Жаркое лето (Западный Берлин) - Юлиан Семенов

- Документы? Факты?

Конечно, ни документов, ни фактов у него нет, но он продолжает гнуть свое.

Я вспомнил наш трудный, голодный послевоенный сорок девятый год. Я тогда проходил военную подготовку в Белоруссии. Тысячи семей еще жили в землянках. А по железной дороге один за другим шли эшелоны в Китай: помогать братскому китайскому народу строить заводы, фабрики, электростанции. Мы отрывали от себя, помогая народу Китая. Таковы факты. Хорлеман может их не знать - ему в сорок девятом году было восемь лет...

- И Вьетнам вы предаете, - продолжает Хорлеман.

- Вы были во Вьетнаме?

- Нет.

А стоило бы ему побывать там и посмотреть воздушный бой, хоть один бой, и он бы увидел - вьетнамское небо охраняют советские "МИГи", и советские ракеты, и заградительный огонь советских орудий. Стоило бы ему посмотреть дороги Вьетнама - по ним ездят советские машины; заводы Вьетнама - там работают советские станки; реки Вьетнама - там стоят советские понтонные переправы.

- Все равно вы проводите ревизионистскую политику...

Все ясно - знакомые мелодии. Привет Пекину. Скучно. Спорить дальше бесполезно. Смыкаются детали- огромные портреты Мао в квартире Хорлемана - с тем, что он говорит; его утверждения о том, что "культурная революция - это великое движение революционной молодежи", со слепыми, яростными нападками на нашу страну.

- Вы клевещете и на наше движение!-продолжает он.

- Мы поддерживаем движение студентов, когда они борются за правое дело, и мы открыто пишем о провокаторах, примазавшихся к движению.

- Значит, Тойфель, который сейчас под судом в Маобите, провокатор?

Я был на этом процессе. Фриц Тойфель, лидер маоистской "секскоммуны No 1", сидел со своими приятелями на скамье подсудимых и играл в карты: это был его протест против прокурорского диктата. Настоящие революционеры боролись против диктата буржуазного суда иными средствами. Играть на скамье подсудимых в карты - это больше от балагана, чем от серьезной борьбы.

Редакция газеты "Экстра-динст" - орган Внепарламентской оппозиции. Беседую с корреспондентом газеты Мартином Бухгольцем. В прошлом он сотрудник буржуазного "Абенда". Порвал с "желтой" прессой, ушел в газету, которая выступает против буржуазии, ибо только в социализме он видит будущее мира.

- Все эти ультралевые вредят нам, - сказал Мартин Бухгольц, - все без исключения. Особенно это относится к Фрицу Тойфелю. Если Тойфель и его таинственно-сексуальная коммуна - социализм, то такой социализм, во-первых, никому не нужен, а во-вторых, истинному социализму сильнее всего и вредит. К нашему движению прилипает масса маоистов, троцкистов. Это трудно и плохо для нас. Их провокационная ультралевая болтовня только мешает социалистическим идеям. Положение во Франции доказало это со всей очевидностью. Все увидели, как опасен делу социализма Кони Бендит и иже с ним. Он не просто маоист или троцкист. Он - провокатор...

Я бы для себя сейчас эти понятия не разделял. Эти понятия сейчас стали однозначными.

И снова фоторепортеры, ТВ, журналисты и кинохроникеры кидаются в машины и несутся следом за серыми полицейскими грузовиками к Свободному университету. Там снова баррикады, снова студенты заняли ректорат, снова по громадному парку, примыкающему к учебным зданиям, разбросаны разноцветные листовки, призывающие студенчество продолжать борьбу за реформу высшей школы, за свои права.

Чего требуют студенты? Они хотят, чтобы в университетском сенате, наряду с профессурой и ассистентами, были представлены и студенты.

- Вы думаете, - говорит мне девушка, стоящая возле полицейского кордона, среди профессуры мало мракобесов? Вы думаете, наши учебные программы составлены в соответствии с требованием сегодняшнего дня? Посмотрите, что эти профессора предлагают нам изучать, когда речь заходит об СССР. Мы изучаем ерунду и грязь, мы совсем не знаем правды о том, как вы живете. Если мы войдем в университетский сенат, мы потребуем, чтобы нам читали лекции прогрессивные профессора и чтобы они читали нам правду.

(Я вспомнил Президента Академии искусств Западного Берлина, выдающегося композитора и педагога Бориса Блахера. Он говорил: "Знаете, а мне по душе эти молодые парни, когда они бунтуют, требуя улучшения преподавания. Я поддержал их, когда они тут, в консерватории, устроили свою забастовку. Их бунт помог некоторым нашим консервативным педагогам по-новому взглянуть на самих себя. Естественно, когда иные юноши выдвигают за образец новой культуры опусы г-на Мао, мне делается смешно и грустно, но это же единичные голоса истериков, это несерьезно".)

