Почему существует наш мир? Экзистенциальный детектив - Джим Холт

«Похоже, ни одна научная теория не в состоянии заполнить пробел между абсолютным ничто и полностью развившейся Вселенной, – пишет Рой Абрахам Варгиз, апологет религии с научным уклоном. – Вопрос об истоке истоков является метанаучным – наука может его поставить, но не может на него ответить»4.

С этим мнением согласен знаменитый гарвардский астроном (и набожный меннонит) Оуэн Гингерич. В 2005 году в Мемориальной церкви Гарварда Гингерич прочитал лекцию под названием «Вселенная Господа», в которой заявил, что вопрос об истоке истоков является телеологическим – «и не дело науки пытаться на него ответить».

Когда атеист слышит подобные аргументы, он обычно пожимает плечами и говорит, что Вселенная попросту существует. Возможно, она существует, потому что существовала всегда. А может быть, она появилась без всякой на то причины. В любом случае она в самом деле существует, и это установленный факт.

Взгляд на существование Вселенной просто как на установленный факт не нуждается в объяснении для существования Вселенной в целом и таким образом избегает необходимости постулировать какую-то трансцендентную реальность (вроде Бога) для ответа на вопрос «Почему мир все-таки существует?». Однако с точки зрения интеллекта это выглядит как признание своего поражения. Одно дело – привыкнуть к мысли, что Вселенная не имеет ни цели, ни смысла – все мы прошли через это в темную ночь души, – но как принять Вселенную, не имеющую объяснения? Это уже слишком абсурдно, по крайней мере для тех, кто ищет причину всему, как свойственно нашему виду. Осознаем мы или нет, мы инстинктивно следуем принципу достаточного основания, сформулированному философом Лейбницем в XVII веке: у всего есть причина. Для каждого истинного утверждения должно быть основание, почему оно истинно; для каждого существующего явления должна быть причина, почему оно существует. Над принципом Лейбница некоторые посмеивались, называя его «метафизическим требованием», однако этот принцип лежит в основании науки, где доказал свою успешность настолько, что может считаться проверенным на практике – он действительно работает. Похоже, что принцип достаточного основания сам является основанием мышления, ведь любая попытка доказать его или опровергнуть заранее предполагает его истинность. А если он истинен, то должно быть какое-то объяснение существования мира, независимо от того, можем мы это объяснение найти или нет.

Мир, который существует без всякой причины (иррациональный, случайный, «просто так появившийся»), был бы кошмарным местом для жизни – по крайней мере, так считал американский философ Артур Лавджой. Читая в 1933 году в Гарварде серию лекций на тему «Великая цепь бытия», Лавджой заявил, что подобный мир «был бы чем-то зыбким и не заслуживающим никакого доверия; неопределенность распространялась бы на все; все что угодно (за исключением, конечно, противоречия) могло бы существовать и все что угодно могло бы происходить»5.

Означает ли это, что мы обречены выбирать между Богом и полным абсурдом? Эта дилемма не давала мне покоя с тех пор, как я впервые столкнулся с тайной бытия. И именно эта дилемма заставила меня задуматься о том, что же собой представляет «бытие». В философии изначальная основа реальности называется «субстанция». Согласно Декарту, мир состоит из двух видов субстанции: res extensa, или материальная (которую он определял как «протяженную субстанцию»), и res cogitans, или духовная («мыслящая субстанция»). Сегодня мы в основном придерживаемся взгляда, унаследованного от Декарта: Вселенная состоит из физической материи (Земля, звезды, галактики, излучение, темная материя, темная энергия и так далее), а также содержит биологическую жизнь, которая, как выяснила наука, имеет физическую основу. Кроме того, Вселенная содержит сознание, то есть такие субъективные умственные состояния, как радость и горе, ощущение красного и боль от ушибленного пальца. (Сводятся ли эти субъективные состояния к объективным физическим процессам? Философия пока не определилась с ответом.) Объяснение лишь объединяет в причинно-следственную цепочку понятия в одной из данных онтологических категорий: удар шара для боулинга вызвал падение кеглей; страх финансового кризиса вызвал падение акций.

