КОМАНДАРМ Якир. Воспоминания друзей и соратников. - Иона Якир

 Свой рассказ Чистяков закончил поздно ночью, когда пассажиры соседних купе уже заснули. А мы еще долго сидели, взволнованные повестью о человеке, которого нам предстояло вскоре увидеть.

Позже мне приходилось не раз встречаться с участниками похода Южной группы. Их рассказы обогатили мое представление об этом действительно легендарном походе. В невероятно тяжелых условиях, отрезанные от своих войск, окруженные многочисленными врагами, бойцы и командиры 45, 58 и 47-й дивизий, ослабленных предыдущими боями, проявили необычайное мужество и вписали в историю гражданской войны одну из наиболее ярких страниц. Все, кто рассказывали об этом героическом походе, отдавали должное членам Реввоенсовета Южной группы Я. Б. Гамарнику, В. П. Затонскому, Л. И. Картвелишвили и в первую очередь, конечно, командующему Ионе Эммануиловичу Якиру.

Прибыв в Киев, мы разыскали штаб округа, представились начальнику отдела кадров. Тот уточнил некоторые детали прохождения нами службы. В конце беседы мы спросили, можем ли выезжать в свои соединения. Начальник отдела кадров задумался, а потом сказал:

— Вам придется на два-три дня задержаться в Киеве. Командующий выехал в авиационные части, и, пока не вернется, отпустить вас не могу. Товарищ Якир обязательно захочет побеседовать с вами. Так уж у него заведено.

Ждать пришлось недолго: на следующий день из отдела кадров предупредили, что в двенадцать дня нас примет командующий.

В приемную мы пришли задолго до назначенного часа. Нас встретил невысокий седеющий командир с одной шпалой — адъютант командующего Захарченко, бывший конник. Узнав, что мы его товарищи по роду войск, он проявил исключительную предупредительность.

Ровно в двенадцать адъютант широко распахнул двери и жестом пригласил нас в кабинет командующего.

Высокий моложавый командир поднялся из-за большого стола и сделал несколько шагов нам навстречу. Пристально разглядывая нас, он молодым звонким голосом произнес:

— Здравствуйте, товарищи! Поздравляю вас с успешным окончанием академии.

Затем придвинул стоявший поблизости стул, предложил нам сесть рядом, но тут же извинился: адъютант принес какую-то срочную бумагу на подпись. Пока Якир читал ее, я с любопытством и волнением внимательно рассматривал его. Якир выглядел моложе своих тридцати семи лет. Прекрасная вьющаяся шевелюра цвета воронова крыла в сочетании со смугловато-бледным лицом придавала всему его облику несколько суровый, мрачноватый вид. Но карие, почти золотистые, умные и ласковые глаза, лукаво щурившиеся, смягчали это впечатление. А когда начинал говорить, лицо его еще более оживлялось, приобретало добродушное выражение.

Отпустив адъютанта, Иона Эммануилович стал расспрашивать нас об академии, о прошлой службе, о здоровье, о семьях. Сначала все мы отвечали коротко, односложно, но Якир сумел вовлечь всех в оживленный разговор. Начав с личной жизни и учения, мы незаметно перешли к тактике и оперативному искусству, а затем и к делам международным. Видимо, к концу нашей беседы Якир сумел составить некоторое представление о нашем военном и политическом кругозоре.

Нельзя было не заметить изумительной способности Ионы Эммануиловича быть внимательным к собеседнику. Даже самые несущественные, на наш взгляд, ответы, например о делах семейных, он выслушивал очень терпеливо и своими репликами, окрашенными тонким юмором, создавал атмосферу непринужденности.

Когда в ходе разговора мы коснулись событий, происходивших в Германии, я заметил, что нам, видимо, в недалеком будущем придется столкнуться с германским фашизмом. Якир сразу посуровел лицом, задумался, затем ответил:

— Вы правы, товарищ Баграмян. Фашизм — безусловно наш злейший враг. И рано или поздно с ним придется столкнуться. Не видеть этого может только слепец. Но я знаю Германию не только по газетам, я там бывал, учился. В Германии сильная и авторитетная коммунистическая партия, и, пока она влияет на народные массы, на немецкий рабочий класс, пока немецкий народ не будет одурачен, Гитлер вряд ли сможет подняться против Советского Союза.

— А удастся ли ему одурачить весь народ?— спросил я.

Иона Эммануилович пристально взглянул на меня и пояснил:

— Не исключено, что на короткое время фашисты смогут обмануть народ, несмотря ни на его революционные традиции, ни на влияние компартии. Но, конечно, долго так продолжаться не может. Авраам Линкольн говорил: «Иногда удается дурачить народ, но только на некоторое время; дольше — часть народа; но нельзя все время дурачить весь народ». Хорошо сказано!..

Международные вопросы, как я понял, сильно занимали Якира. Он подробно, не жалея времени, делился с нами своими соображениями о возможности вооружения Германии с помощью англо-американских монополий, о реальной угрозе со стороны императорской Японии, которая вплотную подобралась к нашим дальневосточным границам и к дружественной нам Монгольской Народной Республике.

Коснувшись ближайших задач войск округа, Иона Эммануилович заинтересовался, насколько широко слушатели академии изучали тактику наступательного боя и глубокой операции с массовым применением танков и авиации. Из его замечаний мне стало ясно, что сам Якир — горячий сторонник этих наиболее прогрессивных форм боевых действий и целиком разделяет взгляды таких пионеров советской военной теории, как М. Н. Тухачевский, В. К. Триандафилов, А. И. Егоров, А. И. Седякин. Я сказал ему, что начальник академии Борис Михайлович Шапошников уделяет серьезное внимание этим важнейшим оперативно-тактическим проблемам.

Удовлетворенный моим рассказом, Иона Эммануилович воскликнул:

— Как хорошо, что наша армия молода не только годами, но и духом! Как хорошо, что у нас мало сторонников отживших оперативно-тактических догм! Естественно, что среди старых специалистов еще попадаются и такие, но не они, к счастью, делают погоду. Думаю, в оперативно-тактическом искусстве мы впереди армий самых крупных капиталистических стран.

 Якир с большой теплотой отозвался о Триандафилове и Иссерсоне, которых хорошо знал и относил к наиболее талантливым молодым советским военным теоретикам, умеющим в разработке оперативного искусства сочетать глубокое знание форм вооруженной борьбы с марксистско-ленинской теорией.

С чувством искреннего сожаления Иона Эммануилович заметил:

— Как жаль, что нелепая смерть вырвала из рядов нашей армии Василия Кириаковича, одного из ее самых талантливых и глубоко мыслящих военачальников...

Конец нашей продолжительной беседы неожиданно огорошил меня, так как прозвучал своеобразной «панихидой» по коннице. А ведь я и Аскалепов были кавалеристами!