Явление зверя - Елена Прокофьева

И всякий раз Анна Сергеевна, услышав родной голос, принималась так рыдать, что не могла расспросить его самого ни о чем — просто рыдала, и все… Анюта приобрела телефон с определителем номера, и ей удалось выяснить, что всякий раз галлюцинации Анны Сергеевны совпадали с «неопознанными» звонками в их квартиру. Но номера обычно высвечивались разные, чаще всего звонили из таксофонов. К тому же к ним часто попадали по ошибке, когда Матвей Николаевич и Анюта были дома. Правда, в их присутствии Анна Сергеевна ни разу не слышала голоса внука.

К Анне Сергеевне пригласили психиатра. Обставили все так, будто это просто Анютин приятель зашел. Для правдоподобия она пригласила еще и подруг — Элечку, Зою и меня. Посидели, попили чаю. Психиатр оказался милым парнем и хорошим профессионалом: он весьма деликатно расспросил Анну Сергеевну обо всем, что его интересовало. Диагноз, конечно, поставил. И успокоительные прописал. Но предупредил, что при желании диагноз можно поставить любому человеку. А уж тем более — пожилому. Резюмировал: Анна Сергеевна, в принципе, здорова… Что касается галлюцинаций — то вряд ли они вообще имели место: скорее всего, Анна Сергеевна просто выдумала разговоры с внуком и пыталась заставить поверить в них окружающих. Дескать, у пожилых людей и не такие странности случаются… А тем более — после столь ужасного потрясения, которое ей пришлось перенести.

Мы с девчонками потом еще долго обсуждали: что хуже — настоящие галлюцинации или когда человек выдумывает что-то, заставляя окружающих поверить в это? Так и не пришли, между прочим, к общему мнению. Я считаю, что галлюцинации являются серьезным симптомом тяжелого заболевания: как правило, они случаются при органическом повреждении мозга. Но вот Анюта почему-то со мной не согласилась. Для нее было страшнее думать, что бабушка «зачем-то им лжет».

И вот — теперь Анюта заявляет, что она сама говорила с покойным по телефону! Уж она-то придумывать не будет. У нее на такое воображения не хватит. К тому же она — кристально честный человек, она вообще не может врать! И ненавидит ложь — больше всех прочих грехов. Значит, галлюцинации все-таки имели место… Не знаю, как у Анны Сергеевны, но у Анюты — точно.

— Может, ты просто ошиблась? Может, человек с похожим голосом? — спросила я.

— Нет! Я не могла бы спутать Лешин голос с чужим. Он же мой брат… И потом, у него был такой голос! Ты же помнишь…

Я помнила. У Леши — невысокого, худощавого, с нежным девчоночьим лицом и ангельскими голубыми глазами — голос был как у людоеда: низкий и хриплый. И какой-то… Очень грубый. Некоторые сравнивали голос Анютиного брата с голосом Высоцкого, но все-таки у великого барда он был мягче. И не бас, а баритон. А у Лешки — бас. Утробный такой. К тому же действительно — голос близкого человека ни с каким другим не спутаешь. Внешность может измениться самым радикальным образом. А голос у взрослого человека с годами не меняется. И уж подавно — интонации знакомые, родные…

Я вздохнула и снова обняла Анюту.

— Когда это произошло?

Анюта, всхлипнув, посмотрела на часы.

— Пятьдесят минут назад. Зазвонил телефон. Номер определился частично. Не все цифры… Я подошла. А в трубке — Лешка… Это был точно он. Он обрадованно так спросил: «Анюта, ты?» — и тут же сказал, что давно уже пытается поговорить со мной и потому счастлив, что наконец-то застал меня, что он должен сказать мне нечто очень важное, это будет настоящее откровение…

— Он так и выразился — «откровение»? — удивилась я.

— Нет… Не помню! Какая разница?!

— Просто на него как-то не похоже.

— Это был не он, Сонечка, это была галлюцинация… Я слышала то, что хотела бы услышать! Подсознательно хотела бы! Он сказал, будто он не погиб… Но ведь я знаю, что он погиб! — Анюта зарыдала в голос.

Переждав новый приступ рыданий, я спросила:

— А еще что он говорил? Что-нибудь конкретное? Подробности: как удалось спастись, где он сейчас? Или он имел в виду — что он умер, но душа бессмертна?

— Нет… Ничего больше…

— Просто сказал, что жив, и повесил трубку?!

— Соня!!! Ну что ты спрашиваешь, как будто это он на самом деле… Господи, да я, как только осознала, что я стою с телефонной трубкой в руках и слышу Лешкин голос… Я чуть с ума не сошла!

— Так это ты повесила трубку?

— Да! Нет… Я принялась вопить, визжать! Ты что, не понимаешь? Ну представь себе: ты бы услышала вдруг голос своего дедушки! Но ты-то ведь точно знаешь, что он умер!

Ох! Это уже был удар ниже пояса. Я представила себе на секунду такую ситуацию… И постаралась ответить как можно спокойнее:

— Если бы я услышала голос дедушки, я бы не вопила и не визжала. Я бы слушала его, слушала, слушала… Так ты начала вопить и Леша повесил трубку?

