СМЕРТИ НЕТ - КАТЯ ЧЕ

от утренней дымки, сделавшей вдруг комнату, а через неё и весь мир похожими на аквариум, но ничего не сказал. За окном проплывали сумрачные одиночки на свою будничную охоту, уже сейчас придумывая однообразно-оттяжные способы поглощения своего персонального мамонта на выходных. В противоположную сторону вели полусонных детей питать жидкой муниципальной кашкой, играть обгрызанными предыдущей детворой кубиками. За окном явно недоставало кубика солнца, что всегда сказывалось на настроении сеньора Долореса. Марта, не столь чувствительная к таким изменчивым материям, как погода, политика и коммунальные цены, терпела, не находя ничего увлекательного в нейронных забегах наперегонки: побузят, побузят и сами же забудут, едва наткнутся на новый раздражитель. Нет, жить рядом с сеньором Долоресом было бесконечно интересно, кто бы спорил, только вот за него жить она не подписывалась. Ей самой себя было с избытком.

Тоже молча – да не вопрос – поставила перед ним чайник со свежезаваренным улунским напитком: чай, мёд, молоко, конусообразную чашку с иероглифами на боку – не мой, там не грязь, там патина – не мыла из последних сил – и пошла к себе, уже по дороге совершенно забыв, о чём, собственно, хотела поговорить, кто, собственно… Марта любила детали. Марта любила детали и их понимание.

Кот сидел на обычном месте, пялился в окно и по мере приближения Марты лишь раз шевельнул ухом. Ещё один, и тебе доброе утро, солнышко. Солнышко был слишком увлечён приросшим к карнизу голубем, который со своими колыхающимися на ветру перьями, со своими зрачками, утопленным в янтарь, со своей цветастой цыганской шейкой выглядел невинным, аки актиния. Когти уже пульсировали вовсю, хвост напряжённо отстукивал срочное сообщение в центр, голова занималась когнитивными вопросами, время струилось параллельно, утренний свет расчёсывал его на невесомые пряди, будущее было слишком рядом, прошлое чересчур далеко, и не было никакого смысла в том, чтобы думать о них.

Стоп. Снято. Десятый дубль отрицания бытия вышел таким же паршивым, что и предыдущие. Было – не было. Словно считалочка. Словно счёт в банке. Смысла вообще нигде, кроме как на микро– и макроуровнях, не наблюдается, есть лишь умение и неумение жить. Умение принимать жизнь, осуществлять и прощаться с ней. Умение воспринимать и понимать. И освобождать других от своего понимания. И всё. Но до этого ещё репетировать и репетировать, – мы переросли, но не доросли, поэтому вновь получилось привычно, по-человечески, бессмысленно – с прошлым, будущим и котом. Вечером ожидались гости, спасибо сеньору Д.

О гостях Марта мечтала с прошлой весны. Да, предупреждаю, во всех местах, где по ритму и текстовому сопротивлению следовало бы вставить пассаж с рассуждениями о дожде, ветре, пейзажах или эстетике безобразного, пассаж, расслабляющий внимание как не связанный с нами процесс, будут исключительно пейзажи нашего сознания, безобразного или нет – зависит от вашего настроения. Стало быть, о гостях Марта мечтала с прошлой весны. Казалось бы, что невозможного, но оказалось, что с этими суевериями, с этим недоверием нужно работать и работать, и только тогда люди сами потянутся. Стоит лишь создать условия. Стоит лишь создать себя заново. В ящике стола нашла конспект какой-то стародавней лекции, рисунки, много чего ещё – словно трофеи игрушечной войны. О, в то время она сильно увлеклась психологией, а потом рисованием, а потом влюбилась в разгильдяя и начисто разлюбила систематическую учёбу – вспоминала лишь под настроение, под него же и записывала, на ходу переводя язык предмета на свой, чтобы хоть вкус чувствовать. Теперь заглядывает, а может подглядывает в эти замочные скважины заброшенных домов. Не ради текста, а ради какого-то заклинательного эффекта – все эти знаки прошедшего имеют странную способность удостоверять нас в настоящем, мол, да, вот я, и не только в этот миг, а и тогда ещё, я прожил из пункта А в пункт Б, за это мне что-то положено… ой, лучше не смотри, води с собой толпу своих бывших, если так нравится, но не смотри, носи с собой белую лилию, когда-то подаренную, но не смотри, веди себя, как идиот, но не смотри: она тебя съест. Тем самым местом, что на полях конспекта наспех прочерчено тайным знаком – сперва фантазийно, потом по памяти. Очень уж про гостей было бесчувственно. Суховато как-то было про гостей, оставалась жажда чего-то такого, «… потому что как клетки организма, так и люди не могут прожить без обмена друг с другом хотя бы приветами, а порой и чем-то большим. Особенно в городских условиях. Особенно в условиях мгновенной сетевой доступности всего и всех. Гостевание как часть жизненного процесса постепенно стало его сутью. Вынужденная оседлость и ментальная гиподинамия, причиной которых послужила волна комфорта, как нашествие варваров лишившая горожан древней культуры естественного выживания, отзывалась вспышками неясных желаний чего-то такого. Неудовлетворённость росла, опережая новые и новые предложения. Чем тоньше и качественней было их наполнение, чем призывнее упаковка, тем невыносимей становился зуд потребностей…» В этом месте на половину страницы было до дури непристойных рисунков, не вполне замечательных, но, хм, развлекли, и дальше, быстрым расхлябанным почерком с пометками «sic!» на полях: «… и тогда приходит некий чувак – никто его не видел, но все краем уха что-то где-то зацепили – приходит без всяких там прав рекламы, всплывающих окон и тому подобного <нрзб> , разумеется, странное имя, исполненный очей и прочих частей тела, кружевные манжеты, лютня, весь в чёрном, все дела, пальцы в перстнях и перчатках, в общем, никаких сомнений, – народ подкованный, начитанный, насмотренный и поднаторевший в знаках, – сразу признали. Приходит и говорит: гостите и угощаемы будете! Разумеется, все смекнули подтекст – кто же станет прямо говорить, и такие, – а ведь да, всё мимолётно, чего это мы. И действительно стали ходить в гости, – кто сублимировал невозможную страсть к путешествиям, кто искал впечатлений, кто хотел впечатлить, кто просто ходил пожрать. О выходе за пределы своего я как возможном подтексте почему-то речи не возникало. Бодхисаттва с лютней не мог сделать такой ляп, а на провокации горожане больше не велись, после такой-то зимы. Последнее Я догорало в нарисованном камине на чьей-то стене. Такой последний звоночек…»

Марта не сразу услышала звонок в дверь.

– Класс! Тащите всё на кухню, присаживайтесь куда захотите, займитесь…

– У тебя змеи? А у нас ёжики.

– Одна. Во рту. Никак не угомоню. Ёжиков оставляйте при входе.

– А где кот?

– Набит перьями, не для гостей, это слишком личное.

– У нас без кота слишком незанятые руки.

– Тащите всё с кухни и откуда захотите, займите их.

Рассаживались, разбредались, вновь