Больно не будет (СИ) - Вечная Ольга

— А зачем ты нам нахрен нужен? — со смешком отвечает вожак. По интонациям кажется, что они флиртуют друг с другом.

— Девчонок хорошо бы отпустить. Зачем их мучить? Они визжат, в обмороки падают, ведут себя неадекватно. Да и… почему бы не проявить великодушие? Как бы там ни было, это зачтется. И в суде, и перед Богом.

Грабители переглядываются, вожак смотрит на нас, и я торопливо прячу глаза. Девушки тихо рыдают в ладони, я молчу. Поглядываю исподлобья. Вожак качает головой, сомневается:

— А чем ты так важен, Ярослав, что из-за тебя по нам не начнут палить на поражение?

В ответ снова помехи, я только слышу отрывисто «боец», «сын…».

— Не соглашайся! — рявкает неадекватный. — Возьмем лучше девку трофеем. Пошли его, — он садится напротив меня и пытается поймать взгляд. Глаза у него стеклянные, вид — агрессивный, я еще раньше разглядела. Я пытаюсь сжаться в точку, превратиться в черную дыру, исчезнуть.

Вожак цыкает на него. Рация снова оживает:

— Всей толпой в вертушку все равно не влезете. Пока идут приготовления, ищут летчика, заправляют машину, гонят сюда — пройдет минимум час-полтора. Отпустите людей. Не дай Бог, у кого-то сердце не выдержит, на вас повесят убийство. Оно вам надо? — говорит он спокойно, будто речь идет не о человеческих жизнях.

— Твое сердце выдержит? — спрашивает вожак с мерзким смешком.

— Всенепременно, — слышится в ответ. Что-то есть в интонациях этого Ярослава, в тембре голоса, в подаче информации, что его хочется продолжать слушать. Даже преступникам.

— Пошли его, эй! — злится неадекватный. — Девку возьмем! Нахрен он нужен!

— Нахрен девка! — отвечает вожак. — Денег будет много, снимешь себе любую шлюху.

— Таких шлюх я что-то не видал, — он все еще сидит напротив меня, а я по-прежнему не конечный этап в жизни звезды.

— Пусть заходит этот Ярослав, — подает голос третий. — Одно дело пристрелить мента, другое — невинных, — кивает на заложников. — Я на убийство не подписывался. Ты обещал, что полчаса делов, и мы с деньгами сваливаем. А через час сюда либо коммандос залетит, либо придется кого-то грохнуть. И этот кровью истекает, что если и правда откинется?

Раненый охранник действительно выглядит неважно, дышит часто и глубоко.

— Они своего в обиду не дадут, а заложниками могут пожертвовать, — присоединяется четвертый. — Я по телеку видел. Это называется издержки.

— Вы спятили? Хотите мента сюда притащить?! — злится неадекватный.

— Заткнись, — обрывает вожак и продолжает в рацию: — Ну выйди вперед, Ярослав. Я посмотрю на тебя. Не понравишься — получишь пулю.

Вожак приближается к нашей кучке испуганных до безумия людей, хватает меня за шкирку, рывком поднимает на ноги. Колени отказываются выпрямляться, когда он тащит меня к окну, поднимает жалюзи. Стоит позади, держит оружие недалеко от виска. Прикрывается мной, как щитом. От ужаса я едва могу шевелиться, прижимаюсь пальцами к стеклу, которое запотевает от моего порывистого дыхания. Смотрю на стоящие вдалеке машины с мигающими световыми приборами.

Глава 2

Долго ждать не приходится. Молодой мужчина в гражданской одежде выходит вперед. Середина мая, давно держится плюсовая температура, но без пальто или куртки все еще прохладно.

У него легкая уверенная походка. Подойдя достаточно близко, чтобы его было хорошо видно, Ярослав останавливается. Широко разводит руки, показывая, что из вещей у него только рация.

— Откуда мне знать, что на тебе нет оружия? — вожак с подельниками ощутимо нервничают.

— Справедливо, — соглашается Ярослав.

Вожаку подсказывают: и обувь! — он тут же рявкает:

— Разувайся!

