Петровка, 38. Огарева, 6. Противостояние - Юлиан Семенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Проходящая машина была, тормозной след посредине улицы оборван.
— Вы замерили?
— Да. И ширину и длину.
— Позвоните к дежурному, пусть сообщит в ОРУД.
— Хорошо…
После этого Росляков начал осторожно — метр за метром — осматривать землю вокруг убитого милиционера. Прежде чем сделать шаг, он внимательно обследовал то место, куда надо будет поставить ногу. Он помнил, как однажды комиссар сказал ему:
— Знаете, у кого надо учиться осторожности? У слепых. Они, пока место, куда надо ступать, не ощупают, ногой не шевельнут.
Росляков запомнил это и потом много раз убеждался в точности комиссаровских слов. Он сделал еще несколько шагов я сказал эксперту:
— Тут есть след.
— Сейчас.
Росляков осторожно подобрал окурок «Казбека» и в метре от окурка увидел окровавленную перчатку.
— Товарищ лейтенант, — окликнул его эксперт, — у Копытова пистолет срезан. Прямо с кобурой. Видно, за оружием охотились.
…Последовавшие за этим убийством события подтвердили предположение эксперта. В Москве начала орудовать банда вооруженных грабителей.
Через неделю утром комиссар вызвал к себе начальников двух ведущих отделов и спросил:
— Чем сейчас занимаются Костенко, Росляков и Садчиков? Снимите их со всех дел. Будем создавать специальную группу. Вызывайте сотрудников ко мне на совещание…
ПЕРВЫЕ СУТКИ
Специальная группа
— «8 мая 1962 года в 12.20 двое неизвестных в темных очках зашли в помещение скупки № 1678 по Средне-Самсоньевскому переулку и, угрожая пистолетом и ножами, забрали у работников скупки 384 рубля. Пригрозив, преступники потребовали не выходить из скупки в течение десяти минут после того, как закроется дверь. Работники скупки слышали, как заработал автомобильный мотор, но, когда они вышли, переулок был пуст».
«12 мая 1962 года в 17.45 двое преступников в темных очках вошли в домовую лавку по Холодному переулку, дом № 10/9, заперли дверь, перерезали телефон и, угрожая оружием, потребовали выдачи денег. Забрав дневную выручку в количестве 272 рублей, преступники скрылись в неизвестном направлении».
«16 мая 1962 года трое неизвестных зашли в приходную кассу № 765/941 по Большому Васильевскому переулку, дом № 17, заперли дверь, перерезали телефон и, угрожая пистолетом, потребовали у работников кассы всю дневную выручку. Контролер Быкова А. В. вступила в пререкания с преступниками. Воспользовавшись этим, кассир Ямщикова И. Б. нажала сигнальную кнопку. У входа раздался звонок. Преступник выстрелил в Ямщикову И. Б., но промахнулся. Преступники скрылись».
Комиссар кончил читать, несколько раз чиркнул зажигалкой, посмотрел на длинный язык пламени, осторожно дунул на него и закончил:
— Таким образом, все эти три ограбления совершены, бесспорно, одной бандой. Мне кажется, что цепочка эта организовалась после убийства Копытова. Так мне кажется… Выделяю специальную оперативную группу. Прошу Костенко и Рослякова задержаться, остальные свободны. Садчиков будет руководителем, так что вызывайте его из отпуска.
Кассир Ямщикова все время терла щеки, будто они у нее замерзли. Она говорила медленно, спотыкаясь, и, когда начинала новое слово, ноздри у нее раздувались и лоб стягивали морщины.
— Я сегодня с утра стала разбирать вчерашние документы, после того случая. Думала, все ли на месте. И вот нашла…
Она протянула Костенко расчетную книжку по уплате за коммунальные услуги. На первой желтой страничке было написано: «Самсонов Алексей Алексеевич. Улица Льва Толстого, дом 64, квартира 249».
Костенко записал фамилию и адрес на листок бумаги и пошел к телефону.
— Самсонов, — сказал он дежурному. — Да нет же, лучше я по буквам… Семен, Анна, Михаил… Самсонов. Немедленно наведите справку. Мы сейчас вернемся, так что поторопитесь.
Папа с мамой
Костенко даже не успел подняться к себе — дежурный сказал, что комиссар просит немедленно зайти к нему.
Костенко вошел в кабинет.
— Знакомьтесь, — сказал комиссар, — это товарищ Самсонов Алексей Алексеевич.
Самсонов поднялся со стула. Лицо его было опухшим в очень бледным.
— Здравствуйте, — сказал Костенко.
— Вот знаете ли, сын у Самсонова пропал. Ленька. Семнадцать лет парню. Домой не вернулся, папаша переживает.
