Жена врага - Юлия Булл

– Времени мало! Завтра все решу. Достанешь икону – и все твое благословение будет, а то, что схоронила в узелках с каменьями перстень и монеты, дочери отдашь в приданое. А сейчас помоги-ка мне зерна припрятать на кладбище, про запас молодым будет.

Ком в горле, слезы то ли от страха, то ли от неизвестности. Так до утра и не уснула. На рассвете мать велела с вещами идти к тетке Тамаре и ждать у нее дальнейших указаний.

Я не видела, как все выносили из дома, только слышала от людей, что приехала бригада в составе шести человек, считали весь день, сбивались, но пересчитывали вновь все наше имущество. С вопросами к матери: «Есть что не дано нам? Какие места тайные? Все ценности выданы?»

Как тетка Тамара договорилась о скорой «свадьбе», я до сих пор не знаю, в тот день я ее видела последний раз. Перед тем как отправить меня к будущему мужу, привела на станцию, где были все наши, этот не стихающий стон сквозь слезы надолго осел в моей голове. Колька не переставал рыдать, все не отпускал мою шею из своих ручонок. Мама не плакала, она молча сидела вся серая, так я и запомнила ее в клетчатом платке на поверх легкой белой косынки, льняной рубахе с велюровым жакетом, плотно застегнутым, несмотря на жаркий июль, и в юбке с этой расцветкой из множества разнообразных стеблей цветов красного и зеленого цвета.

Глава 2. Алексей

Всю дорогу в село Красный Кут я пребывала в воспоминаниях.

Теплые и счастливые дни беззаботного детства. Мне хотелось вспомнить что-то особенное, но в голове была каша, и собрать мысли в кучу не получалось.

Уже смеркалось, когда повозка наконец-то завернула во двор, вышла женщина средних лет, представилась Алевтиной и проводила в избу.

В небольшом помещении сидела семья за столом, во главе совсем пожилой мужчина, рядом двое малышей возраста как наш Колька, не поняла только, мальчики это были или девочки. Еще в дальнем углу сидела молодая девушка с младенцем.

Алевтина усадила меня за край стола, налила мне молока, дала две картофелины и кусок хлеба. Аппетита не было совсем, но я постаралась хоть что-то проглотить, а люди продолжали на меня смотреть. Тамара перед отъездом вручила мне сверток, сказала отдать той, которая встретит.

Что там было, я не знала, может, деньги или мыло, а может, еще что.

Уложили меня поодаль от печи на солому, застеленную каким-то отрезом из грубой ткани. Не спав накануне, я ушла в глубокий сон.

Утром меня разбудила все та же женщина, вручила мне мои узлы с вещами и указала на дверь:

– Иди, тебя ждут.

Я вышла, поблагодарив, сама не зная за что, и направилась к выходу. Шла вдоль забора, лучи солнца так ослепляли, что я ничего не видела. Чуть ниже холма, где располагалась изба, стоял мужчина с повозкой. Среднего роста, темные волосы, карие глаза, свежевыбритый, в сером костюме и в застиранной сорочке. Обувь его была вся стоптанная и в пыли, а шнурки похожи на распустившуюся веревку.

– Вы Мария?

– Да.

– А я Алексей…

Я протянула ему то, что положено было отдать по настоянию тетки, хорошо замотанный в носовой платок узелок.

– Не надо, потом.

Я взгромоздилась на телегу со своими пожитками, и мы поехали. Всю дорогу сопровождал скрип плохо смазанных колес и наше молчание.

Одна мысль все вертелась в голове, как же нам брак зарегистрировали, ведь шестнадцать мне исполнится осенью…

Мы приехали затемно в Гончары. За всю дорогу Алексей так и не проронил ни слова, да и я особо не была расположена к диалогу, одни мысли о родных. Как там мама, Колька, что с отцом? Увижу ли я их? Когда?

