Люблю. Ненавижу. Люблю - Светлана Борминская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я забыла, что меня зовут Александра Ивановна Котова. Не то чтобы совсем забыла. Но навскидку я ответить не смогла – ни там, ни сям.
Я мучилась, куксилась, мялась – наверное, со стороны напоминая весьма смирную сумасшедшую. Но дело-то в том, что я просто была уже не Александрой Ивановной, а кем-то другим.
Мысленно я называла себя – Сандрин Кац, но опасалась, что мне не поверят... Хотя однажды меня так называл один человек – из прошлого счастья, но... В документах – синим по серому – КОТОВА, а я говорю всем – Кац!
Наверное, мне очень хотелось зачеркнуть себя – прежнюю. Я и правда начала становиться другой. У меня почти не осталось крови после всего пережитого, и косточки в скелете стали мягче. Я почему-то не считала себя человеком. Я была – Сандрин Кац.
Помощь от лукавого
А вечером ко мне в комнату зашла Колпастикова, а вместе с нею – серый грязный кабысдох.
– Ну, Сашка, пришла в себя, да?... – спросила Колпастикова, комендантша общежития, разглядывая меня, как кондуктор рваный стольник. Я ее знала еще с прошлых времен и обрадовалась. Кабысдох, пришедший с ней, сел у порога и зевнул.
– А разве я уходила? – чтобы не молчать, бодро спросила я и подмигнула, да так, что чуть не свернула шею. – Присаживайся.
– Не то слово, Сашка. – Колпастикова села на подоконник и стала разглядывать наваленные узлы с вещами и коробки с посудой. Кабысдох лег у порога и, вздохнув, закрыл глаза.
– Да?
– Да! Ну, ты как? Надумала чего? – быстро сыпала вопросами комендантша. – А?...
– Пока нет – на работу не берут! – ответила я так же бодро. – Тебе никто не требуется?
– Найдешь! – убежденно сказала Колпастикова и вышла, напоследок снова взглянув на меня. За ней выбежал серый кабысдох, громко стуча когтями по выскобленному полу.
– Не получается, Колпастикова, – еще через неделю пожаловалась я.
– Деньги-то есть?... – Комендантша сидела в своем кабинете на первом этаже и резалась в карты с обветшалым компьютером.
– Есть пока, – вздохнула я.
– Пойдем к Растаману... Возьми с гулькин нос денег, – выключила компьютер Колпастикова и, подумав, добавила: – Спросим, что и как тебе делать...
– А кто это? Что за зверь?...
– А ты не слышала?... Он предугадал падение «Боинга», – комендантша сунула мне в руку пожелтевший листок местной газеты.
– Да ты что?! – Я кивнула и подождала, пока она закроет дверь.
Пока мы шли по коридору, Колпастикова придирчиво оглядывала меня.
– Ты жрешь чего-нибудь? – наконец спросила она.
– Жру, – лаконично ответила я.
– Жрет она, – недовольно протянула Колпастикова. – Мощи живые... А чего жрешь, скажи?
– Чего – чего?– не поняла я, разозлившись на толстую, как слониха, комендантшу. Впрочем, двигалась она на удивление легко, и, в конце-то концов, есть немало мужчин, которые без ума от женщин, похожих на тумбы. Я просто удивляюсь на них...
– Жрешь-то чего? – не унималась комендантша, у которой, видимо, были чрезвычайно трепетные отношения с едой.
– Ну, все подряд. – Я принципиально не стала перечислять нехитрый набор продуктов, которыми отоваривалась на рынке.
Мы миновали ржавую гарнизонную дверь и пошли вдоль парка к частным домам и мимо них – к двум пятиэтажкам – тоже для лиц, потерявших в последние годы свое приличное жилье.
На веревках хлопало чистое белье, с утра подморозило, и я совсем замерзла.
– Значит, он прорицатель? – спросила я, потому что устала молчать.
Колпастикова курила как паровоз и ответила не сразу.
– Он? Растаман!.. Человек ищущий... Менял веру несколько раз... Был каббалистом, кришнаитом, ездил в Вест-Индию, теперь он – протестант, – выдала пространную тираду Колпастикова и перевела дух. – Он разговаривает с духами, понимает язык зверей, птиц и змей... Спросим у него, как тебе быть дальше... Сама-то ты, как я поняла, ни хрена не можешь разобраться?... Да? – уточнила она. – Или можешь?
У меня подкосились ноги: я чуть не села на землю, представив дьявола-протестанта, у которого иду просить консультации – как мне жить дальше?
– Пойдем, он не страшный, – кивнула и наступила мне на ногу Колпастикова. – Извини, я нечаянно!
– Нет, – твердо сказала я.
– О, божечки!.. – Колпастикова подождала меня с полминуты, покрутила пальцем у виска и вошла в ближний подъезд тусклого до помрачения, самого ближнего к нам дома.
Я долго глядела на припорошенные снегом деревья, на застывшую черную реку вдалеке и, повздыхав от нахлынувших мыслей и воспоминаний, неторопливо зашла в тот же подъезд.
