Падение стихотворной формы в новейшей русской литературе - Николай Воронов

Итак, падение стихотворной формы в новейшей русской литературе есть только выход из того ненормального положения, в которое она поставлена была метроманами. Переход от метромании к изгнанию стихов неоспоримо доказывает быстрое развитие эстетических понятий о поэзии, а потому и утешительно, что пора преобладания стихов, видимо, прошла для русской литературы. Это обстоятельство показывает, что она мужает и делается самостоятельной. В самом деле, метромания всегда была неразлучна с незрелостью и подражательностью литературы, начиная от Александрийского периода, произведшего несчетное количество всякого рода стихотворных поэм, до стихотворных элегий недавнего времени. Преобладание стиха показывает преобладание формы, содержание, мысль и чувство становятся на последнем месте. А увлекаться формой, внешностью, не обращая внимания на то, что под нею скрывается, есть принадлежность ранней молодости. В литературах, развивающихся самостоятельно, не заметно подобного преобладания внешности, в них форма и содержание идут дружно вперед, постепенно и постоянно совершенствуясь, в них и первичные начала литературной деятельности представляют из себя стройное целое, становящееся неотъемлемым достоянием искусства. Напротив, в литературах, развивающихся извне, форма на первых порах делается преобладающей. Подражатель по степени развития ниже своего образца и, будучи не в силах понять его вполне, увлекается его внешностью, думая, что в этом заключается вся сущность дела. Так, у римлян, после того как они познакомились с поэтическими произведениями Греции, появилось множество стихотворцев. Забыта была простота предков-победителей. Римлянин перестал вставать ранним утром, не слушая дел клиентов, не шел на площадь слушать старших и поучать младших: «Нет, – говорит Гораций, – ветреный народ переменился и увлекся единственно страстью писать, и дети и важные старцы, увенчавши волосы плющом, стали петь стихи… и ученые и неученые стали писать поэмы»[1]. Метромания овладела умами римлян, и это случилось на первых порах подражательной римской литературы. Так у французов в XVI–XVIII столетиях, когда они сблизились с древнеримскою литературою, настало, по преимуществу, время стихов. А сделавшись образцом для всех европейских народов, французская литература сообщила им болезнь стихотворства, сообщила ее и России[2], явилось и у нас много писателей, которые видели только метр, бредили рифмой и писали всякого рода стихотворения.

Конец ознакомительного фрагмента.

Сноски

1

Epistolae cit. II

Mutant mentem populus levis, et calet unoScribendi studio: puerique patres que severiFronde comas vincti coenat et carmina dictant…Scribmius indocti doctiquePoemata passim.

2

В то время, когда Буало, le poète du bon sens, господствовал на Парнасе и его l'Art poétique считалось непреложным кодексом для каждого поэта, поэтические созерцания не различались от стихов, поэзия и стихотворство составляли одно нераздельное. Отсюда вытекло высокое значение стихов в литературе французской, а потом и в нашей XVIII века и начала XIX.