Сага о Гудрит - Кирстен Сивер

В день отъезда Торбьёрн стоял перед хлевом и пересчитывал скот. Рядом с ним находился Гандольв, оценивая опытным глазом каждое животное, чтобы убедиться, что больные на корабль не попадут.

Торкатла и Гудрид, неся узлы, приблизились к мужчинам. Торбьёрн даже не заметил их, но Гандольв коротко сказал, не поворачивая головы:

– Не мешай мне, жена. Если тебе надо помочь, попроси об этом других: на дворе топчется много прислуги.

– Ни в чем нет порядка! – кисло ответила Торкатла и двинулась к двум рабам Торбьёрна, которые отправлялись вместе с хозяевами в Гренландию. Они были заняты мешками из дерюги, набитыми шерстью, но увидев, что к ним идут Гудрид с Торкатлой, остановились и заулыбались.

Чтобы опередить служанку и не дать ей выместить свое раздражение на рабах, Гудрид поспешно заговорила первая:

– Раудери, не погрузишь ли ты кухонную утварь? Только осторожнее с этими узлами…

– Потом не ругайся на меня, если что разобьется, – проворчала Торкатла и подвязала покрепче свой платок. – А то я не знаю, что из этого выйдет: мужчины вечно думают, что с посудой можно обращаться так же, как со шкурами и мехом. Поди-ка, посмотри, как они разгружают на берегу Будира торговые шхуны из Норвегии и Ирландии…

– Я видела это, – примиряюще ответила Гудрид. – Много раз! Моя Снефрид знает дорогу к пристани наизусть.

При мысли о кобылке в груди у нее кольнуло: она вспомнила, как теплая, сильная спина лошади двигалась под ней. Гудрид мысленным взором видела перед собой дорогу на восток, вдоль Мыса Снежной Горы, через плодородные земли, на альтинг, где разрешались тяжбы и споры и каждому воздавалось по заслугам. Там же люди торговали своим товаром, обменивались новостями, а некоторые девушки впервые встречали на альтинге своего суженого. В Гудрид всегда теплилась робкая надежда, что так же будет и с ней.

Нет, она должна быть сильной и веселой! Это долг хозяйской дочери, как ей всегда говорила приемная мать. И теперь, когда девушке пошел семнадцатый год, и она уже не воспитывается у Орма и Халльдис в Арнастапи, отец ее с полным правом может ожидать, что из дочери выросла настоящая хозяйка, которая позаботится и о людях, и о скоте.

Она окинула взглядом двор и заметила, что Стейн, самый преданный помощник отца, уже приготовился отправить первую группу вьючных лошадей. Внезапно Гудрид почувствовала к нему благодарность за то, что он едет с ними в Гренландию. Это ведь Стейн научил ее ездить верхом и стрелять из лука, и он всегда скакал рядом с ней, когда они вместе с отцом направлялись на пир. Стейн был плотным, коренастым, и вел он себя твердо и уверенно, снаряжая в дорогу лошадей и выкрикивая предупреждения тем, кто будет следить за поклажей.

По двору зацокали копыта, и первые лошади потянулись с хутора. Стейн некоторое время смотрел им вслед, а затем повернулся и, сказав что-то одному из рабов, направился к Гудрид и Торкатле.

– Гудрид, я отправил Кольскегги седлать для тебя Снефрид – Торбьёрн скоро даст сигнал к отправлению.

Торкатла сердито засопела.

– Да уж, нечего сказать! Такой беспорядок я видела в последний раз только после землетрясения.

– Тебе нужно внимательно посмотреть вокруг, – сказал Стейн. – Когда лошадей уведут со двора, можно будет быстро отыскать все, что нужно. Главное для нас теперь – погрузить все на корабль и успеть отправиться в путь, пока небо ясное. Скорее всего, днем будет дуть попутный ветер, и я надеюсь, что с тобой все будет хорошо, Гудрид!

Гудрид внимательно посмотрела на тюки с домотканным сукном, а потом взглянула вниз, на свои новые кожаные ботинки. Одежда девушки была прочной; такая выдержит и ветер, и бурю на море. Ей ведь не нужно сейчас показывать всем, что она – дочь богатого человека. Другие ее вещи были заботливо упакованы в сундук, который сам Торбьёрн оковал железом. В сундуке лежали и синий плащ, в котором она ездила на альтинг, и шелковые кружева для волос, и широкий золотой браслет, подарок отца, и много других красивых вещиц, которые, может, и не пригодятся ей в далеких краях.

Словно бы прочитав ее мысли, Стейн улыбнулся и сказал:

– В Братталиде наверняка устроят пир в вашу честь, когда вы с Торбьёрном приедете туда, и тогда ты сможешь нарядиться!

– Ты думаешь, Эрик и Тьодхильд будут рады нам?

– Нехорошо будет, если люди в Братталиде не сдержат своего слова. Отец твой верно служил Эрику Рыжему, когда тот был его хёвдингом… Ты, наверное, не помнишь, что Лейв сын Эрика бывал здесь и повторял Торбьёрну приглашение Эрика. Тогда ты была еще маленькой девочкой.