Самсонов спросил:
— У вас курить можно?
— Чего ж нельзя, можно. Женщин нет.
— Благодарю.
— Благодарить будете, когда сын отыщется.
— Я не спал всю ночь.
— Еще бы! Костенко, свяжитесь с бюро несчастных случаев.
— Уже…
— Ну?
— Там ничего.
— Вы фотографии сына принесли? — спросил комиссар.
— Да.
Самсонов положил на стол десяток фотографий Леньки. Комиссар долго рассматривал парня, а потом спросил:
— Сами снимаете?
— Жена. Я только проявлял.
— Проявитель готовый берете или дома составляете?
— Нет, сам составляю… Вместе с Ленькой.
— Семейная артель?
Самсонов махнул рукой.
— Семейная канитель, — сказал он, — какая тут, к черту, артель!
— Пленка хорошая. Где покупали?
— Это немецкая.
— Мелкозернистая?
— Да.
— А я, знаете ли, в воскресенье все магазины обошел — чувствительность сорок пять, и только.
— Вы с блицем попробуйте снимать.
— Какой же портрет с блицем? Это только встречи на аэродроме с блицем снимают. Ну-ка, Костенко, возьмите фото и сделайте копии. Позвоните, покажите, может, кто узнает.
Костенко сразу же позвонил к Ямщиковой, вызвал машину и поехал в приходную кассу. Он положил перед ней на столе несколько фотографий мужчин и подростков. Среди них была карточка Леньки Самсонова. Костенко положил ее с краю, прикрыв уголком другого фото так, чтобы она не бросалась в глаза.
Ямщикова увидела Ленькино лицо, побледнела и сказала тихо:
— Мальчик стоял у двери.
— Это точно?
— Абсолютно. Я не думала, что он такой молоденький. Они все тогда казались мне взрослыми.
— Стрелял не он?
— Нет, другой, в очках.
— А этот так и стоял у двери?
— Нет, кажется, тот, что был в очках, сказал ему: «Стань к окну». А там стол. А на столе я потом нашла расчетную книжку. Погодите, погодите, у него еще в руках была большая книга. Совершенно верно, большая такая, в красном переплете. Это сейчас все вспоминается, вчера я вообще не могла в себя прийти.
— Понятно. А как книжка называлась, не помните?
— По темно-красному фону — черные слова, а я близорукая, название не разобрала.
Потом Костенко разложил фотографии перед контролером Быковой, и она тоже сразу, без колебаний опознала Леньку Самсонова.
— Он, ирод проклятый, — сказала женщина, — гадюка такая…
— Думаете, ирод? — переспросил Костенко и улыбнулся. — Ему всего семнадцать…
Прямо из кассы Костенко позвонил к комиссару и сказал:
— Он.
— Хорошо. Спасибо вам.
— Мне бы надо постановление… Посмотреть их квартиру…
— Вы давайте сюда подъезжайте. Тут решим.
Когда Костенко приехал в управление, Самсонов медленно пил валокордин. Комиссар подождал, пока тот допил лекарство, и спросил:
— Ну в прятки нам играть или говорить открыто?
— Конечно, открыто.
— Тогда рассказывайте, Костенко.
— Ваш сын, — сказал Костенко, откашлявшись, — вчера вместе с бандой грабителей совершил вооруженное нападение на приходную кассу. Они стреляли в женщину, но чудом не убили ее.
— Так, — сказал Самсонов. — Так, — медленно повторил он.
— Где он может быть сейчас? У родных, у друзей? Как вы думаете?
— Он должен вернуться домой, если жив.
— Он не вернется домой, Алексей Алексеевич. Это ваша? — спросил комиссар, положив на стол книжку расчета за коммунальные услуги.
— Наша, — тихо ответил Самсонов.
— Так вот. Ваш сын оставил ее на месте преступления. Теперь он будет скрываться, понимаете? Если он сразу не пришел к нам с повинной, он будет скрываться. Оружия у него не было?
— Что?!
— Вы проектировщик, в тайге бываете, у вас, видимо, есть нож. Или пистолет.
— У меня есть, но все это заперто в столе.
Комиссар снял трубку телефона, медленно негнущимся указательным пальцем набрал номер, досадливо поморщившись, подул в трубку и сказал:
— Машину к подъезду.
Опустив трубку, он спросил:
— Как сердце, отпустило?
— Сейчас легче…
— Значит, так. Надо будет сейчас произвести в вашей квартире обыск. Пока будете ехать, постарайтесь вспомнить всех друзей Леньки. Понимаете? Всех! Без исключения. Костенко, поезжайте. Да, когда появится Росляков, немедленно отправьте его в школу. Какой номер, не помните, Алексей Алексеевич?