На крыльце стояли два ведра с водой. В углу от них коромысло и метла. Дверной проем был такой низкий, что при входе я немного опустила голову. Изба оказалась совсем крошечной, с огромной печью и одной комнатой, в сенях при входе стоял удушливый запах сырости, напоминающий гниющий картофель. Я пыталась в темноте нащупать выключатель на стене, как вдруг Алексей произнес:

– Электричества нет, это временно. В печи теплая вода, можешь умыться с дороги, там за печкой есть место, а завтра разберемся.

После чего он что-то снял со стены, прошел к столу, показал мне взглядом, что это, наверное, был ужин, и вышел на улицу.

Я огляделась вокруг, сквозь тусклый свет керосиновой лампы, вид был омрачающий. Горница имела три маленьких окна, потолок был низкий, с огромными, выпирающими бревнами, пол покрыт досками странного цвета, и половицы имели разный размер, с щелями. Одна кровать, с минимальным набором постельных принадлежностей, стол, три табурета, один сундук, две полки, на одной – книги, на другой – посуда. За печью оказалось совсем крохотное пространство с самодельной ширмой, на веревке свисала какая-то простыня, больше похожая на тряпку. Здесь же на бочке стояла чаша, рядом кусок, похожий на мыло, на вбитом в стену гвозде висело подобие полотенца, рядом с ним маленькое зеркальце, предположительно для бритья.

Я вышла на крыльцо за водой. Алексея нигде не было видно. Я обмылась как могла, стало легче, огляделась еще раз вокруг, есть совсем не хотелось, только стакан молока и выпила, да и еды не было особо, кусок хлеба лишь лежал.

Я прилегла на кровать, и сон не заставил себя долго ждать.

Утром проснулась от лучей солнца, пробивавшихся через окно, которые заставили меня зажмуриться. Лежала и смотрела уже на дневную картину своего местонахождения, вчерашняя серость покрывалась золотистым цветом с пылью. Мне казалось, грязь, которая меня окружает, просто утяжеляет мое собственное присутствие в ней. «Кто здесь жил, интересно, – подумала я тогда. – Какие же бывают люди, если свое жилище запускают до состояния как в хлеву? В родительских сараях скотина чувствовала себя куда более комфортно. Еще бы, каждую осень не только родительский дом, но и все подворье готовилось к зиме».

Дом родителей был из цельного бревна, высокий, с металлической крышей, двумя спальнями, одной большой светлой горницей. В наших сенях всегда пахло яблоками и сушеными дубовыми вениками, а осенью запах стоял бочковых помидоров, который доносился еще со двора. Мне нравилось расписывать наши ставни на окнах и крыльцо. Каждый раз мне хотелось изобразить что-то новое, но старый рисунок этого не позволял, и я могла лишь немного добавить своей фантазии. В избе, в которой я оказалась, не было даже намека на то, что было в моей прошлой жизни.

Я еще раз осмотрела свое скудное помещение с минимальным набором нужных вещей, вздохнула и поднялась. До ужаса хотелось в туалет, надо было осмотреться во дворе, чтобы его найти. Я вышла на улицу, солнце уже вовсю палило. Меня окликнул голос, и я обернулась.

– Уже встала. Хорошо. Мне пора, а ты осмотрись, располагайся, вечером буду, – произнес Алексей и удалился.

«Хорошенькое дельце, – подумала я, – а что же делать мне?» Я умылась и стала разбирать вещи. Разложив все на кровати, взяла фотокарточку своих близких, потекли слезы. Почему мы, за что? О каких событиях все время говорили взрослые? Я совсем одна в чужом месте, как мне не хватает маминых рук, поцелуя отца в макушку. Я скучала по его грубым крупным рукам, когда он поглаживал мои волосы и приговаривал: «Все будет хорошо, дочка, все будет хорошо».

От тоски совсем руки опускались. Не заметив, как время приблизилось к полудню, решила провести уборку. Взяла ведра с коромыслом и пошла вдоль дороги по направлению реки.

На улице было как-то тихо, только и слышно лай собачий да насекомых в траве. По дороге навстречу шла женщина с маленьким ребенком, лицо круглое и отчего-то красное, походка как у утки, приблизившись ко мне, уже более детально ее рассмотрела. Она была тучная, с крохотными круглыми глазками, словно горошины, с широким