Бананы созреют зимой - Андрей Конев

Срочность, с которой шеф велел мне приступить к выполнению миссии, поторопила меня в перелет вдоль континента – с севера на юг.

Телевизионный прогноз погоды в стране пребывания не внушал опасений за состояние здоровья, но для меня жара в аэропорту оказалась такой, что до здания аэровокзала я с трудом доплелся по раскаленному бетону посадочной полосы, с трудом сохраняя сознание от его потери.

Переведя дух в продуваемом кондиционированным воздухом здании аэровокзала, я вышел под козырек главного входа в ожидании посланной за мной машины. Дипломатическая машина, длиной с городской автобус, прошелестев шинами, замерла у входа в аэровокзал, чуть слышно урча мотором.

«Здравия желаю!» – поприветствовал меня джентльмен крепкого телосложения, ловко вынырнувший из-за длинной двери лимузина.

«Добрый день!» – промямлил я плохо слушающимся от жары языком.

Первые несколько минут я просто парил, как на облаке, на кожаных подушках кресел ВИП – отделения лимузина. Вскоре я оказался способен осушить бутылку колы из автомобильного холодильника, а еще через пять и порцию виски с содовой.

Дипмашина остановилась у дверей посольства нашей страны.

Поплутав по зданию посольства, я преградил в тени одного из лестничных маршей путь здешней сотруднице, руки которой были заняты пачками документальной посольской макулатуры. Предложив чего-нибудь выпить в ближайшем баре, я спросил, где здесь офис одного из атташе, традиционного прикрытия деятельности региональных спецслужб. Кокетливо взвизгнув от моих проявлений знаков внимания, девица махнула объемистой пачкой документов в сторону ближайшего коридора. На прощание она получила от меня не сильный, но звонкий шлепок по туго обтянутой юбкой упругой заднице. Покрывшись румянцем, продолжила она свой скорбный путь под грузом вороха исписанных каракулями здешних посольских чиновников бумаг государственной важности.

В офисе атташе снабдил меня легендой – документами и необходимой информацией. Теперь я был уже, по роду деятельности, в этой стране, преуспевающим коммерсантом.

«Удачи и всех благ», – с протокольной вежливостью напутствовал меня на неуемную плодотворную деятельность сотрудник атташата посольства. Из посольского офиса я добирался до гостиницы, поймав такси.

«Сэр?» – приветствовал меня портье, готовый с непроницаемой вежливостью и спокойствием отреагировать на любой мой каприз.

Он с услужливым поклоном вручил мне ключи от номера.

Из двустворчатых дверей, соседних с моими, апартаментов появилась здешняя девица легкого поведения. Ее вызывающе-непристойный и роскошно-соблазнительный вид притянул меня к ней с предложением разделить со мной ложе любви.

Проснулся я, когда день уже клонился к вечеру. Опустошенный энергичными любовными приключениями с носительницей местного колорита всемирной древнейшей профессии, я лежал неподвижно и слушал шум моря, накатывавшегося шелестящими бурунами на берег неподалеку от отеля. Я включил телевизор, где ведущий раздела политических новостей комментировал текущие события – здешний конфликт правящей партии и народа.

Я сделал вывод, что вряд ли удастся спасти нынешних руководителей страны от ее предполагаемых будущих хозяев – желающих хозяйничать по-новому. Поэтому мне предстояло развернуть дружественную нынешнему президенту этой страны деятельность по содействию перемещению государственных капиталов на личные секретные счета президента страны в зарубежных банках. Для прикрытия этой деятельности и была создана легенда, представляющая меня в здешнем высшем обществе богатым предпринимателем: пара заводов, газет, пароходов и ещё по мелочи: автосервисы и производство бананового ликёра.

Зазвонил телефон, и представитель протокольного отдела посольства сообщил, что за мной, как за одним из представителей местного финансового истеблишмента, посольство выслало свою машину для посещения традиционной посольской вечеринки.

«Спасибо, шеф, за такую заботу о рабах своих верных», – мысленно поблагодарил я шефа за разработку для меня легенды, по которой я являлся здешним капиталистом такого крупного масштаба.

Шофер посольства, уже несколько лет здесь проработавший, отлично знал все закоулки и переулки местных кварталов. Он умело объезжал площади и перекрестки, закупоренные массами, участвующими в революционных событиях.

Неожиданно в сгустившейся темноте тропической ночи над разваливающимися от старости трущобными постройками взвился фейерверк из букета разноцветных сигнальных ракет.