Ярослав медленно кладет рацию перед собой, потом выпрямляется. Так же медленно берется за низ толстовки, снимает ее вместе с майкой и отбрасывает немного в сторону. Я смотрю на его лицо — совершенно спокойное. На вид ему лет двадцать семь, молодой крепкий мужчина. Короткая стрижка под машинку, волевой подбородок. Широкие плечи и плоский живот, очерчивающиеся при каждом движении боковые мышцы пресса. Джинсы сидят низко, из-под пояса дерзко выглядывает резинка ярко-красных трусов. На боку выбито тату — слово, которое никак не удается прочитать с этого расстояния.

Он совсем не похож на полицейского. Боже, пусть он знает, что делает!

Ярослав разувается и закатывает штаны почти до колен, оголяя лодыжки. Вытаскивает ремень и кладет на кроссовки. Выплевывает жвачку!

Вновь разводит руки широко чуть ли не театральным жестом и, лукаво улыбнувшись, вновь поворачивается вокруг оси. Вроде бы не делает ничего особенного, но так смотрит, двигается, улыбается… От него исходит какое-то зашкаливающее, бесячье обаяние. На него хочется смотреть.

— Еще покрутиться? — спрашивает с улыбкой в рацию, приподнимает брови. — Нравлюсь?

— Сойдешь, — растягивая гласные.

— Штаны снимать? — со смешком. Он хватается за край джинсов, у меня внутри все обрывается от такой наглости.

— Вот его я с радостью пристрелю! — поддерживает тот, который против расправы над невинными.

— Тихо, — прикрикивает вожак. Потом в рацию: — Понравился ты мне, Ярослав. Штаны снимаешь уже в магазине. Заходи.

Если бы мои волосы не стояли дыбом, они бы поднялись при этих словах. Психованный за моей спиной чертыхается, я не могу себе представить, какая должна быть выдержка у человека, чтобы добровольно идти в руки вооруженных преступников.

Ярослав пренебрегает одеждой, подходит к двери магазина. Замирает с рацией в руках. Смотрит или на меня, или на вожака в маске за моей спиной.

А потом он подмигивает! Не то мне, не то преступнику, который если отпустит меня, клянусь, я рухну. Вожак прижимает меня к стеклу, Ярослав двигается без спешки. Говорит в рацию:

— Тук-тук.

Поднимает кулак и стучится, после чего тянет дверь на себя и распахивает настежь. Ставит одну ногу на порог, цепким взглядом охватывает зал, а потом заходит. На него тут же направляют оружие.

— Глаза в пол и медленно выходим, — командует Ярослав, все смотрят на вожака, тот кивает. Народ гуськом тянется на выход мимо спасителя. Охранник поддерживает раненого товарища и покидает помещение первым, затем остальные. — И ее тоже, — произносит боец с нажимом, кивая на меня.

Вожак выплевывает мне на ухо:

— Пошла, курочка, ко-ко-ко, — и отпускает. Я иду. На деревянных ногах к спасительной двери. Между ней и мною остается каких-то несколько метров, я ускоряю шаг. Через щель в жалюзи вижу, как мои друзья по несчастью несутся к спасению, их на полпути встречает полиция, прячет за щитами. Я последняя, но и я сейчас вырвусь!

А потом я совершаю ошибку. Не последнюю в своей жизни, но одну из самых страшных: я поднимаю глаза. Просто поднимаю глаза, чтобы увидеть вблизи самого смелого мужчину, которого я когда-либо встречала. Хочу запомнить его лицо навсегда. Его глаза — темные, внимательные, живущие словно отдельно от общего борзого образа.

Ярослав на меня не смотрит, только на вожака, мой взгляд скользит ему за спину и случайно натыкается на психованного. Буквально на одно мгновение наши глаза встречаются, на моем лице проскальзывает торжество — дескать, ничего у тебя не вышло, подонок! В память о всех его сальных взглядах и мерзких словечках, которые он шептал нам с девочками, пока его подельники продумывали пути отхода. Тебе не светит даже коснуться меня!

— Она остается! — психованный кидается ко мне, хватает за руку и рывком тянет на себя. Мое сердце обрывается, от ужаса перед глазами темнеет! Дальше начинается полный сумбур! Входную дверь, заветное спасение, громко захлопывают. Силы покидают меня, я кричу и мне зажимают рот.

— Так не договаривались, девку надо отпустить, — делает шаг ко мне Ярослав, он не повышает голос, но давит интонациями. — Я без оружия, опустите стволы, блть! Я пришел на сделку.

— Не отдам ее! Моя! — орет психованный, ногами топает. Глаза Ярослава расширяются — план дает сбой.