Замечательные люди (сборник) - Нина Еперина

«Злачным местом» оказался большущий пароходище, который стоял у причала аж в военном порту. Туда нас проводили какими-то партизанскими тропами через другие суда. Я по дороге только диву давалась, куда это нас ведут? Под конец путешествия мы даже ехали на каком-то автопогрузчике.

Приехали мы, наконец-то, к причалу, потом по висящим мосткам перебрались на борт и оказались на настоящем, военном корабле. Назывался он – то ли крейсер, то ли лайнер, то ли флагман, то ли линкор, я так и не поняла, но оооочень большой. Какие там были красавцы-капитаны! Может быть даже и «дальнего плаванья», я это тоже не очень поняла почти в самый первый день.

Вначале все было вполне прилично. Нас дружно напаивали и пели комплименты, целуя дамам ручки, потом все напились и перешли на скабрезные анекдоты. Потом стали лапать и таскать нас по очереди по каютам, а я была девушка скромная из глыбооокой провинции, начитавшаяся бульварных и не бульварных романов про любовь, и не понимала, как можно «у койку» без этой самой любови? Тем более, что я была ещё девственницей!

И не надо тут ха-ха! Это истинная правда! Тогда так могло быть.

Поэтому я стала прятаться, пользуясь всеобщим загульным настроением. Тупо прятаться по всевозможным углам и прочим закоулкам. Их на корабле было навалом. В конце концов, я заблудилась. Совсем. Поэтому, как только забрела в чью-то более-менее приличную и открытую каюту, тут же и забралась на вторую полку за занавеску. Там было похоже, что меня фик найдут.

Лежать за шторкой в тишине скучно – понятно, что я просто уснула, тем более под градусом. По-настоящему уснула. И все….

Сколько времени прошло – не знаю, но проснулась я от того, что корабль качает и очень сильно, и в моем животе все тоже качается и булькает! Тут до меня доехало, что мы плывем. То есть этот корабль, набирая скорость, куда-то явно рулил и на очень приличной скорости! Во всяком случае, его качало и болтало во все стороны, как-будто переваливало с бока на бок через горы! И тут я почувствовала, что в моем желудке не просто булькает, а булькает конкретно! Что мне реально плохо. Меня очень даже сильно подташнивало. Организм требовал немедленного воздушного пространства. Простору, ветра в морду и очищения.

Я сползла со второго этажа койки и потихоньку выглянула в коридор. Пусто! До самой лестницы не было никого, но качало так прилично из стороны в сторону, что тюкало об стенки. По лестнице я выбралась на палубу, уже зажимая рот, потому что мой организм, не привыкший к спиртным напиткам и нехилой болтанке, решил основательно очистить себя от всего, чего в него напихали и налили, плюс отравили никотином с непривычки.

Лучше всего нужно было бы выбраться на палубу повыше, на ветер, чем просто палуба первого этажа, тем более, что там она была, и тем более, что на первой палубе сновали матросики. Вот и пришлось, прижимаясь к стенке и стукаясь об нее спиной, проползать наверх, сдерживая рвотные позывы из последних сил вручную.

И не испугалась же дура! А могло ведь и ветром сдуть и волной смыть!

Но я, таки, донесла внутренности своего желудка до того места, с которого можно было выдать настоящую, полновесную струю в просторы морских глубин. И я стала блевать!

Как я блевала! Боже мой! Дальше чем видела! Я и не думала, что можно блевать так много и далеко! Такое впечатление, что я выпила цистерну спиртного и съела вагон еды! Потом блевать стало нечем, а желания никак не пропадали. Меня так вывернуло, что больше ничего не осталось внутри меня мне самой, поэтому я стала тихо терять сознание. В конце концов, сделав ещё несколько попыток облагородить остатками еды окружающее меня пространство, я просто улеглась на пол калачиком, обернувшись вокруг каких-то палок, на которых крепились какие-то приборы, для гарантии, что меня не смоет или не сдует. И от этого страха, и от холода, хоть был и июнь, но хотя с моря дуло не хило и обдавало меня брызгами, я все-таки, вырубилась. Не забывайте, в результате пьянки часть алкоголя всосалась в мой несчастный организм.

А вокруг меня бушевали с грохотом волны, и уже прилично светало и я понимала, что прошла целая ночь, а сейчас утро…

Нашли меня матросики и устроили очень большой шум по этому поводу, потому что, оказалось, что ночью объявили аврал и корабль вышел в море-океан на боевое задание, а тут поутру я валяюсь на верхней палубе! Девчонок-то ещё ночью шустренько высадили на берег, а меня не нашли и даже побоялись об этом сообщать руководству!

