Знак нефритовой рыбы - Эдгар Джепсон

— Здесь все правильно! — И прежде, чем уйти, зло нахмурился и огрызнулся. — Вы бы еще больше сделали этот знак, привлекающий внимание, еще больше. Ах, вы глупый осел!.. Вас накроют через неделю. Довольствуйтесь меньшим, не гонитесь за большим.

И, повернувшись на каблуках, он с шумом вышел из кабинета.

Доктор Хассенд посмотрел на оставленный пакет. Вид его был довольно внушительный. Он неторопливо разорвал конверт, и здесь с ним случилось нечто странное, на него словно нашел столбняк: глаза его расширились, приняв глупое телячье выражение, а приоткрытый рот застыл. Перед ним на столе лежали десять пятифунтовых бумажек. [2]

Понемножку он начал разбираться: нефритовая рыба притянула взор больного, сильно страдающего господина, и он вместо аптеки зашел к нему за содой и, очевидно, по ошибке оставил такую большую сумму.

— Необходимо вернуть ему эти деньги! — думал молодой доктор Хассенд, тяжело вздыхая. И тут же сообразил, что сделать это не так-то просто; он не знал ни имени, ни адреса этого господина.

— Посоветуюсь с друзьями! — решил доктор, пряча деньги в шкатулку, специально купленную для хранения гонорара.

Наконец, приведя в окончательный порядок, тот хаос мыслей, в который повергли его десять пятифунтовых бумажек, он закрыл кабинет в 7½ часов и вышел из дому, направившись прямо к Вальтонам. Правда, он не рассчитывал застать дома Джона, так как этот предприимчивый субъект имел привычку вторую половину дня проводить в клубе, но зато Мэри, наверняка дома.

Да, она была дома. За чаем он рассказал ей все. Мэри ни чуточки не изумилась, ведь это работа чудодейственной нефритовой рыбы, другого объяснения быть не могло.

— Подождите, это не последние десять пятифунтовых бумажек! Вот вы увидите! — говорила она уверенно.

Поболтав еще немного на свои любимые темы, доктор распрощался. И когда Мэри открывала ему дверь, они услыхали на лестнице шаги. Это возвращался Джон. Он с большим интересом выслушал историю о пожилом, трупного вида господине, и на лице его появилось довольно загадочное выражение. Мэри повторила брату свое объяснение.

И вдруг Джон словно что-то понял и как-то странно засмеялся, словно закудахтал. Затем, схватив за руку Хассенда, весело проговорил:

— Значит все мои предположения относительно этой рыбы оправдались! Советую вам немедленно переслать почтой полученные деньги в банк. Если продадите еще соды, тащите снова туда же.

Он дружески потряс руку доктора, пожелал ему спокойной ночи и направился к себе Он очень хорошо относился к Хассенду, но не видел особой нужды быть особенно с ним близким, предоставляя делать это Мэри. Он был известен как прекрасный доктор, но вне своей работы, подобно многим мужчинам, был не очень общителен.

Когда молодой доктор Хассенд возвращался домой в омнибусе, его мучили два вопроса: почему Джон Вальтон возлагал на нефритовую рыбу надежды и почему этот старый немощный господин оставил ему такую крупную сумму денег только за одну унцию соды.

За обедом Мэри спросила брата, что он думает по поводу происшедшего.

Тот выразился как-то туманно:

— Я объясняю себе этот факт тем обстоятельством, что некоторые больные настолько раздражительны, что не могут лечиться в общих лечебницах. У Хассенда же, конечно, не имеется никакого опыта для лечения подобных больных.

На другой день клиентура доктора Хассенда выросла еще на восемь пациентов, что составляло тридцать два шиллинга. Нефритовая рыба и на малом поприще работала не хуже, чем на большом.

Следующий день не дал особого повышения, но нефритовая рыба далеко еще не закончила своей работы.

Когда доктор Хассенд без нескольких минут в десять часов, проводив последнего пациента, подсчитал гонорар, то оказалось, что он превысил предыдущий день только на четыре шиллинга.

Он широко распахнул окно, подмел кабинет и приемную, затем перешел в гостиную и уселся на диван, с виской-содой и приключенческим романом. Едва он прочел шесть страниц, как услыхал стук снаружи. Громкие, настойчивые удары потрясали дверь. Он живо вскочил на ноги. Это походило на тридцатишиллинговый гонорар. Он был уже на полпути, когда стук снова возобновился, неумолкающий, повелительный. Это был уже наверняка тридцатишиллинговый гонорар.

Он быстро распахнул дверь. Перед ним стояла женщина, совсем не такая, какую он думал увидеть. Она была смугла и прекрасна, с бледным матовым лицом и блестящими волосами; ее черные глаза казались бездонными.