Нет, подумала Гудрид, ту встречу она запомнила на всю жизнь. Она первая заметила блеск оружия и конской сбруи и людей, приближающихся с севера. В тот день она была дома у отца. Когда Торбьёрн вошел в дом с гостями, она уже приготовилась к встрече и держала в руках деревянную миску с серебряной каймой, чтобы обнести гостей по кругу и предложить им умыться. Надо показать отцу, что у Халльдис она получила хорошее воспитание. Девочка узнала старого друга отца и Эрика Рыжего, Снорри сына Торбранда из Лебединого Фьорда, но двое других были ей незнакомы – мальчик тринадцати-че-тырнадцати лет и юноша примерно двадцатилетнего возраста, высокий, сильный и загорелый.

Снорри чмокнул Гудрид и сказал:

– Это Торбранд, мой сын. А вот Лейв сын Эрика, он только что приехал из Гренландии. Корабль их стоит в Будавике, и они послали известие в Лебединый Фьорд, приглашая меня с братом поехать в Норвегию или же поселиться в Гренландии, под покровительством Эрика. И для начала мы приехали сюда, чтобы посмотреть, как здесь живется Торбьёрну и его славной дочурке!

Гудрид припомнила, как в глазах Снорри мелькнул веселый блеск, когда она со всей серьезностью произнесла:

– Добро пожаловать в наш дом вместе с твоей свитой, Снорри сын Торбранда. Позвольте предложить вам сесть и не гнушайтесь нашим скромным угощением.

Когда мужчины наелись и разговор их уже подходил к концу, встал Лейв и сказал:

– Торбьёрн, в Гренландии жить совсем неплохо, там леса, много дичи и прочего. Скоро я поеду в Норвегию и предложу королю Олаву сыну Трюггви, чтобы к берегам Гренландии направились торговые суда, ибо многим от этого будет только польза. В присутствии вот этих свидетелей я подтверждаю, что мой отец поможет вам, если вы надумаете переселиться в Гренландию!

Торбьёрн медленно поднялся и протянул руку Лейву.

– Твое приглашение для нас большая честь. Но у меня здесь много дел, и многое от меня зависит. Приветствуй Эрика от моего имени и скажи ему, что если что-то в моей жизни изменится, то я охотнее уеду к нему в Гренландию, чем куда-нибудь еще.

Гудрид едва не лишилась чувств. Проститься с Исландией!

Так оно и вышло.

Гудрид так погрузилась в свои мысли, что отпрянула, когда вдруг почувствовала, как что-то горячее и нетерпеливое тычется ей в ухо. Возле нее стояла Снефрид, покусывая удила и кося глазом на Кольскегги, словно бы она намеревалась лягнуть его в знак давнего знакомства. Раб отдал Гудрид вожжи. Вороной, мохнатый жеребенок Снефрид неуклюже пританцовывал вокруг матери, и кобыла следила за ним темными глазами с длинными ресницами, медленно фыркая. Стейн проворно подтянул ремни и помог Гудрид сесть на лошадь. Седло Снефрид было красивое, оно досталось ее хозяйке еще от матери. Торбьёрн сказал, что седло они возьмут с собой в Гренландию.

Гудрид удобно уселась в седло и бросила прощальный взгляд на хутор. Торбьёрн до последнего вел жизнь богатого хозяина, и зеленые крыши из дерна прочно и надежно покоились на крепких стенах, тоже из дерна и камня. Резное крыльцо главного входа было свежевыкрашенным. А изгородь вокруг сада тянулась сплошной лентой в бледных лучах восходящего солнца. Вдали слышался перезвон коровьих бубенчиков, доносилось блеяние ягненка – звуки переливались в утренней тишине, словно эхо мечты. На дверях бани еще висел старый коровий череп, в который люди Торбьёрна стреляли как в мишень. А на пороге людской сидел серый полосатый кот, лениво умываясь лапкой. Гудрид вдохнула прохладный утренний воздух и подумала, что этого она не переживет. Теперь, когда рвется их прежняя жизнь, лучше бы шел град и тряслась земля под ногами.

Последняя лошадь с поклажей была готова тронуться в путь, а Торбьёрн, отдав последние распоряжения остающимся во дворе, вскочил в седло. Огромный дог по кличке Хильда льстиво вилял хвостом и прыгал на хозяина, как только тот дал собаке знак следовать за ним. А Торбьёрн снял с себя кожаную шапочку и прижал ее к груди левой рукой, тогда как правой совершал крестное знамение. Громко и твердо произнес он молитву:

– Молим Всемогущего Господа нашего Иисуса Христа быть к нам милостивым в нашем путешествии, да пройдет оно скоро и безопасно, и да сохранит Господь всех остающихся дома. Благослови, Господи, дом этот и всех, кто живет в нем, и все, что растет вокруг него. Во имя Отца и Сына и Святого Духа.