Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева - Валерий Болдин

Я заранее прошу прощения у тех, чьи имена я упомянул без разрешения или недооценил их роли в истории перестройки. Не имел я корыстных, недобрых намерений и по отношению к тем, кого, может быть, незаслуженно обидел или превознес.

В заключение хочу выразить благодарность всем, кто счел возможным оказать мне помощь в подготовке и публикации этой работы.

Крымским спецрейс

Взвизгивает и скрежещет стальная дверь; меня вводят в камеру, и слышно, как в замке закрывшейся двери гремят ключи. Я остаюсь в полумраке и сразу не могу различить, что это. Тотчас наталкиваюсь на стальные нары. В полуметре умывальник и унитаз. Окна нет, лишь стальная пластина с просверленными отверстиями. Приглядевшись, вижу — одиночка три метра на два. Сажусь на нары, еще раз озирая свое новое узилище. Да, одиночка, впрочем, это и лучше. Видеть никого не хочу. Под мышкой еще держу вещички, которые мне оставили. Но ни ремня, ни галстука, ни шнурков нет. Документы, деньги изъяты. Оказалось, мне не нужно и многое другое. Ну что ж, им видней. Ложусь на стальные ленты нар и чувствую холодный металл. Часов через пять дверь отворяется и прямо в раковину ставят то, что они называют обедом. Я не притрагиваюсь к пище. Через час ведут куда-то наверх и скоро попадаю в камеру, где на меня с любопытством взирают две пары глаз. Видя мое состояние, люди уступают нижнее место, помогают расстелить матрас из свалявшейся ваты. Я укладываюсь, пытаясь согреться, но только верчусь от неудобства и боли. Что ж, это надо пережить — впереди только худшее.

Еще сегодня я лежал в больнице и под утро проснулся, услышав в коридоре сдавленный шепот. Затем дверь отворилась и заглянула сестра. «К вам врачи», — сказала она, и на лице женщины был столь явный испуг, что я все понял: это за мной. Халаты сброшены, мне протягивают ордер на арест, подписанный Трубиным, Генеральным прокурором СССР. Человек, показавший мне эту бумагу, удивительно похож на майора Томина из телевизионного сериала «Следствие ведут знатоки». У этого «знатока» то же интеллигентное лицо, хорошие манеры. Одеваюсь и скоро оказываюсь в «Жигуленке», который колесит по кривым переулкам. Водители они, как говорят, аховые. Москву знают плохо, поиски нужного дома отнимают немало времени, мы то и дело попадаем в какие-то тупики. Впрочем, улицы Москвы в этом районе сильно перекопаны, идет ремонт домов и коммуникаций. Наконец добираемся: «Матросская тишина», СИЗО-4.

И вот я здесь, обыскан, отобраны многие вещи. В голове крутятся события последних дней, тот путь, который привел меня, да и не только меня, в это «милое местечко».

…— Завтра в 14 часов из Чкаловской будет готов к полету самолет министра обороны. Надо быть вовремя, — так закончился разговор 17 августа в Доме приемов КГБ, именуемом объектом АБЦ.

— Сможешь ли ты полететь? Президенту надо сказать всю правду о положении в стране. Подписание нового Союзного договора обострит обстановку, может привести к столкновениям и гражданской войне. Тебе он поверит.

Последнюю неделю я находился в больнице, где почти каждый день лежал с капельницей, самочувствие было тяжелым. Но озабоченность положением в стране, которая находилась на грани распада, заставляла пренебречь многим.

…И вот Чкаловская. Сегодня, 18 августа, День авиации. На аэродроме видны не только военные, но и штатские, видимо, были праздничные мероприятия у летчиков. Несколько черных «Волг» подкатывают к самолету. Здороваемся с летчиками, поднимаемся по узкой и крутой лестнице на борт самолета Ту-154. Обычного трапа здесь нет. Пилоты помогают войти в салон. О. Д. Бакланов, О. С. Шенин, В. И. Варенников и я размещаемся в салоне самолета министра обороны СССР. Большой стол посередине, широкие раздвигающиеся двери, по одну сторону диван, по другую — удобные кресла, сбоку подставные мягкие пуфики. Снимаем пиджаки. Мимо дверей проходят какие-то военные, люди в штатском и скрываются в чреве других салонов. В. И. Варенников дает команду на взлет.

Запускаются двигатели, самолет вздрагивает и выруливает на старт. Без задержки взлетает, легко отрываясь от земли, и я вижу родное Подмосковье, рощи, озера и вьющиеся змейки речушек, дачные поселки. Крутой подъем переходит в плавный набор высоты. Клочья облаков все больше закрывают землю, и потом она видна лишь с большой высоты: зелено-желтые поля, поселки и подмосковные сады и огороды. Впереди два с лишним часа лету. И мысленно начинаю обсуждать наш поступок. Зачем мы здесь? Что привело к необходимости сказать о тяжелом положении в стране?

Уже с января 1991 года разговор о нарастающих трудностях в кругу Горбачева шел регулярно. Политическая и экономическая обстановка в стране критическая. Президент был озабочен состоянием дел, поручал ряду членов Совета Безопасности подготовить предложения по введению чрезвычайного положения. Выслушивал их, но пока ничего не решал. Несколько раз он встречался с секретарями ЦК, Язовым, Крючковым, Тизяковым, Баклановым. Они, каждый со своей позиции, рисовали картину развала экономики, возможного распада государства. Новый проект Союзного договора игнорировал мнение народа, выраженное на состоявшемся референдуме, о едином Союзе.

Центробежные силы в союзных республиках и прежде всего в России неудержимо вели к разобщению. Шла война законов. Республики принимали решения о приоритете своих законов над союзными, и правовой хаос быстро нарастал. Неспособность центра удержать власть и руководить государством становилась все более очевидной.

Тяжелое положение складывалось в армии и оборонном комплексе. Атомное оружие требовало контроля, постоянной проверки и своевременной замены боезарядов — иначе могло произойти непоправимое. Недостаточное внимание к оборонным заводам, занятым производством атомного сырья, созданием и заменой зарядов, вело к их остановке, квалифицированные люди уходили.

Группа известных академиков-атомщиков поставила в известность президента о небезопасности дальнейшего положения в атомной индустрии. Но особенно тяжело было в армии. Сокращение ее увеличило долю офицеров, социально не защищенных, не обеспеченных квартирами. Экономика продолжала катиться под гору. Разрывались связи с поставщиками сырья, комплектующих изделий, начался разгул бартерных операций. Сокращались добыча и поставка угля, нефти, руды и других видов сырья и топлива.

В то же время президент думал совсем о других вещах. Он беспокоился об упавшем почти до нуля авторитете и искал пути его повышения любыми средствами, готовил к изданию свою новую книгу, помогал в издании воспоминаний супруге, за которые по договору она должна сразу получить весьма крупную сумму в валюте, а там еще переиздания… Кроме того, книга должна была издаваться и у нас. Раиса Максимовна часто звонила, интересуясь, в каких издательствах лучше выпустить своего «первенца».