Православие. Словарь неофита - Юрий Булычев

Просуществовав почти тысячу лет после крушения Западной Римской империи, Византия обеспечила необходимую политическую и культурную стабильность для богословской разработки и догматического оформления христианства. Римская же Церковь после падения Западной империи и пребывания на ее территории варваров оказалась в крайне неустойчивой политической обстановке, в состоянии общего культурного и хозяйственного упадка. Экономические вопросы, задачи организации городской жизни и деятельности монастырей занимали западных епископов и священников гораздо больше, чем богословско-догматические проблемы.

Указанные различия в характере церковной жизни и развитии церковного сознания на Западе и Востоке позволяют понять, почему в период формирования христианской догматики главные богословские дискуссии перемещаются на Восток, почему Вселенские соборы, определяющие основы христианского вероучения, проходят в Византии и что побуждает Запад в одностороннем порядке вводить новые догматы, которые уводят его от Традиции, санкционированной Вселенскими соборами.

Параллельно с расширением сферы влияния христианства в среде европейских народов западный епископат предпринимает целенаправленные усилия, дабы обеспечить себе первенство в христианском мире. Папы римские вначале стремятся освободиться от подчинения константинопольским императорам, затем противопоставить Византии возникшую на Западе Священную Римскую империю германской нации. Во второй половине IX века отношения между Римом и Константинополем резко обострились, что в значительной мере было вызвано деятельностью папы Николая I, заявившего о вселенской теократии Римской Церкви. В середине XI века папство снова вступило в острое противоборство с Константинополем, после того как папа Лев IX потребовал от византийского императора и Константинопольского патриарха возвращения земель Южной Италии, указанных в сфальсифицированном латинянами документе «Константинов дар».[3] Патриарх Михаил Керулларий отказался от любых уступок, а архиепископ Охридский Лев выдвинул письменное обвинение против латинян в нарушении установленных догматов и обрядов. Результатом обострения отношений между Восточной и Западной Церквями явилось возложение папскими легатами 16 июля 1054 года на алтарь собора св. Софии буллы об отлучении Михаила Керуллария и Льва Охридского от Церкви. Через несколько дней константинопольский синод отлучил от Церкви послов папы римского.[4]

В результате раскола единой Церкви на Римско-Католическую и Греко-Православную борьба между христианскими Западом и Востоком приобрела еще более острые формы. Главной целью Востока в этой борьбе являлась защита чистоты православия не как условной «восточной формы» христианской религии, а истинно традиционного и вселенского христианства. Главной же целью Запада было подчинение конкурирующей Церкви и распространение на христианский Восток власти римско-католической иерархии. Поэтому свою основную задачу папский Рим видел в навязывании Православным Церквям унии, подчиняющей их латинскому руководству, а когда с унией не получалось и борьба принимала военно-политический оборот, Рим не проводил особых различий между православными христианами, с одной стороны, и мусульманами и язычниками, с другой. «По отношению к грекам латиняне испытывали смесь зависти и презрения, идущего от более или менее подавляемого чувства неполноценности, – замечает Жак Ле Гофф. – Латиняне упрекали греков в том, что они манерны, трусливы, непостоянны. Но прежде всего они обвиняли их в богатстве. Это была рефлекторная реакция воинственного и бедного варвара на богатого цивилизованного человека».[5]

В силу этих и иных причин Четвертый крестовый поход, предпринятый в 1204 году латинянами против мусульман, обернулся штурмом православного Константинополя. Город был наполовину сожжен и основательно разграблен, не исключая алтарей христианских храмов. Завоеватели, выбрав из своей среды императора, основали латинскую империю. В 1261 году никейский царь Михаил Палеолог вернул Константинополь и заставил бежать латинского правителя.