Четыре крашеные двери, третья была закрыта совсем неплотно. Я заглянула в нее и увидела тумбообразный зад комендантши, она оживленно шепталась с лежавшим на кровати человеком... Я кашлянула.
– Иди сюда, – поманила меня Колпастикова. – Саш!.. Иди давай!
Я подошла. То, что я увидела, капельку меня изумило.
– Он – гуру, – с придыханием сказала Колпастикова, перед тем как оставить нас тет-а-тет.
– Твоя божественная сущность нарушена – от тебя осталась только половина человека! – Я не успела и рта раскрыть, как он сказал это, даже не сняв одеяла с головы. Потом медленно повернулся и скинул одеяло прямо на пол...
На кровати лежал большой негр с белыми пятками и внимательно смотрел на меня взглядом много бродившей незлой собаки.
– Что ты хочешь больше всего? – на чистейшем русском спросил он.
– Чтобы грусть оставила меня, – шепотом попросила я. – Беда прямо с этой грустью...
– Тебя оставит твоя грусть, – подумав, сказал негр.
– Как? – не поверила я. – И скоро?...
– Скажи себе: я-а-а! хочу-у-у! при-и-из!.. Повторяй! – показал кипенные зубы Растаман.
– Какой еще приз? – высунула голову из кухни Колпастикова.
Растаман махнул рукой:
– Повторяй: я хо-чу-у-у-у при-и-и-изззз!..
– Я хочуууууу приииииз, – по-идиотски вытянув губы, кивнула я. – И что теперь будет, а?
– Ты должна сильно захотеть – неважно что, хорошее или плохое, – Растаман громко шмыгнул носом и добавил: – Но и это – не главное!
– Но лучше хорошее загадывай, – посоветовала Колпастикова из кухни; она курила там. – Хотя плохое, будем справедливы, чаще сбывается, – со вздохом уточнила она.
– И желание этой ерунды вытащит тебя! – добавил негр и щелкнул пальцами.
– А если я возжелаю не ерунду? – подумав, спросила я.
– Тем лучше, – шепотом сказал Растаман. – Желай на здоровье!.. Желай. А что ты хочешь, Александра? – вдруг спросил он. – Любви?...
– То есть как?... – пискляво заикнулась я.
– Ты, чтобы жить, должна найти новую любовь, не обязательно – к другому человеку, – облизнул губы Растаман и повторил очень сексуально: – Любовь!..
– Я не могу любить. – Я поднялась и, шатаясь, пошла к двери, из-за которой шел пар, похожий на дымовую завесу. Похоже, Колпастикова что-то вознамерилась варить.
– Ты должна найти того, кто отнял жизнь твоего Ильи, и спросить – как тебе жить дальше! – прогудел Растаман. – Поняла, да?...
– И он... мне ответит? – Мне стало смешно, и я обернулась. – Серьезно шутите?...
– Он ответит – за все, – усмехнулся Растаман, быстро затянувшись вонючей сигаретой. – Не сомневайся!..
Я поразилась его самоуверенности, равной его наглости.
– Ну ладно... Все, что мог, – я для тебя сделал. Целоваться будем? Как хочешь, тогда – пока-пока, – зевнул негр и почесал пятку.
Как загипнотизированная, я вытащила деньги и, не считая, положила их на грудь Растамана, обтянутую желтым застиранным свитером. И вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Колпастикова не появилась ни через пять минут, ни через двадцать, и я пошла к гарнизонному общежитию, представляя, как стонет в объятиях Растамана огромная комендантша. Ветер дул мне в спину, и я почти бежала. Похоже, я даже слегка летела над землей.
«ЛОДЫРЬ»– было написано мелом на заборе, который я миновала. Очень кривыми буквами.
– Лодырь, – громко повторила я и добавила удрученно: – Самый обыкновенный и настоящий!
На подъеме дороги я оглянулась – в двух окнах Растамана зажегся и мигал холодный фиолетовый огонек.
Пока я шла обратно в казарму, не думала ни о чем, а утром, проснувшись, я вдруг остро почувствовала: у меня теперь есть маленькое, но все-таки дело, которое я должна обязательно претворить в жизнь, – найти того, кто отнял жизнь моего Ильи, а потом спросить у него...
Вот только – что мне у него спросить?!
Не надо заглядывать в замочную скважину!
– Идти к этому человеку? – Я сидела и ждала, пока закипит вода с яйцом в ковше на плите. Мне с каждой минутой становилось все хуже от одной лишь мысли – искать его...
Ну, как мне его найти?... И я решила: пока устроюсь на работу, а там – будь что будет!.. Увижусь как-нибудь и спрошу. Вот только – как его зовут?... Я безуспешно перерыла все документы, но копии протокола, в которой были фамилия, имя и отчество убийцы, так и не смогла найти. Сквозь землю она провалилась, что ли, – копия эта? – вдруг подумала я.