Говорят, это очень плохая примета – баба на военном корабле во время похода. У них там даже коки были только «капитанами дальнего плавания»! Во как!!!

Рассказывать вам про этот шум и трам-тарам я не буду. Кому-то по шапке попало. Последствия были очень плачевными, особенно для меня, но рассказ у меня про другое…

Меня тут же выперли из общежития прямо на улицу, а потом в придачу оказалось, что у меня «морская болезнь» и «ходить в моря» даже официанткой мне противопоказано!!! Сказали две врачихи казенным голосом. Приговор такой. Да я и сама уже догадывалась…

И осталась я в городе Владивостоке без крыши над головой, и без куска хлеба, и без знакомых, потому что, во-первых, я не могла найти Лариску, которую как понесло по «злачным местам», а точнее, по кочкам, так никак оттуда и не выносило. Во-вторых, когда я ее нашла, наконец-то, ночуя несколько дней на вокзале, она ровно через час уже уходила в свой легендарный рейс. Сунула мне в руки какие-то копейки, чьи-то телефоны, глядя в правый угол прочитала напутственное слово казенным голосом, взмахнула крылом, лебедушка, да и укатила на такси, а я села на скамеечку у входа в общагу и горько заплакала.

Приютила меня местная дворничиха, которая видела, как Лариска отбывала на такси и врубилась в тему, особенно после моих громких рыданий. Жила я у нее целую неделю. Она, даже, предлагала мне работу в смену с ней и крышу в дворницкой. Но я была девушка гордая, провинциальная, романы ещё не выскочили из моей головы, и я даже оскорбилась от такой дворовой перспективки.

Тогда она помогла мне с другой работой. Ее знакомая работала на стройке маляром, вот туда она меня и направила. Я и пошла. А что делать? Там без прописки давали койку в общаге и брали на работу ученицей маляра. А кем я ещё могла работать после школы? Начальником стройки, что ли?

Почему пошла? Да потому, что дворник по двору ходит с метлой, на виду у всего мира, а маляр внутри помещения и никто его не видит. Это и перевесило. А куда ещё я могла пойти? Не на панель же….

Поселилась я в общежитие, в комнате на четыре персоны. Две персоны – мрачные тетки, штукатурки, ещё одна веселая деваха, которая на самом деле жила у своего парня и я. То есть, фактически нас жило в комнате трое.

Тетки приходили с работы злые и вечерами пили водку, в выходные дни переходя на жуткие запои. Они собирали деньги, чтобы уехать на большую землю, и помогали детям переводами, потому что, оказалось, что они бывшие зечки после «химии». У них там, где-то, на большой земле, были семьи и мужья, но это было так далеко, что навестить их родственники никак не могли. Поэтому тетки ненавидели свою работу до тошнотиков и проклинали судьбинушку в хвост и в гриву.

Я записалась в местную библиотеку, набирала там горы книг, загораживалась ими от теток и читала, читала… тоже запоем. А что было делать? Нужно было, как этим теткам, прокармливать себя и тоже собирать деньги на билет домой.

Билет в купе поезда, который шел до Москвы восемь суток стоил сто девять рублей, плюс на еду на восемь дней, плюс в Белоруссию ещё сколько-то, плюс Лариске долг! Ученические два месяца платили по двадцать пять, минус пять общага, минус еда, минус я с никакими шмотками, после лета уходящая в зиму. Я же в «дальнее плаванье» собралась, и за шмотками в том числе, а сама на стройке оказалась! Минус я молодая дурочка, девятнадцать лет в октябре стукнуло, потусоваться хота! А я в книгах носом, хотя нормальные инстинкты звали в «злачные места», только не такие, как показывала мне Лариска.

Месяца три я честно работала до боли в мышцах. Ученице что доверяют? Правильно! Убирать мусор, мыть окна и батареи, подтаскивать банки с краской, выметать пылищу и прочую муру. Но месяца через три мне стали доверять красить окна. Я с самого детства любила и умела шить, а это очень усидчивая работа. Она заставляла быть очень аккуратной, поэтому я потихоньку приспособилась к окнам накрепко. На чем меня и оставили в покое. И стала я натаскиваться на раскрашивание окон, как слон на ношение бревен в Индии.

В конце концов, я сдружилась с молодой малярихой, которую звали Лена, и которая тоже жила в общаге, но была из близлежащей деревни, и стала с ней осваивать просторы большого города.

Самое действительно «злачное место» в городе Владивостоке, которое подходило нам по карману, было кафе «Пингвин». Правда, находилось оно на другом конце города, но зато публика там была вполне даже приличная.