— Я закричала и разбила телефон об стенку. Прибежала бабушка. У меня была истерика. Она надавала мне пощечин. Истерика прекратилась. И я принялась звонить тебе, — сухо отчиталась Анюта.

— А где Матвей Николаевич?

— Гуляет.

— Ясно, — сказала я, хотя мне ничего не было ясно.

Все-таки Анюта — особа здравомыслящая… Как правило.

— Телефон совсем разбился? — зачем-то спросила я.

— Совсем. Но у нас еще один есть — в кухне. Правда, без определителя.

— Значит, ты уверена, что у тебя была галлюцинация?

— А что же еще? — горько усмехнулась Анюта. — Знаешь, я ведь не верю в загробную жизнь… Что бы вы с Зоей об этом не говорили! И в Бога я не верю. Нет его. Если бы он был… Он не допустил бы всех этих ужасов. Ведь я совсем не плохая! А дедушка с бабушкой — вообще святые! Так за что нам все эти муки? Сначала — папа с мамой… Потом — Лешка… — А теперь мы все дружно сходим с ума!

Анюта снова заплакала.

Я раскрыла рот, чтобы сказать ей что-нибудь утешающее…

Да так и застыла с разинутым ртом.

Потому что в кухне зазвонил телефон.

Лицо Анюты исказилось ужасом. А за ее спиной из комнаты выглянула Анна Сергеевна, и на ее лице застыла такая же маска ужаса! И мне вдруг стало видно, как они с Анютой похожи… Хотя мне прежде казалось, что Анюта очень похожа на свою покойную мать, приходившуюся Анне Сергеевне невесткой.

Телефон звонил настойчиво и надрывно.

Я решительно направилась в кухню.

Признаюсь: по спине у меня мурашки бегали, и я на секунду задержала движение руки к трубке… Но потом резко сорвала ее с рычажков: не хватало еще мне — трусить! Из-за такого пустяка, как телефонный звонок!

— Алло? — тихо сказала я.

В трубке раздавалось громкое сопение. Фоном для сопения служил уличный шум. Звонили явно из таксофона.

— Говорите громче, вас не слышно! — заорала я, хотя понимала, что человек попросту молчит.

Мелькнула мысль: может, кто-то издевался над Анной Сергеевной и Анютой, а теперь опешил, услышав чужого…

Но тут низкий и хриплый, «людоедский» Лешкин голос произнес:

— Софья, это ты?!

У меня подкосились колени. Рядом стояла табуретка, но я опустилась прямо на пол.

— Лешка, ты?! — пискнула я.

Анюта распахнула рот, словно для крика, но изо рта не вылетело ни единого звука. И тогда она, зажав уши ладонями, убежала в комнату.

— Соня! Не вешай трубку! У меня мало времени! — зачастил Лешка.

Вернее, Лешкин голос…

— Сначала скажи, жив ли ты! — потребовала я.

— Я жив, Соня, я уцелел, но я не могу… О, Боже, сейчас не могу говорить больше! Но я буду звонить еще! Анюта не смогла говорить, бабушка — тоже, хорошо, что ты… Твой номер телефона, быстро! Я буду звонить тебе!

Я начала диктовать свой номер телефона, но тут связь прервалась. Из трубки донеслись частые гудки. Я еще долго сидела на полу, тупо глядя на назойливо пищащий аппарат… Потом встала, повесила трубку на рычаг.

Анна Сергеевна стояла в дверях кухни и молча плакала.

И выжидающе смотрела на меня!

Я попыталась собраться с силами и с мыслями, потому что понимала: надо что-то сказать… Только вот — что?!

— Анна Сергеевна… Милая… Пожалуйста, успокойтесь… Но я тоже это слышала, — начала было я, собираясь успокоить несчастную старушку; во всяком случае, ее психическое здоровье не вызывало больше сомнений.

Но она меня перебила:

— Это был Леша? Он не умер, да?

— Голос был очень похож, и сказано было, что он — Леша — уцелел… И, знаете, я бы приняла его за Лешу почти наверняка… — Я вздохнула, потрясла головой и решила рассуждать здраво: — Анна Сергеевна, остаются вопросы… Много вопросов. Кого мы похоронили? Почему он столько лет молчал, если выжил? Почему он не пришел домой? Почему всякий раз так быстро прерывает разговор? Я не знаю, вдруг это какой-то жестокий розыгрыш…

— Нет, деточка, это был точно Лешин голос. Я-то сразу узнала бы, если бы кто-то другой притворялся. Это точно Лешин голос, — мягко возразила Анна Сергеевна. — Я ведь тоже думала, что сошла с ума от старости… Анюта и Матвей так в этом были уверены, что я согласилась с ними: да, сошла с ума… А в первый раз, когда он позвонил, я решила, что умираю. Что Леша пришел за мной. А я, хоть и стара, и потеряла почти всех, пока еще умереть не могу. Не могу Матвея оставить одного. Мы же с ним с восемнадцати лет вместе… Ему без меня тяжело будет. Я должна прежде его схоронить, а потом уж сама…