Я вернусь через тысячу лет. Книга 2 - Исай Давыдов

— Шур, милый, что с тобой? Как ты дошёл до этого, милый мой Шур?

Как я до этого дошёл?

Ну, что ж… Постепенно вспомню и расскажу…

А кое-что не смогу рассказать. Невозможно. Только вспомню…

1. Хорошо, когда есть великие предки!

Море между двумя материками я пересёк в самом узком месте — над проливом, который в разговорном языке уже именуется «проливом Фуке». Когда-то неутомимый геолог Жюль Фуке, первый «чистый» путешественник этой планеты, первым «перескочил» здесь с нашего материка на Западный. Это был «прыжок» в полсотни километров — от наших Северных гор до безлюдного серого плато, которое ограничено полосой остроконечных снежных пиков с севера и ожерельем голубых прохладных озёр с юга.

— Пока делать там нечего! — сказал Жюль, вернувшись в Нефть.

Так, по крайней мере, поведали когда-то мне в Нефти Джим Смит и Вано Челидзе, прилетевшие сюда с Жюлем на первом звездолёте — «Рита-1».

И больше никто туда не летал. Ведь даже если бы что-нибудь полезное там и сыскалось, пока нет порта, пока нет флота, добывать это полезное нереально.

Вторым полетел туда я. Мимоходом. Потому что задерживаться на пустынном плато не собирался. Действительно, делать там нечего. Просто Совет не рекомендовал долго идти над морем. Флота нет, и, случись что, спасать сложно. Вертолёт на воду не сядет. Местные моря мы пока вынуждены «перепрыгивать» над самыми узкими проливами.

В общем-то смерти я не боялся. После гибели Бируты чего мне бояться? Но и не искал специально. Другим хлопот много… Да и никуда не денется… Успею…

Достигнув нагорья, я резко повернул на юго-юго-запад. Собственно, так поворачивала береговая линия. Но идти решил не над самым берегом, а западнее, так как приземляться предстояло в племени отнюдь не морском. От моря его отделяла почти сотня километров. И я только мечтать мог в отдалённом будущем как-нибудь, когда появятся у нас свой порт и свой флот, перебазировать это племя на морской берег, сделать его «морским народом». Сколько ещё лет до этого?.. Если жив буду…

Прохладные голубые озёра были так же безлюдны, как и серое нагорье. Много островов и тучи разноцветных птиц увидел я на цепи небольших озёр, нанизанных на узкую, извилистую речку. Но ни одного огонька, ни одного человека и никаких его следов!

За озёрами проскочила почти неизбежная в таких ландшафтах полоса тёмно-зелёных болот, а за ними — необозримые леса во все стороны, без конца и края.

Игольчатая зелень хвойных лесов быстро разбавилась весёлой светлой зеленью лесов лиственных. Видимо, основная масса хвойных осталась севернее озёр и нагорья. Поначалу лиственные кущи казались островками в хвойном море. Потом стало наоборот.

Шёл я на максимальной скорости ранца, и вот уже в лесах подо мной промелькнули первые нежно-зелёные проплешины лесостепи. Зоны тут сменялись очень быстро. Видимо, следствие стабильного климата, без особых капризов погоды.

По данным спутников, за лесостепью, безо всякой полосы пустынь, начинались те субтропики, где мне и предстояло стать «богом». Ни севернее ни восточнее «моего» племени спутники не обнаруживали ничего жилого.

Однако человека я увидел раньше, чем предполагал.

Точнее, не человека, а цепочку людей, которые целенаправленно текли через лес в том же направлении, в каком летел и я.

Пришлось сбросить скорость и понаблюдать.

Люди с густыми тёмными гривами мелькали между деревьев, бегом пересекали полянки, скапливались на опушках перед проплешинами лесостепи и затем, будто набрав некую критическую массу, прорывались через проплешины тонкими, прямо прочерченными струйками.

Достав из кармашка на поясе бинокль, я стал разглядывать цепочку людей с большой высоты. Их было три десятка, и, судя по всему, шли одни мужчины, налегке, только с оружием: луки, копья, суковатые палицы на плечах. Торопились они явно не с охоты, а на охоту — в тёплые края. И, значит, жили в более холодных. Об этом же свидетельствовали и мохнатые шкуры не только на бёдрах, но и на спине, на груди. Этакие мешки с дырами для головы и рук.

Однако в прохладных северных лесах этого материка спутники не засекли ни одного селения.

Откуда же взялись эти охотники, которые явно шли не домой, а из дому?

Меня они не заметили: ни один не поднял головы — видимо, далёкий стрёкот моего ранца показался им не более чем странным криком птицы. Но шли они не за птицами. Пернатой дичью были полны озёра, оставшиеся у них далеко за спиной.

