Блеск презренного металла - Светлана Алешина

— Ты в самом деле можешь вставать, — с досадой проговорила я. — Этот мужчина уехал. Притворяться ни к чему. И, между прочим, знаешь, что я тебе скажу? Вообще-то он поступил по-свински, но и ты вела себя как свинья! Это еще счастье, что все так закончилось! От тебя могло остаться мокрое место! Что ты выделывала там, на мостовой? Ты меня слышишь?

Не слышать меня она не могла, но, кажется, мои слова были для нее просто продолжением уличного шума, не более. Эта девушка чем-то напоминала мне улитку, которая при малейшем дискомфорте старается спрятаться в собственную раковину, с той только разницей, что ее раковина была невидимой, и поэтому со стороны девушка выглядела странной, даже не совсем нормальной.

Она продолжала лежать, точно приклеенная к земле, не выдавая себя ни всхлипом, ни движением, и чувствовалось, что так она может лежать и час, и два, а у меня все-таки были свои дела. Но бросить здесь эту недотепу одну, избитую, униженную и, возможно, не вполне дееспособную, я не могла. Вдруг ей придет в голову снова отправиться пешком через дорогу? От одной мысли об этом я содрогнулась.

— Ну вот что! — решительно заявила я. — Или ты сейчас же приходишь в себя, или я действительно вызываю милицию, «Скорую помощь», и пусть тобой занимаются компетентные органы! Откровенно говоря, ты мне не нравишься. Ты случайно не сбежала ни из какой… гм… лечебницы? У тебя есть с собой какие-нибудь документы?

Как ни странно, это подействовало. Девушка вдруг зашевелилась, подняла припухшее исцарапанное лицо, несколько секунд пристально и недоверчиво смотрела на меня, а потом села, вытянув ноги. Если бы не разбитая физиономия, не продранные на коленке джинсы и измазанные зеленью руки, можно было подумать, что она просто прилегла вздремнуть на травке и только что очнулась от мирного сна. Я хочу сказать, что все-таки было в этой девушке что-то не от мира сего.

Она и на вопрос о документах отреагировала очень своеобразно. Сначала она с готовностью и усердием, которого от нее никак нельзя было ожидать, полезла в задний карман джинсов, а потом извлекла из него и протянула мне измятый билет на электричку до станции Каратай. При этом в отсутствующих глазах девушки мелькнуло что-то похожее на надежду — может быть, она ждала, что теперь-то ее наконец оставят в покое.

Наверное, так мне и следовало поступить, но я вбила себе в голову, что с этой крошкой не все в порядке, и, если оставить ее без присмотра, непременно случится беда. Лучше всего было передать ее сейчас родителям или мужу, или воспитателям — поди угадай, что за социальный статус у этой чудачки! Судя по билету, она собиралась уехать с шестичасовой электричкой в Каратай, но до назначенного срока оставалось еще долгих восемь часов, а за это время можно избороздить столько мостовых, что мало не покажется.

— Вот что, подруга, — сказала я, возвращая девушке билет. — Тебе нужно привести себя в порядок. Не поедешь же ты в свой Каратай с окровавленным лицом! И джинсы, смотри, на коленке лопнули… Давай-ка я возьму тебя сейчас с собой — ты умоешься, заштопаешь одежду, да и перекусишь, кстати… Выглядишь ты, надо сказать, неважно — давно ела, признавайся!

Она не ответила, размазывая кровь по лицу тыльной стороной ладони. Я заметила, что кожа на ее руках не отличается чистотой и покрыта цыпками. Пожалуй, на избыток внимания к своей персоне эта девушка не могла пожаловаться. На избалованного ребенка она никак не походила. Если у нее и имелась семья, то не из тех, что относятся к разряду благополучных.

Девушка обтерла ладонь о полу куртки и опять впала в оцепенение. Может быть, ей и в самом деле требовался хороший психиатр, но до шести часов вечера вряд ли мне удалось бы решить эту проблему. Да и стоит ли этим заниматься, подумала я. Достаточно и того, что я просто посажу эту недотепу на электричку. Добрый поступок мне наверняка где-нибудь зачтется.

Я взяла девчонку за руку и силой заставила ее подняться. В общем-то, она не протестовала и никакого недовольства не выказала, — впрочем, и особой радости тоже. Двигалась как механическая кукла и безразлично пялилась в окружающее ее пространство.

— Ты такая квелая с детства, или у тебя сегодня день плохой? — с досадой спросила я. — Может быть, ты бензина нанюхалась? Говори прямо, не стесняйся, маме с папой я передавать не буду…

— Мои мама с папой умерли, — тихо сказала девушка, кажется, впервые за все это время открывая рот. На ее простоватом лице в этот момент промелькнуло что-то похожее на нежность.

