яйцом, до этого мирно стоявшим на подставке.

Козюлька долго не стала ждать, с визгом вскочила на стол и бросилась на обидчицу. Послышался звук бьющейся посуды – потасовка набирала обороты.

– А ну прекратили! – заорал я так, что аж подавился и позорно закашлялся, чем привлек внимание драчуний. И слава богу, потому что на мои вопли они обычно не обращают никакого внимания. – Я вам больше не нянька! Три года я положил на вас, положив на работу то самое имя, которое носит твой чокнутый приятель! В этом году никаких Испаний! Завтра же я найму вам няню, такую, которая не сбежит через день, подвергшись вашим атакам! И все, больше от меня не ждите никаких поблажек, я ясно изложил?! – уже почти на ультразвуке спросил и со всей силы швырнул на стол полотняную салфетку, довершая начатый дочерями погром.

– Да, папочка, – ангельским голоском пропела Надежда.

Но по взглядам, которыми обменялись две тотчас же ставшие единой командой сестрички, понял, что любой няньке, которая появится в этом доме, не жить. Да и я сильно сомневался, что хоть одна фирма по подбору персонала согласится работать со мной в этом направлении. Потому что имя гувернанткам, мамкам, нянькам, сбежавшим с воплями из моего дома – легион. И это все дело рук сидящих напротив меня с ангельскими личиками симпатичных девочек, моих дочерей, совсем отбившихся от рук после смерти матери.

– А пока… – я зверски улыбнулся, слушая торопливое цоканье каблучков по паркету, – чтоб вы поняли, что в этот раз я не шучу.

– Только не Адольфовна, – одними губами синхронно прошептали мои дочери, – папочка, умоляю, скажи, что это не она! – взмолилась Надя, став похожей на обыкновенного подростка, без всяких этих ее закидонов.

А я уже и сам пожалел, что пригласил свою тещу присмотреть за девочками, пока не найду им подходящую няню.

– Так, так, – раздался у меня над самым ухом голос, похожий на разрывание медведем-шатуном палатки ранним утром в поисках замаринованных в аммиачно пахнущих штанах молящихся сиятельному Вицлипуцли о спасении медвежьей души от греха убийства туристов. – Ну конечно, снова едите какую-то кошачью блевню.

Тещу мою вообще-то зовут Прозерпина Альбертовна. Адольфовной ее прозвала наша домработница Нюша, попав не в бровь, а