И опасности сверху, похоже, они не ожидали. Потому и не придали значения далёкому незнакомому звуку.

Вечное правило: мы видим только то, что понимаем, а чего не понимаем, того в упор не увидим. И видеть не захотим.

До «моего» племени этим охотникам оставалось топать ещё больше суток — со стоянкой, понятно, и ночлегом.

Если, конечно, они идут именно туда, а не ещё куда-нибудь.

Так и хотелось мне задать им тот сакраментальный вопрос, который сам я услышал в безднах космоса, на полпути с Земли на Риту: «Откуда и куда идёте?»

Может, наши земные звездолёты, проследовавшие один за другим мимо неизвестного того радиомаяка, показались какому-то могучему космическому разуму примерно тем же, что и мне эта целеустремлённая цепочка местных дикарей?

…Похоже, дополнительной информации ждать долго, а время дорого. Поэтому я вновь увеличил скорость, оставил неведомых путешественников далеко позади и уже в сгущавшихся вечерних сумерках разглядел вдали три костра «своего» племени.

Оно было небольшим и умещалось в двадцати четырёх хижинах, сфотографированных спутником на лесной полянке вблизи реки. Значит, примерно, сотня с лишним человек, Марат сообщал, что в племени ра каждая хижина вмещает пять-шесть постоянных жильцов. Из этого я и исходил, на крупное племя не замахивался. Дай Бог хоть как-нибудь управиться с малым!

Для начала у меня был прекрасный пример — бессмертный учёный-путешественник Миклухо-Маклай. Книгу о нём я проштудировал ещё в «Малахите» по курсу истории первобытного общества. Хорошо, когда за спиной толпятся великие предки, которые могут подсказать хотя бы первые надёжные шаги! Только полный безумец способен не воспользоваться их опытом и, очертя голову, шпарить по целине. Для начала я и решил действовать в основном «по Маклаю» — понятно, с поправками на современный технический уровень.

Довольно низко пролетел я над кострами и хижинами. Никакого переполоха это не вызвало. Никто не вскочил, не закричал, не замахал руками. Хотя многие подняли головы и явно следили за мной.

Похоже, племя «моё» было не из пугливых, с ходу в стресс не бросалось.

По соседству с селением, примерно в двух сотнях метров, обнаружил я в лесу ещё одну полянку — совершенно пустую. Это было как раз то, что необходимо!

Опустившись, я огляделся, промерил полянку шагами наискосок и по периметру, и решил, что вертолёт тут вполне может приземлиться. Если, конечно, сядет строго вертикально, не будет планировать.

И после этого я врубил радиофон.

— Слушаю тебя, Сандро, — отозвался усталый голос Розиты. — Наконец-то прорезался!

Я спокойненько летел, а она, оказывается, там переживала…

— Вот по этому пеленгу, — попросил я, — высылаете вертолёт. Со строго вертикальной посадкой. Никакого планирования! Деревья высокие. Пеленгатор я оставлю посреди полянки. А второй пеленг дам из селения. По нему пусть вертолёт сбросит парашюты-палатки. Я лягу спать так, чтоб палатки могли приземлиться по обе стороны от меня. К утру всё спокойненько успеется.

— Когда следующая связь? — спросила Розита.

— Через сутки. Если всё будет нормально… Но если спутники засекут движение людей к «моему» селению, — сообщите сразу! Тут с севера движется цепочка. Как раз от нагорья к этой поляночке. Непонятно, откуда они взялись.

— Может, местные охотники возвращаются? — предположила Розита.

— Не похоже. Они в тёплых шкурах и налегке. Только с оружием. Никакой добычи!

— Но ведь на севере нет селений!

— А если нам только кажется, что их нет?

— Удивительная планета! — Розита вздохнула. И так отчётливо, будто рядом стояла. — Сплошные неожиданности!

— Чужая планета! Что поделаешь… Ну, пока, лапонька! Конец связи!

— Успеха тебе! — Розита щёлкнула выключателем, но тут же вдруг включилась снова. — Я сейчас сдаю дежурство, — предупредила она. — Отосплюсь. Если что — на узле Омар.

— Привет ему!

Я отключился. Дружеских отношений с Омаром у меня пока не возникло. Прилетел Омар Кемаль на «Рите-1», создавал здесь и радиоузел, и телецентр, и спутниковую связь, считался главным связистом планеты. А кроме того, вёл радио— и телепередачи на пару с Розитой. На экране я видел этого чернобрового красавца часто, а в жизни — редко. Трижды слушал его из клубного зала, вместе с Бирутой, — в концертах. Прекрасным баритоном он исполнял турецкие песни. И ни разу с ним не разговаривал.