Тайна Жизни - Виктор Форбэн

Под чистым жарко-голубым небом успокоенное море казалось прозрачно-зеленой пеленой, усыпанной здесь и там четками белых пузырьков. Перед глазами теперь расстилался беспредельный простор, освещенный знойным солнцем. Ничто, кроме беглых огоньков, поблескивавших на гребнях волн, не нарушало величавого однообразия картины.

— Какая подавляющая красота, — прошептал чей-то голос за спиной Алинь, облокотившейся на перила палубы. — Сколько смелости нужно поэту, чтобы приняться за такую картину!

Жюльен Мутэ имел такое странное обыкновение выражать свои мысли, что она не могла удержать улыбки. Он сейчас же воспользовался этим обстоятельством.

— Вы меня простили, мадемуазель? Я иногда, так вот, бросаю слова, не придавая им никакого значения. В общем, что я знаю о докторе Шарле? То, что до сих пор я прозябал в лицее Сен-Луи готовясь на докторскую степень, и что теперь могу расплатиться со своими долгами, получив жалованья за шесть месяцев вперед, плюс проезд в первом классе. Следовательно, должен считать, что доктор Шарль — лицо вполне симпатичное, но это ничуть не мешает мне иметь свое мнение о его работах.

— Эти работы дадут ему известность. Они перевернут наше мировоззрение. Они опрокинут всех идолов, и человечество будет знать одного единственного верховного и вечного бога — материю. Вот что я вам скажу о человеке, которого вы и другие принимаете за сумасшедшего.

Южанин смутился перед этим взрывом воодушевления. Как подобная тема могла до такой степени воспламенить эту холодную натуру?

— О, нет, — сказал он: — сейчас вы ничуть не похожи на англичанку, теперь я чувствую в вас свою землячку!

— В сущности, — объяснил он, — его слова не имеют никакого другого основания, кроме слов, услышанных из уст Дютайи: два-три года тому назад Шарль, уединившись на пустынном острове, возле Венецуэлы, занялся превращением химического атома в живую клетку.

— Так оно и есть, — подтвердила она: — и я твердо убеждена, что он на верном пути!

— У вас свои основания это думать, а я, по правде говоря, полагаю, что человеку, кто бы он ни был, никогда не удастся узнать тайну творения. Наука показывает, что мир был сначала скоплением химических элементов, которые скомбинировались и соединились между собой еще до появления жизни на земле. Наука показывает, что первичные живые организмы были простыми растительными клетками, но только дело вот в чем. Между химическим атомом и растительной клеткой существует одна маленькая разница: Жизнь. И вот, через этот-то мост биология не скоро перескочит.

— Но, ведь, жизнь — всего лишь химическое состояние материи.

— У меня, мадемуазель, свои принципы: я деист; уверяю вас, это очень выгодно. Не нужно терять времени над рассуждениями о целой куче вещей и можно гораздо полнее наслаждаться жизнью. Вы страстно влюблены в науку и стремитесь в Пьедраду, как на паломничество, а я еду туда, чтоб заработать немножко денег, добиться затем докторской степени, устроить себе положение и отдать руку и сердце какой-нибудь женщине, которая будет на меня глядеть глупенькими глазами, в то время, как я буду развертывать перед ней биологические чудеса.

— С вами никак нельзя разговаривать серьезно, — засмеялась она.

— Я стараюсь использовать остаток своих дней. Не очень-то весело, вероятно, будет жить на пустынной скале с этим старым отшельником, погруженным в свои биологические грезы.

— Вы ошибаетесь! Зоммервиль... я хочу сказать доктор Шарль... — Смутившись тем, что выдала чужую тайну, она, отвернув голову, прошептала:

— Рано или поздно вы все равно бы узнали.

— Зоммервиль, Зоммервиль... позвольте. Это англичанин, поселившийся во Франции... Очень богатый... Занимался бактериологией... Чорт возьми!.. Помню, помню!.. Его знаменитый доклад в Медицинской Академии о происхождении и лечении рака, несколько спорных случаев излечения и несколько смертных случаев...

— Три старика, — поправила она: — их предупредили о том, что у них крайняя степень болезни.

— Я не помню подробностей, это было пять-шесть лет тому назад. Но у меня осталось такое впечатление, что Зоммервиль настоящий ученый, и что к нему отнеслись несправедливо. Искренне говорю вам, мадемуазель, что возможность работать с ним вместе восхищает меня.

— Этот человек заслуживает любви, — произнесла она вполголоса, как бы про себя.

— Я начинаю припоминать... — продолжал Жюльен Мутэ: — Два-три года тому назад газеты снова заговорили о нем, не так ли? Мне кажется, это был скандал на почве развода...

— Да... — ответила с волнением в голосе девушка: — гадкая история... Недостойная женщина.

— Да, это та пошлость, которая не щадит даже и великих людей.

Разговор возобновился после обеда. Под небом, в котором сверкали звезды, пароход рассекал отливавшую фосфорным светом поверхность, оставляя позади себя длинную огненную полосу. Воздух был насыщен мягким опьяняющим теплом. В темноте слышался глухой шопот. Чей-то женский голос напевал томную испанскую песенку под отдаленный аккомпанемент и журчание машин.

— Хочется мечтать о неге... — прошептал Жюльен Мутэ, которого тяготило молчание его спутницы: — Настоящая ночь любви. Кто не сделается поэтом под этим божественным небом Антильских островов?

Его голос был насыщен той нежностью, которая когда-то нашла себе несколько жертв среди нимф латинского квартала. Рука его тихо скользнула по перилам в поисках руки Алинь. Предупреждая прикосновение, она отодвинулась, не очень резко, но с насмешкой, которая уязвила его самолюбие сердцееда.

— Я вижу, что, действительно, небо Антильских островов совершает чудеса, оно внушает вам почти трогательную сантиментальность. Как жаль, что все это направлено не по адресу женщины с глупенькими глазами, о которой вы мечтаете.

Он уже готов был рассердиться и ответить ей дерзостью. Но добродушно сознался:

— Вы правы, мадемуазель, что смеетесь надо мной; я этого заслужил, но, надеюсь, что вам еще отомщу. Ведь, когда-нибудь и вы влюбитесь.

— О, нет, не думаю! Как товарищу могу вам сказать, что это психическое состояние ничего не говорит мне.

— До того момента, когда появление избранника растопит ту ледяную глыбу, которую вы собой представляете. Не останетесь же вы до бесконечности невестой Науки. И не воображайте этого!

Она смеялась, прислонившись к перилам. Он подошел ближе, чтоб заглянуть ей в глаза, отражавшие огни фонарей.

— Стойте, я отгадал, я проник в тайну вашей души, я знаю, кто будет вашим избранником! Очень просто: доктор Шарль!

— У вас манера шутить!

— Нет, я серьезно. Чудесная партия как для вас, так и для него. Он богат, разведен.