«Аграрно-самогонная экономика победила промышленную», – все, что успел подумать я.

Ввинтившийся в окружающий воздух свист, сила звука которого стремительно нарастала, приближался к нашей машине. Оглушительный грохот и вспышка, подобные извержению вулкана, последнее, что отпечаталось в моем мозгу перед потерей сознания.

Медленно возвращаясь с того света на этот, я увидел картину, шоковым ударом приведшею меня в чувство. Вокруг машины, из которой я чудом не вылетел, догорали остатки близлежащих лачуг, сметенных взрывом, но пламя огня было направлено в противоположную сторону – сверху вниз.

От страха, что я спятил или уже отхожу в мир иной, я попытался пошевелиться и встать. Когда ноги от этой попытки упали мне на лицо, больно ударив коленками по носу, до меня дошло, что я сижу в перевернутой кверху колесами машине – соответственно ногами к верху, поэтому и показалось, что огонь пожара в соседней лачуге горит в противоположную от принятой по законам физики сторону.

Я облегченно вздохнул – если я разгадал такое сложное геометрическое построение, то не нужно будет вспоминать таблицу умножения, чтобы понять – я еще жив. Упав с сиденья на внутреннюю плоскость крыши перевернутого автомобиля, я выбрался наружу через разбитое стекло двери.

Официальный стиль автомобилестроения не вызывал у меня эстетических эмоций, но сейчас путаясь в словах молитвы о спасении, я отдавал должное имперской прочности представительской автотехники. Лимузин, перевернувшись от взрыва в воздухе, не сплющился при падении на землю, что и спасло мне жизнь.

«Уж не танковое ли орудие таскают на себе среди банановых пальм здешние несгибаемые двигатели двигателей собственных понятий об общественных отношениях», – подумал я, анализируя оружейную эффективность их огнестрельной акции. Она разрушила заодно несколько нищих трущоб вокруг перевернутой этой боевой вылазкой нашей дипмашины весом в несколько тонн.

Я побрел к носу машины, где на сдувшейся, подобно видавшей виды женской груди, подушке безопасности покоилось безмятежно-отключенное лицо шофера.

Опускаясь на колени перед разбитым стеклом, я гулко ударился лбом о дверцу автомобиля – от этого звука, похожего на погребальный звон, веки водителя дрогнули, он издал стон и, пошевельнувшись, открыл глаза.

Они постепенно наполнялись удивлением, видя наше взаимное расположение из-за перевернутой взрывом машины. Очумелость моего водителя сменилась конструктивным намерением понять и реагировать. В двух словах я обрисовал ему наше жертвенное участие в здешних региональных общественных событиях.

Я уселся на дорогу рядом с водительской дверцей перевернутого вверх колесами автомобиля. У нас не было сил – ему вылезать, а мне вытаскивать его из перевернутого бронелимузина. Мы несколько минут курили, перевернутые друг относительно друга, обсуждая наше с ним международное положение. Мы, лишенные грубым, фугасно-тротиловым способом тонких гарантий дипломатической неприкосновенности висели в эти минуты между жизнью и смертью. Замершие в противоположных по вертикали положениях, мы чувствовали себя кубиками для игры судьбы в наши кости в открывающемся казино с ограниченными лишь жизнью и смертью ставками.

Безвольное уныние сменилось желанием побыстрее убраться с этого места подальше от возможной встречи со здешней полицией – пусть посольские чиновники расхлебывают эту юридически-дипломатическую кашу.

Хромая и опираясь друг на друга, мы с водителем прошли несколько кварталов города оглашаемых призывными криками проснувшихся торговцев и расстались.

Он двинул в посольство – живописать в объяснительных документах в соответствующие органы беспредельную кровожадность здешних общественных страстей. Они едва не спалили нас своим огненным дыханием и нанесли разрушительный ущерб посольскому имуществу на несколько сот тысяч долларов в виде подорванной дипломатической машины.

Я с максимальной возможной скоростью для человека несколько минут назад пришедшего в сознание после контузии взрывом, поплелся в отель.

Мое стремление к вожделенному отдыху оборвал вид взорванного одного из верхних этажей отеля.

На покрытых ковром ступеньках центрального входа, засыпанного кусками закопченной штукатурки, кладки, арматуры, дымя сигарами, переговаривались полицейские в форме и штатском. Присутствие полицейских и начатое ими расследование по факту взрыва в отеле рассеяло мои иллюзии о скором отдыхе.