Если в реальности существуют только материя и сознание, связанные цепочками причинно-следственных связей, то тайна бытия действительно выглядит неразрешимой. Но что если такая дуалистическая онтология слишком упрощает мир? Я начал это подозревать, когда, после подросткового флирта с экзистенциализмом, с головой ушел в чистую математику. Математики целыми днями размышляют не только о цифрах и кругах, но и об n-мерных континуумах, полях Галуа и кристаллических когомологиях, которые не существуют в нашем пространстве-времени – то есть они нематериальны. Однако и к области сознания они не относятся, ибо ограниченный ум математика никак не может вместить неограниченные числа. В таком случае существуют ли математические понятия? Все зависит от того, что понимать под «существованием». Платон явно думал, что существуют. Более того, он считал, что математические объекты, неизменные и не подверженные течению времени, более реальны, чем объекты, доступные нашему непосредственному восприятию. То же самое относится к абстрактным идеям – таким, как «добро» или «красота». С точки зрения Платона, подобные «формы» и составляют истинную реальность, а все остальное – всего лишь видимость.

Пожалуй, мы не станем заходить так далеко в пересмотре своих взглядов на реальность. Добро, красота, математические понятия и логические законы – все это не является чем-то, как материя или сознание. В то же время нельзя сказать, что они ничто. Могут ли они играть какую-то роль в объяснении факта существования мира?

Разумеется, абстрактные идеи не могут использоваться в объяснении обычных причинно-следственных связей: нельзя сказать, что добро «привело» к Большому взрыву. Однако не все объяснения непременно должны сводиться к причинам и следствиям – например, подумайте об объяснении цели хода в шахматах. В самом общем смысле «объяснить что-либо» означает сделать это понятным или вразумительным. Успешное объяснение, выражаясь словами американского философа Ч. С. Пирса, дает нам ощущение «поворота ключа в замке». Есть много разных видов объяснений, и каждое из них опирается на свое собственное понимание «причины». Аристотель, например, выделял четыре вида причин, которые могут объяснять физические явления, – и только один из этих видов (действующая или производящая причина) соответствует нашему узкому научному понятию причины. Самый необычный вид причины в классификации Аристотеля – это целевая или конечная причина, ради которой нечто и появилось. Конечные причины часто встречаются в очень плохих объяснениях: почему весной идет дождь? Чтобы хлеба росли! Подобные телеологические объяснения высмеял Вольтер в «Кандиде», и они справедливо отвергаются современной наукой в качестве объяснения природных явлений. Однако, в случае объяснения существования мира в целом, стоит ли автоматически отвергать конечную причину? По словам одного из выдающихся философов современности Николаса Решера, допущение, будто любое объяснение всегда должно включать «объекты», – «это один из глубоко укоренившихся предрассудков западной философии»6. Очевидно, что для объяснения определенного факта (например, факта существования мира) нужно прибегнуть к другим фактам. Однако из этого вовсе не следует, что существование определенного объекта может быть объяснено только через обращение к другим объектам. Может быть, причину существования мира в целом следует искать в каком-то другом месте – в области таких не-объектов, как математические понятия, объективные значения, логические законы или принцип неопределенности Гейзенберга. Может быть, что-то вроде телеологического объяснения наконец даст нам намек на способ решить загадку существования мира.

Когда я учился в университете Виргинии, мой первый преподаватель философии, выдающийся выпускник Оксфорда профессор Э. Д. Вузли, задал нам прочитать книгу Дэвида Юма «Диалоги о естественной религии». В этих диалогах три выдуманных персонажа, Клеант, Демей и Филон, спорят о существовании Бога. Демей, самый религиозный из трех, защищает «космологический аргумент», согласно которому существование мира можно объяснить, только если допустить существование божества в качестве его причины. В ответ скептик Филон (чьи взгляды более всего соответствуют взглядам самого Юма) приводит соблазнительное рассуждение: хотя нам кажется, что для существования миру нужна богоподобная причина, возможно, мы заблуждаемся. Давайте рассмотрим такой арифметический курьез: если взять любое кратное 9 (например, 18, 27, 36 и т. д.) и вычислить сумму цифр (1+8, 2+7, 3+6 и т. д.), то в итоге всегда получится 9. Поверхностный наблюдатель может подумать, что это случайность. А искусный же алгебраист, напротив, немедленно заключит, что это результат необходимости.