Зимой полиция со студентами не разговаривала. Под улюлюканье озверевшей толпы бюргеров студентов били. Сейчас студентов бить перестали, ибо они доказали свое умение быть стойкими, когда речь идет о высших принципах. Поэтому и полицейские, и туристы, и любопытствующие посторонние жадно прислушиваются к тому, что сейчас говорят студенты. А те говорят молодому полицейскому:

- Вы понимаете, что вы с нами делаете?

- Мы с вами ничего не делаем, - отвечает полицейский. - Мы вас аккуратно выносим из ректората, который вы незаконно захватили.

- А почему мы захватили ректорат?

- Потому что вы хулиганы.

- Мы добиваемся, чтобы твой брат и твоя сестра имели возможность учиться в этом университете наравне с детьми врачей, предпринимателей и чиновников, разве это хулиганство?

- Это, конечно, не хулиганство, - отвечает полицейский, - но зачем же захватывать ректорат? Это непорядок.

С ним продолжают говорить, доказывая и переубеждая. Говорят и с теми, кто стоит поодаль, - с наблюдающими. Некоторые ультралевые лидеры СДС считают, что ни с полицией, ни с прохожими говорить не о чем. Они считают, что есть только одна форма борьбы - драка. Когда ультралевым удается провести эту точку зрения в жизнь, несколько десятков студентов арестовывают и сажают на пару дней в тюрьму.

- Что же, - спросил я одного из ультралевых, - классовой подоплеки в вашей борьбе нет?

- Нет. Рабочий класс стал сейчас самым реакционным классом. (Привет, Маркузе!) Ни о какой классовой пропаганде по отношению к рабочему сейчас говорить не приходится, ибо мы живем в век, который определяют интеллектуалы... Лишь в борьбе мы обретем свое право. (Привет, эсеры!)

- Ерунда, - ответил мне Лотар Пинкаль, один из лидеров АПО Внепарламентской оппозиции. - Это все несерьезные высказывания. Приезжайте к нам в "ИГ Металл Югендшуле", на Пихельзев, вы посмотрите, как мы работаем с молодыми металлургами.

Левый социал-демократ, Лотар Пинкаль несколько раз был на грани исключения из партии, несколько раз его хотели снять с поста директора школы "ИГ Металл Югендшуле". Сейчас он уезжает во Франкфурт-на-Майне: он получил назначение на пост директора крупного издательства профсоюзов "Ейуропейше ферлаг". Его преемником в школе для молодых рабочих остается Манфред Кнопф, в прошлом выпускник этой школы.

- У нас есть подобные "югендшуле" профсоюзов в Гамбурге и Франкфурте, рассказывал мне Пинкаль. - Там тоже молодым рабочим читают марксизм, но марксистами их делать не пытаются, а скорее наоборот. Там их учат работать в системе частного предпринимательства, мы же учим их работать против этой системы.

...На берегу красивого озера, в одном из самых фешенебельных районов Западного Берлина, разместилась эта профсоюзная школа для молодых рабочих. За те две недели, что они здесь проводят на семинарах, машинное масло не успевает сойти с их пальцев, но зарядку "мышлением" они получают серьезную. Действительно, в школе Пинкаля молодые рабочие проходят программу, которую Штраус не разрешил бы ни в одной школе Западной Германии или Западного Берлина. Я просидел несколько часов на семинаре "Авторитетное поведение", который вели два молодых ученых, докторанты Мартин Лаудар и Курт Йоханесен. Они не навязывали своей концепции молодым рабочим, они приглашали их к дискуссии и спорили с ними "на равных". Их главная задача заключалась в том, чтобы научить рабочих за то короткое время, что здесь проводят, умению размышлять, сравнивать, оценивать вывод. Здесь делается попытка, например, через анализ взаимоотношений родителей и детей показать, как семья и школа готовят для предпринимателя послушного, трусливого и аккуратного исполнителя.

Хейнц, девятнадцатилетний парень, жарко говорил:

- Мне не нравятся догматы, пропитавшие наши семьи: послушание, сентиментальная воспитанность, кротость. "Скажи дяде спасибо" - эта ужасная фраза скрывает в подоплеке трусость родителей: богатый дядюшка, если его не поблагодарить, впредь не принесет подарков юному отпрыску. Ребенка следует воспитывать искренним, а не приспособленцем...

- Вообще родители в наш век не могут быть авторитетами, - вторит ему другой парень. Мартин Лаудар чуть улыбается.

- Когда отец запрещает ребенку переходить дорогу на красный свет, может быть, все-таки он разумно авторитетен? Может быть, отделим авторитет дутый от авторитета реального?