Человеческий рой. Естественная история общества - Марк Моффетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далеко не все размышления автора мне представляются безупречными, часть идей спорными или вовсе не согласующимися с моими собственными убеждениями и установками. Тем не менее книга заставляет активно размышлять как на фундаментальные темы эволюции животного мира, так и о месте человека в природе. Автору удалось показать колоссальное разнообразие культурных норм и моральных правил у людей, занимающихся охотой и собирательством, земледелием и скотоводством, от простых, эгалитарных до сложных государственных образований и надгосударственных объединений, сформированных с целью унификации политических и экономических установок и правил поведения.
Человеку индустриального общества, к каковым, несомненно, относится читатель этой книги, необычайно сложно бывает понять детали повседневной жизни и мировоззрений представителей традиционных обществ. Люди далекие от антропологии, этнографии и истории могут даже заподозрить автора в некоторой попытке приукрасить повествование, чтобы добавить книге приключенческий оттенок. Однако мне представляется, что автор ни на минуту не отклоняется в сторону от намеченной им самим просветительской миссии. Как этолога и антрополога с биологическим образованием, мой собственный опыт общения с охотниками-собирателями, мотыжными земледельцами и пастушескими культурами Восточной и Южной Африки, городским и сельским населением Египта, Таиланда, Индонезии и многих других стран созвучен размышлениям Моффетта на страницах этой книги. Повествования Моффетта непосредственно затронули обсуждение жизни народов, с которыми мне приходилось и приходится работать в настоящее время (хадза, датога, масаи). Вот почему знакомство с книгой пробудило во мне ощущение живой сопричастности. В памяти всплыли сцены жизни этих людей, ясно проступили запахи и звуки.
Будучи, казалось бы, готовой к самым невероятным проявлениям поведенческого разнообразия на фоне единых универсальных установок в отношении стратегий социальной интеграции, репродуктивного поведения, родительской заботы и взаимоотношений между представителями разных возрастных групп, по истечении множества полевых сезонов в прошедшие десятилетия я не устаю поражаться новым фактам из реальной жизни. Путешествия по Африке (прежде всего речь идет о Танзании) все больше убеждают меня в единстве человеческой природы, поразительном сходстве всех людей, независимо от расы, культуры, конфессии и уровня образования. В лицах моих друзей из племени датога (Северная Танзания) я узнаю лица моих школьных друзей. В облике матери нашего египетского друга – знакомые черты милой соседки по дому, угощавшей меня в детстве печеными вкусностями. Облик и добрая улыбка сельского учителя хая с озера Виктория воскрешают давние воспоминания о друге нашей семьи, любившем рассказывать удивительные истории из своей необычной жизни.
Что ощущает человек, попадая в совершенно далекую в расовом и культурном плане среду? Страх? Тревогу и дискомфорт? Любопытство? Как долго сохраняется у нас ощущение инаковости, дистанции от принимающей культуры, по-научному именуемое культурным шоком? Впервые попав в Танзанию с моим мужем в 2003 г., мы были поражены тем фактом, как быстро перестали замечать цвет кожи окружающих людей и отличия в повседневном общении. Не меньшее удивление вызвал и тот факт, что беседы с хадза (бродячие охотники-собиратели), продолжавшими по сию пору вести традиционный образ жизни, были зачастую наполнены философским содержанием. Удивительным было и то, что логика наших научных аргументаций далеко не всегда обеспечивала нам преимущества в постоянно возникающих дискуссиях на жизненно важные темы. Проведя долгие месяцы в обществе датога (пастушеское племя), наблюдая их повседневную жизнь и различные церемонии, начинаешь смотреть на мир их глазами и видеть логику в происходящем. Нет, я не стану утверждать, что со временем я стала датога, изменив свою культурную идентичность. Однако взгляды мои на поведение людей и нормы, принятые в столь отличных от нашего «неевропейских» обществах, претерпели существенную трансформацию. Увиденное и услышанное мною в этих экспедициях, пропущенное через сознание, дало поразительный суммарный эффект. Со всей яркостью выкристаллизовалось понимание относительности устоявшихся стереотипных представлений о том, что «правильно» и что «подлежит искоренению», о причинах, по которым многие незападные культуры сопротивляются принятию западных ценностей и установок как единственно возможных в плане общественной организации, семьи, гендерных и возрастных отношений.
Погружение в иную культурную среду таит много открытий, и далеко не все они связаны с ощущением безусловного превосходства современной цивилизации. До настоящего времени датога сохранили внятное представление о том, каково значение большинства проводимых церемоний, и многие собеседники видели интегрирующую для их общества составляющую таких действий. Датогское общество, с точки зрения антропологов, эгалитарно, поскольку не имеет четкой вертикали власти. Важные решения принимаются преимущественно на собраниях местных общин или клановых собраниях, тогда как сходы с участием всех датогских общин – явление исключительно редкое, преимущественно связанное с глобальными катаклизмами – массовым переселением датога с конкретной территории, военными конфликтами с соседними племенами (сукума и масаями). Датога предпочитают не обращаться в случае возникающих семейных ссор и разборок, а также конфликтных ситуаций между соседями (и даже криминальных историй, сопряженных с нанесением травм и увечий, или кражи скота) в полицию, решая возникшую проблему на своих общинных собраниях.
На фоне активных призывов к развитию инициативы снизу по вопросам местного самоуправления, всячески продвигаемых в западных странах, эффективность подобных датогских собраний искренне восхищает. Собрание функционирует как единый организм, все участники с детства знакомы с правилами поведения и санкциями, которые незамедлительно будут предъявлены в отношении нарушителей. В частности, никто не может опаздывать на собрание, намеченное на определенное время суток. Истец и ответчик аргументируют свои действия. Каждый датога имеет право голоса и может высказывать свое отношение по поводу возникшего конфликта. Родственники провинившегося, с одной стороны, готовы прийти ему на помощь, с другой – стараются «не покрывать преступившего закон», поскольку в этом случае автоматически становятся сами соучастниками. Разумеется, на протяжении многих лет работы с датога я неизменно оказывалась участником таких собраний и со временем стала воспринимать их как важный источник информации об основах, цементирующих это общество и свидетельствующих о его эффективном функционировании в наши дни. Логика принимаемых решений кристально прозрачна и не позволяет двойных трактовок: все датога прежде всего – члены единого общества, это общество предлагает защиту и покровительство в минуты опасности и лишений, так что нарушение моральных норм и правил сродни приговору.
Приведу один из примеров. Мужчина-датога примерно сорокалетнего возраста отказался выполнять просьбу своего отца. Тот просил его выделить для церемониальных нужд быка из своего стада. Просьба вполне обычная, поскольку церемонии проходят регулярно и каждый датога связан обязательствами перед кланом и соседской общиной предоставлять ритуальных животных (баранов и быков), когда к нему