— Вот как? Сожалею, — сказала я. — Прости, что заговорила об этом. Но, знаешь, ты действительно выглядишь странновато…

— Это потому что у меня течет кровь, — простодушно объяснила она.

— Нет, я обратила на тебя внимание раньше, — сказала я. — Когда ты переходила улицу…

— Почему? — без особого интереса спросила девушка.

— Не знаю, как у вас в Каратае, а у нас так улицы не переходят, — строго заметила я. — Может быть, ты не заметила, но в городе Тарасове очень интенсивное движение. Тебя могли задавить насмерть.

— Я всегда перехожу здесь улицу, — равнодушно пояснила собеседница. — Еще когда я здесь жила…

— Ты жила в Тарасове? — удивилась я. — На этой самой улице?

— Конечно, — ответила девушка с таким видом, словно факт ее биографии мог быть известен всему свету.

— Ну, тем более, — заметила я уже не так убежденно. — Тем более ты должна вести себя осторожнее.

— Почему осторожнее? — не поняла девушка. — Со мной ничего плохого случиться не может!

— Меня радует такая уверенность, — иронически сказала я. — Но, по-моему, кое-что уже случилось, тебе не кажется?

— Я не заметила, — ответила девушка и, по-видимому, совершенно искренне.

После этого заявления у меня уже не оставалось никаких сомнений — моя новая знакомая нуждается в опеке, иначе она не то что до Каратая — до вокзала не доберется. Конечно, времени было жаль, но что такое один потерянный день, когда речь идет о человеческой жизни? В том, что вопрос стоит именно так, я уже нисколько не сомневалась. Девчонка не могла отвечать за свои действия, и ее следовало передать в надежные руки. Для начала нужно попробовать хотя бы узнать ее адрес.

— Ладно, — сказала я добродушно. — Хватит об этом. Давай познакомимся. Меня зовут Ольга Юрьевна. А тебя как?

Она растерялась, словно мой вопрос был невероятно сложным. Для ответа ей потребовалось не менее десяти-пятнадцати секунд. Может быть, у нее были причины помалкивать, но мне показалось, что она попросту забыла собственное имя. Наконец после некоторого колебания она назвалась:

— Аглая…

— Редкое имя! — заметила я, не вполне уверенная, что девушка ничего не перепутала. — Ну что ж, Аглая так Аглая! Очень приятно! Пойдем теперь со мной, я отвезу тебя к себе на работу, а по дороге мы с тобой поговорим, ладно?

Наверное, если бы я не взяла ее решительно за руку, она бы так и не двинулась с места. Но под некоторым нажимом она это сделала, и мы вдвоем направились к выходу из сквера. На нас оборачивались, с любопытством рассматривая исцарапанное лицо Аглаи, и мне хотелось побыстрее добраться до моего автомобиля, который был припаркован на другой стороне проспекта.

Разумеется, улицу мы пересекли по правилам — воспользовавшись подземным переходом. Аглая отнеслась к этому так же равнодушно, как вообще она относилась ко всему, что с ней происходило. Удивительно неприхотливая попалась девушка! Я бы сказала — неприхотливая до самозабвения. Такая запросто может стать игрушкой в руках любого негодяя. Возможно, уже стала. Я, конечно, не могла считать себя экспертом в этой области, но уж очень состояние моей новой знакомой смахивало на наркотический транс.

— А как твоя фамилия? — спросила я у Аглаи.

— У меня теперь нет фамилии, — просто сказала она.

Ну все, приехали, подумала я, — фамилии нет, вместо документа билет на электричку, адрес наверняка тоже не известен… Что мне делать с этой юной бомжихой? Зря я с ней связалась, наверное. Но ведь пропадет девчонка… Ах это неистребимое желание исправить все грехи нашего мира!

Мы поднялись из сырой полутьмы тоннеля и за ручку, как две лучшие подруги, направились к автостоянке, расположенной напротив огромного здания, стены которого, казалось, почти сплошь состояли из стекла. Здесь я наконец решилась на время расцепить наши руки и отперла дверцы своей «Лады», очень похожей на ту, что потеряла из-за беззаботности Аглаи свою фару.

Мне казалось, что сходство двух машин вызовет у девушки неприятные ассоциации, поэтому старалась изо всех сил сгладить этот момент, используя для этого все подручные средства — улыбку, мимику и ободряющие взгляды. Мне казалось, что подобным образом удастся настроить Аглаю на более оптимистический лад. Но то, что я в следующую минуту услышала от нее, просто повергло меня в легкий шок.