В XIV веке Византия пережила новый духовный подъем, импульс которому дало мистическое движение исихастов. И все же жизнеспособность греко-византийской цивилизации ослабевала, ее территория необратимо уменьшалась. Над остатками Восточной империи нависла угроза турецкого завоевания. Чтобы побудить западный христианский мир к борьбе против мусульманского наступления, в 1439 году на соборе во Флоренции церковными и государственными руководителями Византии была заключена уния с папским Римом. Однако помощь со стороны Запада не была оказана, и менее чем через пятнадцать лет после заключения унии турецкие войска захватили Константинополь. Византия перестала существовать. Но на обширной Русской равнине уже поднялись церковные главы и крепостные башни новой православной державы.

Переходя к вопросу об отношениях Византии и Руси, нельзя не заметить между ними признаков геополитического родства. Русь в качестве универсального государства, связывающего Европу и Азию, исторически так же, как и Византия, явилась областью обширного, евроазийского культурного синтеза. Сближение с Восточной Римской империей началось с крещения Руси в 988 году и организации Церкви при помощи греческих священнослужителей. С тех пор греко-византийская духовность и образованность становятся основой развития русской православной культуры.

С точки зрения Византии, приняв христианство, Русь стала ее частью. Русские признавали главенство византийского императора над всем христианским миром, однако значительная отдаленность Великого княжества Киевского делала его зависимость от Константинополя весьма условной. Представителем Восточной империи в русских пределах являлся Киевский митрополит, назначаемый Царьградом. Из двадцати трех митрополитов, упоминаемых в наших летописях домонгольской эпохи, семнадцать были греками, два – русскими и четыре – неизвестного происхождения.[6] Принадлежность молодой русской цивилизации к широкой, по идее вселенской, православной общности с центром в Константинополе была важным фактором развития духовного универсализма в отечественном культурном самосознании. Византия явилась метрополией по отношению к Руси, установив там единую веру, что сыграло решающую роль в обеспечении национального единства страны, когда она потеряла политическую целостность и затем оказалась под татаро-монгольским игом.

Раскол Церквей и обострение противоборства между католическим Западом и православным Востоком непосредственно коснулись Руси. Папский Рим не мог вызывать у русских симпатий не только в силу отступления от догматических истин, утвержденных семью Вселенскими соборами. Военно-политические столкновения с латинскими крестоносцами, стремившимися на славянский Восток, а затем с католическими Литвой и Польшей, за которыми стояла папская курия, притязающая на верховенство в христианском мире, придавали этой борьбе не только религиозный смысл.

Флорентийская уния, осужденная великим князем Московским Василием II и Русской Церковью, подорвала в глазах русского общества авторитет православных греков как верных хранителей подлинного христианства. Потрясшее христианский Восток падение Константинополя под напором турок, превративших собор св. Софии в мечеть и пленивших Вселенского патриарха, представилось русскому сознанию знаком гнева Божия. Эта историческая катастрофа означала перемещение центра мирового православия в Москву, осознавшую себя Третьим Римом. Чрезвычайно важным моментом стало учреждение патриаршества на Руси. 23 января 1589 года в Успенском соборе Московского Кремля митрополит Иов был торжественно посвящен Вселенским патриархом в сан патриарха Русского. Обращаясь в московскому царю Федору Иоанновичу, Константинопольский первоиерарх сказал: «Воистину в тебе Дух Святой пребывает, и от Бога такая мысль внушена тебе; ветхий Рим пал от ересей, вторым Римом – Константинополем завладели… безбожные турки, твое же великое российское царство, третий Рим, всех превзошло благочестием; ты один во всей вселенной именуешься христианским царем».[7]

Касаясь того, как приживалось греко-православное наследие на русской почве, следует подчеркнуть, что русские показали себя не только прилежными учениками Византии, но и духовно одаренными, самобытными продолжателями великой Традиции. Высокая готовность русской души к восприятию христианского благовестия рождает особенное, сердечное, умиленное отношение к новой религии. Внимательный исследователь отечественной духовности Н. С. Арсеньев сделал очень точный вывод, сказав, что наш народ при всех своих недостатках исключительно верно постиг существо новозаветной истины – как снисхождение милосердного Бога к недостойному грешнику, кающемуся и пораженному Его милосердием.[8]