Она куталась в вечерний плащ, окаймленный прекрасной китайской вышивкой, на голове же в диадеме сияли бриллианты. Это пахло уже не тридцатью шиллингами.

— Вы доктор Хассенд? — спросила она быстро.

— Да! — проговорил он, пристально вглядываясь.

С той же самой поспешностью, как и старик, походивший на мертвеца, она проследовала мимо него и поднялась по лестнице прямо в приемную. Доктор закрыл дверь и направился вслед.

Она повернула к нему лицо, расстегивая нефритовую застежку на своем плаще.

— Я страдаю сильнейшим несварением желудка, невыносимым. Мне необходима двууглекислая сода. Сколько вы сможете мне дать? — выговорила она залпом, резким голосом, с несколько иностранным акцентом.

Молодой доктор Хассенд вновь пристально посмотрел на нее. Не ослышался ли он?

— Двууглекислой соды? — спросил он едва внятно.

— Да! Я знаю… Я утром заметила рыбу… Я говорю вам что я страдаю сильнейшим несварением. Сколько вы мне можете дать? Унцию можно? — почти прокричала она, судорожно сжимая пальцами пряжку плаща.

«Истеричка!» мысленно отметил он и добавил вслух.

— Хорошо, я вам дам.

Он быстро прошел в кабинет. Ему хотелось уединиться, чтобы хоть немножко обдумать, какая причина могла заставить молодую, богатую девушку, страдающую желудком, прийти к нему за содой? Он был, очевидно, неправ, сочтя пожилого, пергаментного вида господина за ненормального. А может быть и эта женщина тоже сумасшедшая? Он слышал ее нервные шаги в приемной. Ему казалось невероятным чтобы двое столь различных людей страдали одним и тем же. Однако, сколько он ни ломал голову, подходящего ответа не нашел.

Отсыпав соды, он вынес ее в приемную и передал пациентке. Точно так же, как пергаментный господин, она схватила пакет и произнесла тоном, в котором чувствовалась некоторая удовлетворенность:

— Благодарю вас! Покойной ночи… табачный ящик! — с этими словами она скрылась за дверью. Ее высокие каблучки простучали по непокрытой коблом лестнице, а затем захлопнулась и наружная дверь. Хассенд поспешил к окну и высунул голову на улицу. Он увидел ее фигуру, направлявшуюся к ожидавшему ее экипажу. Она поспешно села и скрылась из глаз.

Сколько вы мне можете дать? Унцию можно?

Он схватился за голову: «Что за странная женщина»? Затем прошел в приемную и открыл табачный ящик. Он знал заранее, что именно найдет там, он был почти уверен… Да, они лежали там… Десять пятифунтовых бумажек… Он в волнении созерцал их…

Все это было бы прекрасно, если бы получение этих денег не смешивалось с каким-то внутренним беспокойством. Пятьдесят фунтов — это сумма, конечно, но иметь нефритовую рыбу, которая устраивает такие диковинные сюрпризы, как продажа унции соды за пятьдесят фунтов?!

Непонятно!

За этими размышлениями он вдруг вспомнил совет Джона Вальтона. Наскоро одевшись, он схватил деньги, побежал на почту и перевел их в банк на свое имя.

На следующее утро он проснулся в более спокойном состоянии, и проделки нефритовой рыбы уже не так его волновали. Смущало лишь одно обстоятельство, каким образом подыскать научное обоснование всему происшедшему.

Современная наука, конечно, усомнится в наличии странного факта, для него же лично не было никакого сомнения в том, что именно с появлением нефритовой рыбы число пациентов увеличилось вдвое и возрастало с каждым днем. В этот день он выручил уже сорок четыре шиллинга.

Через день после визита таинственной женщины, перед его домом вновь остановился автомобиль.

Три господина и одна дама поспешно вышли из него, поднялись по лестнице и проследовали через приемную в кабинет. Двое из них были молодые люди, женоподобные и желтые лица которых очень не понравились здоровому доктору. Оба молодых человека были прекрасно одеты, в нарядных галстуках и носках и с платочками, со вкусом подобранными. Оба были издерганные, возбужденные и, видимо, страдали от неуверенности в его помощи. Заявив о том, что они оба страдают ужасным несварением желудка, они попросили соды.

Он выдал каждому по унции соды, и каждый из них вручил доктору по пятидесяти фунтов. Он взял их с большим удовлетворением.

Личность третьего господина, лет около пятидесяти, с замкнутым лицом, которое сильно портили хилый рот и подбородок, было ему хорошо знакомо по портретам, помещавшимся в иллюстрированном еженедельнике. Это был известный актер К. С. Дама была тех же лет и, очевидно, когда-то считалась красавицей, но красота ее беспощадно разрушилась каким-то пороком. Ее ногти, подобно первой молодой посетительнице, сильно нуждались в заботливом маникюре.