Западная публицистика о казахах в период царизма - Айгерим Альжанова

«Киргизскую хрестоматию» по праву можно считать одним из праисточников казахской публицистики, поскольку именно в ней разработаны такие актуальные темы конца позапрошлого века как классовые различия в обществе, вопросы кочевничества и оседлости, пропаганда просвещенности и гуманизма. Таким образом, мы видим здесь четко определенные ориентиры для современников, пути развития, интеграции и возрождения казахского общества. Его публицистика – образец на многие столетия для развития отечественной журналистики.

Чокан Валиханов помимо писем включал публицистические рассуждения в научно-географические статьи, путевые очерковые описания, в официальные докладные записки.

Стремление к работе профессионального журналиста наиболее сильно обнаруживаются у Валиханова в начале 60-х гг. XIX века, после возвращения из Петербургской поездки и обострения отношений с местной знатью. Он также интересовался возможностью сотрудничества в журнале «Отечественные записки», которому он предлагал для опубликования свои фольклористические и этнографические материалы.

Сила и новаторство публицистических произведений Валиханова заключаются в том, что он впервые в истории казахского народа подошел к освещению действительности с точки зрения общенациональных интересов.

Анализ большей части произведений Валиханова свидетельствует о его большом кругозоре. Его мышление не ограничивалось узкими рамками, а охватывало и осмысливало факты в больших всемирно-исторических масштабах. Называя Чокана одним из основоположников казахской демократической публицистики, необходимо отметить великолепное использование русского языка, к которому он обращался в связи с неразвитостью в тот период казахской письменности [2, с. 24].

Первым в Казахстане Валиханов обратился к жанру очерка. Обращение именно к этому жанру диктовалось публицистическими интересами и стремлениями Валиханова. Именно публицистика Чокана Валиханова, предстающая перед нами тематически разнообразной, целеустремленной и стилистически выверенной, дала качественный толчок в развитии как национального самосознания, так и собственной публицистики. Валихановская публицистика утвердила традиции, проложенные другими видными публицистами, учеными и просветителями, дала толчок к зарождению, развитию и углублению нашей публицистики.

Объединение, пробуждение глубоких общественных и затем государственных интересов, развитие просвещения и культуры, теснейшее единение с русским народом, преодоление патриархальной косности, – вот как рисовался казахским просветителям путь спасения и возрождения казахского народа.

Молодая национальная публицистика опиралась на традиции своеобразной публицистичности устно-поэтического народного творчества и вбирала в себя богатейший опыт передовой русской литературы. Она отвечала самым насущным народным потребностям. С зарождением и становлением национальной публицистики создается и казахская периодическая печать, которая вызывала радостные отклики аульных читателей. Приветствовали в аулах и возникновение местных русских газет, так как в них постоянно освещались казахские темы. Так разработка казахской тематики русскими авторами раскрылась в своей социальной действительности.

Еще более тесный и постоянный контакт устанавливался между русскими и казахскими авторами местных периодических изданий. Русские журналисты и литераторы, хорошо знакомые с жизнью казахского народа, с развитием его общественной мысли, внимательно следили за всем новым в степи и поддерживали его в борьбе с реакционными тенденциями.

Поближе познакомить широкие круги читателей России с казахской степью, содействовать взаимопониманию и постепенному сближению народов, по возможности противодействовать царской политике – такие основные задачи выдвигала демократическая русская публицистика и журналистика.

Литература на казахскую тематику в жанровом отношении была весьма разнообразна: романы, повести, рассказы и очерки. Особенно распространены были очерки, в которых удачно сочетались приемы беллетристики и публицистики.

Казахские темы сравнительно разносторонне освещались на страницах знаменитого «Современника», «Отечественных записок», сатирической «Искры». В конце пятидесятых годов «Современник» решительно отстаивал право всех народов и самого русского народа на просвещение, немыслимого без его первоначальной ступени – элементарной грамотности. Опираясь на авторитет «Современника», казахские просветители и развертывали самоотверженную борьбу за эту первую потребность населения родной степи.

В 1864 году в «Современнике» был опубликован очерк К. Губарева «Киргизская степь» [3, с. 361-378]. Свой очерк русский ученый посвятил Ч.Ч. Валиханову.

