Записки военного советника в Китае. Из истории Первой гражданской революционной войны (1924—1927) - Александр Иванович Черепанов

...В Москве, на Воздвиженке (ныне улица Калинина), мы, пять молодых людей в военной форме, зашли в универсальный магазин. Поднялись в отделение готового платья и остановились в нерешительности перед прилавком.

Николай Терешатов, старший из нас по возрасту, высокий, ширококостый, с веселым круглым лицом, посмотрел на костюмы и сказал:

— Вот задача! Никогда не думал, что мне придется надевать этот проклятый «лапсердак». Понятия не имею, как к нему приступить... Может, ты, Саша, поможешь? — обратился он ко мне.

— Нашел консультанта! Я, Николай, не только костюма, пиджака в жизни не нашивал. Поможет нам Яша — он до военной службы был конторщиком. Наверняка носил этот загадочный наряд.

— Носил, хотя и недолго, — ответил высокий, сухощавый, аккуратно причесанный эстонец Герман.

Он уставился в потолок, как будто там был написан совет, и после небольшой паузы сказал:

— Прежде всего нужно решить какого цвета...

— Конечно, серого, за границей все ходят в сером, — самоуверенно перебил Яшу невысокий, с тщательно зачесанной лысиной Володя Поляк.

После некоторого раздумья Николай, Яша и я купили одинаковые серые в елочку костюмы, Володя — серый в мелкую клеточку, а Павел Смоленцев не поддался нашему «серому» увлечению и приобрел темно-синий костюм.

Условясь о встрече вечером в ресторане, уже в штатском, мы разошлись по своим делам.

Мы с Яшей пошли в общежитие и начали переодеваться.

— Впредь нам придется носить галстуки, — говорил Яша.

Как повязывается галстук, я представления не имел, и у меня ничего не получалось. Я походил на дальнозоркого человека, пытающегося без очков вдеть нитку в иголку. Наконец Яше надоело поучать меня, и он завязал на мне галстук. Терпеливо проделывал он это и в последующие две недели, пока я не освоил это сложное искусство.

Нам по-мальчишески захотелось похвастать новым нарядом. Вышли на Тверскую (теперь улица Горького) и растерялись. До переодевания в новое добротное платье мы как-то не обращали внимания на то, что народ наш, перенесший первую мировую войну, иностранную интервенцию и гражданскую войну, порядком обносился. Вот мы, такие же советские люди, вдруг появились разодетые, как лондонские денди. Было неловко, и мы постарались поскорее вернуться домой.

Через неделю мы были в Забайкалье...

— Скоро будем проезжать границу, — предупредил ехавший с нами Анатолий Ильич Геккер.

Мы не отрывались от окна, но на однообразной местности не было никаких признаков границы. Поезд незаметно подошел к станции Маньчжурия. Наш вагон был сразу же оцеплен китайскими солдатами, с любопытством разглядывавшими нас. Только тут мы почувствовали, что за нами захлопнулась дверь родного дома.

В Чанчуне мы собирались сделать пересадку. Геккер решил в город не ехать.

— Лучше переждать на вокзале, — сказал он. — Меньше привлечем внимания.

Но получилось наоборот. Среди местных белоэмигрантов пронесся слух о нашем прибытии, и вскоре они заполнили небольшой вокзал. Полиция куда-то исчезла. Кто знает, может быть, ее-то агенты и «шепнули» эмигрантам о нашем приезде, чтобы спровоцировать инцидент.

Мы с напряжением, но без страха всматривались в лица этих людей. Не так давно кончилась гражданская война, и мы по-прежнему испытывали острую ненависть к белогвардейским отщепенцам.

Эмигранты по три-четыре человека непрерывно проходили мимо. Они злобно рассматривали нас, как какую-то невидаль, дамы строили гримасы. Но выкриков или явно выраженных угроз не последовало. Затем появился пьяный редактор местной белогвардейской газеты — щупленький, растрепанный человечек. Изогнувшись, он скользнул к нам, поднял руку, как бы защищаясь от возможного удара, и истерически выкрикнул:

— Большевики!

И тут же испуганно юркнул в толпу.

Когда был подан поезд, появилась полиция. Напряженная обстановка разрядилась. Но эта встреча не прошла бесследно: мы стали более настороженными.

В поезде мне не повезло: все наши разместились друг с другом, а на мою долю выпало место рядом с каким-то полным, хорошо одетым человеком.

Николай Терешатов незамедлительно сделал «прогноз» о моем соседе:

— Белогвардейцы агента подсадили. Судя по комплекции — бывший полковник. Обрати внимание — на левой руке изуродованы пальцы: наверняка от разрыва капсуля ручной гранаты. Не повезло тебе, Саша, из огня да в полымя. Чего доброго, еще задушит ночью. Тяжелый случай. Но мы с Яшей рядом — будем караулить. В случае чего крикни или постучи. Мы сразу явимся на помощь.

Лежа на верхней полке, я незаметно посматривал на «полковника». Он запер дверь на цепочку, лег, но огня не погасил: возможно, и ему было не по себе в одном купе с большевиком. Но я думал иное — выжидает, когда засну. «Ну, нет — не выйдет. Лишь бы не заснуть. Нападет, не поддамся», — решил я, дотрагиваясь в кармане до рукоятки револьвера, и... задремал. Проснулся от сильного стука: кто-то ломился в дверь.

«Нападение!» — сообразил я и крикнул «полковнику», который трясущейся рукой потянулся было к цепочке: «Не отпирай!»

В дверь продолжали ломиться.

— Кто там, чего нужно? — жалобно спросил «полковник».

— Открывай! — услышал я голос Николая.

В открытую дверь ворвались Николай и Яша и, видя, что между нами схватки не происходит, остановились в недоумении.

— Что тут у вас было? — спросил Николай.

— Ничего, все в порядке, — ответил я.

— Как ничего, а кто стонал?

— Не знаю, я спал и ничего не слышал.

— По-видимому, я стонал, — конфузливо сказал «полковник». — Это со мной иногда бывает, особенно, когда засыпаю на спине. К тому же вчера на прощанье мы с приятелем плотно поужинали. Вы уж извините меня, ради бога, за беспокойство.

Вышло «много шума из ничего». Да и компаньон мой по купе, как выяснилось на другой день, был не полковник и даже не военный, а служащий филиала Русско-азиатского банка в Тяньцзине.

Дальнейший путь до Пекина прошел без каких-либо приключений.

В ПЕКИНЕ

 21 июня 1923 г. мы приехали в Пекин. На вокзальной площади у нас зарябило в глазах от движения непрерывно гудящих автомобилей, карет, двуколок, рикш, кули и пестрой толпы прохожих. Шум стоял оглушительный. Кричали рикши, предлагавшие свои услуги, кричали на прохожих кучера. Разносчики всевозможных товаров сигналили каждый на свой лад: одни колотили в колотушки, какие можно было увидеть у наших ночных сторожей, другие тренькали, как в оркестре, на стальных треугольниках, третьи дули что есть мочи в какие-то медные рожки, четвертые, как у нас в старину,