Очеркист сочувственно описывал каторжный труд казахских рабочих на соляных промыслах, отмечал классовые противоречия в кочевых аулах и, в частности, верно отмечал существенное отличие казахов в отношении к религии ислама от других азиатских народов.

Очерк Губарева является плодом знакомства автора с жизнью и положением казахов в окрестностях Омска, Корякова, Баян-Аула, Каркаралинска и других регионов Казахстана.

Ценность произведения К. Губарева заключается не только в описании природы различных уголков Казахстана, что, кстати, и до него делали многие русские исследователи, а определяется той объективной характеристикой тяжелого положения казахских трудящихся на соляных промыслах и медных рудниках, которое до него не являлось предметом изучения и публикации в русской печати.

На К. Губарева тяжелое впечатление произвело положение казахов на соляных промыслах вблизи Корякова. В знойный полдень, когда солнечные лучи, отражаясь от зеркально-блестящей поверхности соляного озера, ослепляли глаза и беспощадно жгли все тело, казахские рабочие ценою неимоверных мучений добывали соль, за которую получали буквально гроши… Автор указывает, что «кишащие как в муравейнике» казахи выламывают ломами соль и затем выбрасывают лопатами на поверхность. При этом многие рабочие трудились «совершенно голые» или «в одних сорочках». И неудивительно, что у «многих на теле красные пятна», разъеденные солью язвы, «кожа сморщена и покрыта как бы слоем соли, лица напряженные», и все работающие показались автору «седыми…» [3, с. 362].

Не только сами казахи, занятые на изнурительной работе по добыче соли, но даже их лошаденки «тощие, почти без шерсти, с облезшей от соляной воды…» и верблюды тоже наполовину лысые, с шершавыми клочками шерсти на груди» носили на себе печать крайней нищеты и тяжелого труда. Вся эта тяжелая атмосфера подневольного труда создавала впечатление «дикой гармонии», которая «оглушала» и отталкивала стороннего наблюдателя… [3, с. 368].

Не менее тяжелые условия для рабочих были созданы и на медеплавильном заводе и свинцово-цинковых рудниках капиталиста Попова. Ознакомившись с заводом и рудниками, автор убедился, что условия труда везде одинаково тяжелы для рабочих; эти предприятия были оборудованы крайне примитивно, да и сами руководители не имели почти никаких технических навыков по разработке руд и плавке меди. Тем не менее, администрация жестоко эксплуатировала рабочих, особенно казахов, с «которыми большей частью обращались не совсем добросовестно» [3, с. 372].

Остановившись на административном устройстве в казахской степи,

К. Губарев критически оценивает деятельность правителей-султанов, которые, борясь за власть в роде и за чины от русской администрации, вовлекают в постоянные междоусобицы простой народ.

Казахская аристократическая верхушка по-своему воспринимала некоторые стороны русской культуры, подражая зачастую светским манерам русских дворян. Так, один из султанов в Баян-Аульском округе любил носить офицерский мундир, французские перчатки и даже танцевал на званых обедах. При этом, стремясь подчеркнуть важность своей особы, султан, как правило, приходил с опозданием на вечера и объяснял это тем, что «порядочные люди» не «показываются раньше»…

Касаясь взаимоотношений между коренными жителями и переселенцами-казаками, К. Губарев удивляется, что представители казачьей верхушки материально благоденствуют, хотя «хозяйством не обзаводятся» и «как птицы небесные не сеют, не жнут, но бывают сыты». Царские чиновники и казачья верхушка действительно были «сыты» за счет угнетения казахского населения, постоянных насилий над народом, за счет грабительских поборов. Однако автор не увидел классовой сущности во взаимоотношениях между царской администрацией и трудящимися казахами, а попытался объяснить их отсутствием… достаточной культуры, образования у царских чиновников и представителей казачьей верхушки.

Таким образом, автор выступает как поборник гуманизма и просвещения, как сторонник дружбы между казахским и русским народами. И, несмотря на известную ограниченность своего мировоззрения, К. Губарев сумел дать важные факты, объективно свидетельствующие о глубоких классовых противоречиях в казахской степи.